Она поэтесса

Рассказ

Двадцать лет назад, восторженная студентка первого курса журфака влюбилась в воплощение своей мечты.
Не могла себе поверить, когда он сделал ей предложение.
Не могла даже допустить мысли, что он признал в ней поэтический дар.
Он всегда снисходил до нее.
Идол.
Кумир.
Смысл ее жизни.
О его многочисленных изменах знала вся студенческая братия.
Все, кроме жены, для которой муж являлся источником ее вдохновения.
Не обращала она внимания на такие банальные и слишком уж красноречивые вещи, как следы помады на рубашке, запах чужих духов, пока... пока не застала его в постели со своей близкой подругой.
Единственным ее вопросом было:
- Отчего - она?
- Запретный плод сладок, - ухмыльнулся он.
- Не будь она моей подругой...
- Стал бы я обращать внимание на эту лахудру.
- Переспал с половиной универа. Тоже мне, праведник, - фыркнула подруга.
И потянувшись, как кошка, накинула на себя платье и направилась на выход.
Она молча любовалась ее непринужденной грацией.
У самой двери догнал ее вопрос:
- Настолько не уважать себя... Отдаться тому, кто спит со всеми.
- Замолчи, - ощерился муж.
Это было впервые, когда он повысил на нее голос.
- Думаешь, он у меня первый? Признай, подружка, все-таки я тебе утерла нос. Сама, наставила рога.
- За что, за что меня не любят? Зачем мне завидуют? - рыдала она после ухода подруги.
- Люди всегда завидуют тем, кто лучше их, - пожал плечами муж. - Не зажимайся. Живи на полную катушку. Как же ты... пишешь стихи, ничего не зная о жизни. - В голосе сквозила жалость.
- Не нужна мне твоя жалость, - вспыхнула она. - Сказал бы просто, что хочешь развестись - сама ушла бы.
- Э, нет, дорогая, не такой я дурак, чтоб лишиться курицы, несущей золотые яйца.
- Ты женился на мне, - она чуть не задохнулась. - Из-за денег моего отца?
- Не только. Ты меня устраиваешь. Во всех отношениях.
Она осталась.
Не хотела делать аборт. После долгой, бессонной ночи, убившей в ней наивную дурочку, центром вселенной которой был горячо любимый муж, она решила оставить крошечную искру жизни, зреющую в ней.
Ребенок. Единственная зацепка, за которую стоило цепляться. Единственное, что придавало смысл ее бессмысленному и бесполезному существованию.
Муж, узнав о беременности жены, засел дома. Писал песни.
На каждую его песню она писала стихи.
Красивые, чувственные - ее стихи были подобны песне. Прекрасной, переливчатой, сказочной.
Отчего-то она себя ощущала одиноким лебедем со сломанным крылом.
После рождения дочери он перестал ночевать дома.
Но возвращался - всегда.
Переломным моментом стало очередное его увлечение, превратившееся, постепенно, в некое затяжное заболевание. Кажется, это было впервые, когда его ткнули носом в его же, собственную грязь. Наглядно ему указывая на то, во что он постепенно превратился: стареющий ловелас, не нашедший уюта нигде - ни в своей семье, ни в объятиях многочисленных любовниц, ни во что не ставя то, что даровано ему жизнью.
 Семью.
Юная красавица, от любви к которой он сходил с ума, не обращала на него абсолютно никакого внимания. Уязвленная гордость и неудовлетворенная страсть сжигали его изнутри, отнимая не только уверенность в своих силах и своей неотразимости, но и в том, что он еще, до сих пор пользуется спросом среди женщин. Казалось, что весь мир смеется над ним и прежде всего - жена. Он и отрывался на ней. Она же, с присущей ей всепрощением и пониманием, старалась поддерживать мужа в трудное для него время. «Дура! - чуть не плевался ядом Кирилл. - Угораздило ж жениться на идиотке».
То ли для того, чтоб подтвердить свое реноме, то ли пытаясь как-то погасить огонь, сжигающий изнутри, он пустился во все тяжкие, меняя любовниц как перчаток и соблазняя студенток начальных курсов, доказывая, тем самым, себе же собственную неотразимость.
Прекратилось все в один миг.
Увидев свое обоже, целующуюся в укромном углу парка с его же студентом, он вдруг понял, что потерпел полный крах и надеяться больше не на что. «Фиаско. Полное фиаско, - билась в мозгу лихорадочная мысль. - Все... кончено».
Отчаяние, порожденное болью и разочарованием, рвало его на части, не давая возможности жить и лишая всего. Прежде всего - себя. Как всегда, инстиктивно искал он спасения в музыке, но казалось, и Музу свою разочаровал - вечными изменами, наплевательским отношением ко всем и вся. К самому сокровенному. К себе.
Перед ним однажды лег листок бумаги. Почерк жены. Стихи?! Он себя ощущал путником, приникшем к живительному источнику после бесконечных блужданий в мертвой пустыне. Признание в любви. Он. Его чувства. «Как она смогла понять, что за чувства обуревают, владеют мной». «Как хорошо... знает меня».
И он вдруг понял, что его отпускает. Вместе с признанием в любви, с признанием своего бессилия - чарующей, чудесной музыкой, рождающейся из его пальцев, уходила боль, раскрепощалась душа, очищалось сознание, стряхнув с себя оцепенение последних месяцев, избавляясь от всего наносного и оставляя лишь чистое Искусство, рождая гимн бесконечной, искренней, бескорыстной любви.
Впервые в ту ночь он спал сном младенца.
Он окружил жену заботой, лаской, нежностью. Сознавая в глубине души, что это лишь благодарность и признание, он даже себе умудрялся лгать, что наконец-то в нем пробудились чувства к жене.
Хватило его ровно на два месяца. Однажды он просто не вернулся домой, загуляв с очередной своей пассией. С тех пор он снова ударился во все тяжкие, стараясь, прежде всего, себе доказать, что, как прежде неотразим и сражает всех наповал.
Песня его, вышедшая в эфир в исполнении молодого, начинающего талантливого певца и спетая им так, что буквально брала в плен душу и сердце, сразу же стала популярной, сделав знаменитостью и исполнителя и автора.
И никого не волновало, что она, вырывая буквально, кровью свое сердце, написала признание в любви своей сопернице от имени своего же мужа.
В ее душе поселился беспросветный мрак. Провожая прихорашивавшегося перед зеркалом мужа на очередное свидание, она просто писала горькие стихи, передающие ее состояние именно в эти моменты, горько усмехаясь над собой и над своей судьбой.
Со временем она поняла, что муж ее никогда не любил и не полюбит - никогда.
Красота, молодость - все пропадало втуне и жизнь сходила на нет, постепенно теряя буйство летних красок и уступая место угрюмой осени.
До того дня, когда она вдруг встретила его.
Услышав возглас: «Надя!» она не обернулась. Мало ли, кого еще могут звать. Кому она нужна. Никому, кроме отца и дочери. Подруг она, после предательства Галины, старалась не заводить, несмотря на то, что многие набивались ей в друзья: кто для того, чтобы погреться в лучах ее славы, создавая тебе тем самым, образ интеллектуалки либо рассчитывая на выгодные знакомства и иные бонусы, а кто - ради того, чтобы быть ближе к ее мужу, добиваясь его внимания. Все эти потуги забавляли и отвращали ее от так называемых друзей, от которых за версту несло алчностью и завистью. Давно она перестала верить в то, что ее можно принять и полюбить ради нее самой. Любить ее лишь за то, что она есть. Да, были те, в ком она была уверена, почти как в себе - отец и дочь. Дочь давно ее уговаривала развестись с отцом. «Зачем тебе мам, этот паразит?» «Он твой отец». «Моим отцом не может быть предатель». Отец... Добрый, любящий. Беспощадный, жестокий делец, одно имя которого наводило ужас, становился беззащитным котенком рядом с обожаемой единственной дочерью, ради которой и жил на этом свете. Давно он закопал бы живьем своего зятя, но... Не хотел видеть слезы дочери.
- Уф! - раздалось рядом. - Еле догнал. Надь. Забыла свое имя?
- Аркадий? - удивилась она. - Кеша?!
Кеша. Аркаша. Аркадий. Сын партнера отца. Тот, кто когда-то, перед свадьбой, признался ей в любви, умоляя ее подождать, потерпеть, пока он подрастет. Мальчик, влюбившийся во взрослую девушку. «Я тоже... была ребенком. Восемнадцать лет. Всего лишь. Куда я так... торопилась. В свой, персональный ад?»
«Сколько ему было тогда? Тринадцать? Пять лет...»
С украдкой она разглядывала стройного, статного мужчину, на которого буквально пялились все встречные женщины. «Красив. Господи, как он красив! Кому же досталось это чудо?»
- Нет, я не женат, - смеясь, ответил он. - Тебя еще жду.
- Меня? - искренне удивилась она. - Кому нужна старая кошелка вроде меня?
Смеющиеся серые глаза вдруг затянуло грозовой тучей.
- Не смей. Слышишь, никогда  не смей унижать себя. Никто, абсолютно никто не достоин твоего мизинца. И я докажу это.
- Как? Заставишь меня заново родиться?
- Как все запущено. Разве можно. С ума сойти...
- Что?
- Похоронить себя... заживо. Ты выглядишь моложе меня, а одета... Прости. Жаль, что нельзя возродить дуэли. Я бы сам, своими руками убил твоего мужа.
В мозгу будто что-то щелкнуло.
- Нет, не он. Он ни причем. Я сама виновата во всем. В том, что махнула на себя рукой и превратилась в не пойми кого. Кеш... Поможешь мне, по старой дружбе?
- А то как же. Я твой добрый волшебник.
Не сразу, но постепенно она стала меняться. В глазах появился блеск, изменилась осанка.
Марина от души радовалась за мать и помогала ей найти свой стиль, манеру поведения.
Постепенно в ней пробуждалась жажда жизни. Себя она ощущала спящей красавицей, которую от долгого сна пробудило внимание прекрасного принца. Аркадий часто задерживался у них дома, приглашал ее с дочерью на свидание. С удивлением отвечал, что Марина очень на нее похожа. Почти уверенная в том, что он ухаживает за ее красавицей дочерью и втайне надеется на ее одобрение, Надя однажды пригласила Аркадия в кафе на чашку кофе. Казалось, что пришла пора расставить все точки над «й» и прервать эту затянувшуюся игру. И самоустраниться. Как всегда.
Грозовой шторм в глазах мужчины не на шутку напугал ее.
- Ты... Надь. Я ведь тебя люблю. Надеялся, несмотря ни на что. Но не хотел мешать твоему счастью. Учился зарубежом и работать остался там же. Основал свою фирму, открыл филиалы по всему миру. Я однолюб и никогда не заглядывался на других. Да, монахом не был. Никогда не пренебрегал потребностями организма, но... Два года назад совершенно случайно услышал разговор наших отцов. И понял, как сильно я заблуждался. Постепенно начал сворачивать дела зарубежом и часть капитала перевел на родину. Прежде чем принять окончательное решение, приехал сюда и следил за тобой, твоей семьей. Понял, как ты одинока. Проникся тобой. Твоим несчастьем. Осознав тем самым, что всю жизнь себя обманывал, обкрадывая и обделяя. Лишь с тобой я жив. Лишь рядом с тобой я могу дышать, существовать. Все остальное - тень и тлен. С тех пор - в течение последних двух лет у меня никого не было. Решил тебя дождаться.
 Я ни на чем не настаиваю. Если ты до сих пор любишь своего мужа - уеду. Прошу, ответь - сейчас. Не мучь меня больше.
- Я...
- Прости. Я могу остаться другом. Только не прогоняй, пожалуйста.
- Но отчего я? Любая побежит за тобой, стоит поманить пальцем. Я же...
- Т-с-с... Родная. Ты свет, солнце. Ты все на свете. Смысл моего существования. Но... В жалости я не нуждаюсь. Мне не нужна милостыня. Не любишь - скажи сразу. Жил столько лет, проживу дальше. Только... Позволь остаться рядом.
- Можешь меня... не торопить? Дай мне разобраться в себе, в своих чувствах.

Дочь к нему обращалась на ты, видя в нем скорее друга, чем ухажера матери. Она же выдала ему тщательно оберегаемую ее тайну.
- Ты видел мамины рисунки? Может, уговоришь ее открыть свою выставку?
- Марина! - возмутилась мать.
- Сколько можно хоронить себя. Каждый твой рисунок достоин того, чтобы его увековечили на века. Также, как стихи. Знаешь, Кеш, у ней ведь в основном так называемые тематические рисунки.
- Э-э-э... - впервые растерялся Аркадий.
- Имею в виду, - улыбнулась Марина. - К каждому своему стихотворению она рисует своеобразную иллюстрацию. Так называемую пару для своих творений.
- Пару?
- Марина!
- А что - Марина. Я вообще, мимо пробегала. Мамочка, я вся такая белая и пушистая. Мр-р-р...
Надя засмеялась. Против воли. Ну, как на нее сердиться.
- Могу я... взглянуть на твои рисунки?
- Что ж теперь поделаешь-то. Раз раскрыта тайна века...
- Веди, Сусанин.
Аркадий был поражен.
- Я не искусствовед, но... Ты не против, если я покажу их некоторым критикам? Копии, разумеется.
- Нет, - вздохнула Надя.
Итогом этой своеобразной авантюры стало открытие персональной выставки, совмещенной с поэтическим вечером.
На вечер были приглашены, кроме коллег, известные певцы, исполняющие песни на ее стихи.
Все организационные работы Аркадий полностью взял на себя, отметив, что от нее требуется быть лишь красивой, уверенной и неотразимой.
К тому времени она твердо решила развестись с мужем. С его стороны не было никаких возражений. «Пора прекратить игру. Слишком она затянулась. Семья - не для меня».
Он был уверен, что никто на нее не позарится.
Не видел молодого соперника, тесно общающегося с женой и дочерью. Даже если видел, был склонен принять его за ухажера дочери.
Развелись они накануне выставки.