Стокгольмский синдром в центре Одессы Глава 12

12. Дубильные вещества



Романыч долго ходил по кухне, не находя себе место. Затем предложил выпить для куражу по рюмашке. «Самое верное в этой ситуации - мнить себя разведчиками!» по-отечески поделился он, сконфуженный моей перекошенной физиономией. «Это окрыляет, давая силы к мобилизации воли!» настаивал стармех. Он ловко наполнил стопки, продолжив самозабвенно вживаться в обозначенный образ. В знак согласия я невнятно кивнул, подумав про себя: «Дело за малым, не провалить бы всю операцию вкупе с неведомыми мне явками». Сверив часы, Романыч загасил окурок, рекомендовав по-семейному «присесть на дорожку». Через минуту, взбодренные выпитым и соблюдя приметы, мы выдвинулись на дело.

                *   *   *

Затеянному мероприятию весьма способствовал опустившийся на побережье плотный туман. В такую погоду даже добропорядочному гражданину позарез хочется открутить хоть что-то от проезжающего мимо тепловоза. Одним словом, отчебучить что-нибудь этакое.


Путь наш пролегал вдоль невзрачных припортовых сооружений, наводя тоску с унынием. Ориентиром  поблескивал залитый огнями павильон эскалатора. Разбрызгивая талые лужи, нас обгоняли завывающие троллейбусы и изрядно коптящие «Икарусы». С моря протяжно гудел маяк. Готическое кирпичное здание сменилось серым казенным забором с недвусмысленно намекающей колючей проволокой поверху. Атмосфера шпионского детектива нагнеталась сама собой. Времени до встречи было предостаточно, но мы шли быстро, озираясь и отрывисто дыша. Так ходят на рискованные задания или дерзкие преступления.

И хоть мы всячески отгоняли криминальную подоплеку, она упорно всплывала, заставляя учащаться пульс.
- Если что, сумку нашли на причале у выдвижного трапа. Несем в милицию, - напутствовал Романыч, сам не веривший в столь хлипкую легенду. Я молча соглашался, живо представляя, как, клеймя позором, меня исключают из комсомола.
- Что хоть в ней? Понимать бы, по какой статье гореть будем? – оглядываясь в туманную пустоту, втягивал я голову в поднятый воротник.
- Лучше не знать, - пытаясь не отстать, семенил рядом Романыч.

Оказавшись на площади морского вокзала, мы машинально сбавили ход. Огляделись. Усиливая наше волнение, здесь ярко горели фонари, слепило огнями щедро остекленное здание.
- Включаем режим прогулки, - распорядился стармех, переходя с быстрого шага на «развалочку». Я не возражал и, остудив пыл газировкой у ближайших автоматов, мы неспешно побрели вдоль причалов. По всем нехитрым расчетам, даже при таком шаге в заданную точку выходили с опережением. Пришлось делать остановки.
- Здесь шикарный ресторан, -  желая понизить градус напряженности, уставился на яркие неоновые огни Романыч, - «вылетая» с флота, знатно покуралесил в нем. Последний раз даже слишком. Думаю, до сих пор поминают. А так бы наведались.
- Бывал я здесь, - буркнул я, памятуя Вовкин загул.
- Ну и как?
- Ничего. Пара зимней обуви ухнула, а в остальном терпимо, - натянуто улыбнулся я, - девчонкам понравилось.
- Это главное! – заключил Романыч. И мы посеменили дальше.


На стоянке и вдоль причалов, насколько позволял разглядеть туман, было пусто. Минут за десять до означенного времени мы уже были на противоположной стороне от условленного места.
- Понаблюдаем отсюда. Переведем дух, - поправил за пазухой моток веревки Романыч. Мне переводить дух не требовалось. У меня он закончился еще у автоматов с газировкой. Держаться приходилось на дубильных веществах, добросовестно выделенных принятым коньяком.

Мы в сто пятый раз за вечер огляделись. Кругом было тихо и безлюдно. Хотя случайные прохожие нас не пугали. Дело в том, что одесситы с трепетом относятся к любого рода шахер-махеру. Всегда встанут на сторону предприимчивой персоны: помогут перемахнуть через забор, перекинуть что-либо за ворота, вынести в подкладке сквозь проходную. Бояться следовало людей в форме, будь то охрана порта или милицейский патруль. Именно от них в нашу сторону исходил холодный ужас с мелким мандражем. Казалось, что каждый второй встречный облачен в фуражку и подозрительно косится на нас. Странно, что, не совершив еще ничего незаконного, мы уже были готовы сдаться властям. Окажись в углу воротника зашитая ампула с ядом, я бы уже нервно посасывал его за край.

- Свист слышал? - засуетился вдруг Романыч.
- Нет, но там кто-то есть, - перегнувшись через парапет, уставился я в темноту. Мы просвистели невнятную «Сулико». Нам ответили тремя короткими.
- Вот дурила, все перепутал. Кидай веревку! – выхватив из-за пазухи маток, скомандовал сконфуженный стармех, - Грузино туристо? Цигель-цигель ай-лю-лю? «Михаил Светлов»?- прохрипел он вдогонку.
- Кончай балагурить! Еще спугнешь! Видишь, он и без того заблудился, - пресек я его вольности, кинув вниз раскручивающийся налету маток. Гайка со звоном брякнула о бетонный причал, и канат натянулся. После недолгого сопения снизу скомандовали: «Тяяяни». Поклажа оказалась увесистой, но в четыре руки мы быстро вытравили ее наверх. Раздутая с боков брезентовая сумка тяжело плюхнулась у наших ног. Романыч ловко смотал веревку, сунув ее под пальто. Я перекинул баул через плечо, и мы огляделись.
- А еще говорят, грузины: раздолбаи! Этот хозяйственный, гайку спер и не поперхнулся. Ладно, дело сделано, - облегченно выдохнул стармех, - Ноги в руки и рысью в «утробу».
- Не следует торопиться, -  возразил я, одергивая подол куртки, - это же морвокзал, здесь быстро не ходят.
Романыч с почтением глянул на меня.
- Самое верное - неспешно прогуляться вдоль причалов. И как ни в чем не бывало, проследовать домой, - продолжил я, тряхнув водруженной на плечо сумкой.
- Согласен. Я как то не сообразил, - уважительно одобрил мой посыл, потянувшийся за папиросой Романыч.


Мы тронулись вдоль парапета, как обычно прогуляются одесситы. Промозглый туман опускался ниже. Площадь перед вокзалом была пуста. Гулять в такую погоду отчаивались лишь одержимые. Вдалеке крутилась влюбленная парочка. Двое мужичков, пряча за пазухой бутылку, суетились под навесом на скамейке. Один говорил: «С тобой из горла не выгодно. Ты отопьешь, так отопьешь!» Другой, шурша фольгой плавленого сырка, сходу парировал: «Я не виноват, что вырос в многодетной семье».

От 23 причала послышался набивший оскомину и плотно привязавшийся к нам грузинской мотив. Свистун не фальшивил. В напеве угадывался кавказский акцент, подтверждавший принадлежность исполнителя к певучей национальности. Романыч недоуменно глянул на меня: «Галлюцинация?» - шмыгнув носом, уточнил он. «Коллективная», - подтвердил я. Припав к парапету, мы уставились в чернеющую пустоту.
- Чего вытаращились? Вэревку кыдай! – пугающим баритоном вылетело оттуда.
- Во мудаки! Кто так договаривается? Свистел бы он здесь до утра, если бы не твоя находчивость, - шепотом поделился Романыч, пытаясь распутать веревку.

Вытравленная наверх очередная поклажа как две капли воды походила на предыдущую. Романыч загадочно хмыкнул и, сунув мне окончательно запутавшийся моток, закинул баул на плечо. Второй раз за вечер, облегченно выдохнув, мы молча двинулись к дому. Висевшие на плечах сумки распирало, словно мячи, и нас можно было принять за отставших от команды волейболистов.