Новогодний роман. Глава 7. Потоп

Он шёл домой, и улыбка не сходила с его лица. В кармане пальто звенели ключи в такт его шагам, и этот простой звук казался ему музыкой. Город, всего час назад раздражавший своим вечерним шумом и навязчивым светом витрин, теперь был полон тихой, доброжелательной тайны. Огни в окнах были не чужими, а словно подмигивающими ему, участнику общего заговора под названием «счастье».

Мысль о завтраке с сырниками вызывала новый прилив тепла. Раньше их свидания были тщательно спланированными событиями, каждое слово взвешено, каждое молчание напряжённо. Теперь же всё было иначе. Они перестали бояться неидеальности. Эти отношения и впрямь стали похожи на морскую гальку — не идеально гладкую, со сколами и шероховатостями, но прочную, удобно лежащую в ладони самой жизни.

Дома, заваривая чай, он поймал себя на том, что напевает незамысловатый мотив. И снова улыбнулся. Этому новому, обтёсанному доверию, казалось, уже ничто не могло помешать.

Но утром, едва он открыл глаза, телефон издал тревожный, не свойственный ему вибрирующий гудок. На экране горело сообщение от неё:
«Придётся перенести.Сырники подождут. У меня… небольшой потоп дома».

Он тут же набрал её номер.
—Что случилось?
В трубке послышался её голос,уставший, но спокойный.
—Соседи сверху. Их батарея, похоже, не выдержала испытаний на прочность. Как и наши когда-то. — Она сделала паузу, и он услышал на заднем плане отдалённый шум воды. — Теперь у меня в прихожей настоящий Венецианский карнавал, только вместо гондол — тазики.

Раньше такая новость вызвала бы у него панику. Панику за неё, за их планы, за хрупкость этого нового «завтра». Но сейчас он лишь спросил:
—Во сколько к тебе прийти с шваброй и сухим пайком?

Она рассмеялась, и этот смех прозвучал для него лучше любой музыки.
—Через час. И захвати… не знаю, хорошее настроение. Его тут точно не хватает.

Через час он уже стоял на пороге её квартиры, вооружившись не только шваброй, но и парой пакетов с провизией. Дверь открыла она — в растянутом старом свитере, с мокрыми прядями волос, прилипшими ко лбу. В прихожей и правда плескалась вода, отражая потолочный свет причудливыми бликами.

Они не стали торопиться. Работали молча, в слаженном ритме: он выжимал тряпку в ведро, она расставляла по углам полотенца, впитывавшие влагу, с тихим вздохом. Не было драмы, не было раздражения. Была лишь работа, которую нужно сделать вместе.

Когда основной потоп был укрощён, они сели на кухне пить чай с принесёнными им плюшками.
—Прости за сырники, — сказала она, смотря на него над краем кружки.
—Ничего, — ответил он. — Они никуда не денутся. А вот это… — он обвёл рукой квартиру, приведённую в относительный порядок, — это и есть то самое место для завтраков. Только сырники позже.

Она улыбнулась, и в её глазах он увидел то же понимание, что жило и в нём. Их отношения больше не были изящной вазой, которую можно разбить. Они стали чем-то вроде этого самого полотенца в прихожей — неказистым, практичным, способным впитать в себя любую неожиданность, любую протечку жизни. И остаться при этом тёплым и надёжным.

И в этом была не особая, а самая что ни на есть настоящая красота.