Лёлька, я умер!

   Дурак попал на работу в милицию по протекции дядюшки-генерала. После училища Ваню, болтуна-пустомелю, направили участковым инспектором. Время от времени дядюшка снимал трубку телефона и ласково рокотал: «Ну как там мой племянничек, всё нормально?» Ему отзывался услужливый Ванин начальник: «Так точно, товарищ генерал!» «А по службе как, в звании продвигается?» И Ванин начальник, чертыхаясь, а то и матерясь про себя, отвечал: «Готовим документы на очередное звание!» В трубке рокотал довольный голос: «Ну молодцом, молодцом! И мы о вас при случае не забудем!» Начальник, ободрённый обещанием, садился готовить документы. Так Ваня-балабол дослужился до звания капитана. Потом, воспользовавшись тем, что участковый сильно заболел и долго лежал в больнице, его со службы аккуратно вытолкнули. Но дров он наломать успел. И Ганька был одним из поленьев. Только щепки полетели!

   У хронического алкоголика и недалекой матерщинницы, живущих на окраине Архангельска, родился сын. Ни в мать ни в отца! Художественно одарённый. Такие из ничего картинку сделают, где бы ни работали. Ганька после окончания средней школы выучился на столяра-краснодеревщика, в армии служил в Германии шифровальщиком. Вернувшись, женился на хорошенькой землячке. Воспитывал дочь, занимался лёгкой атлетикой, работал на стройке и учился на вечернем отделении в техникуме. И всё легко, играючи! В тридцать лет уже был прорабом, хотя эта должность считается инженерной.

   И тут два ровесника, Ганя и Ваня, встретились. Оба высокие, оба красивые, один умный, другой – дурак. Участкового вызвала Ганина тёща, когда тот из ревности поссорился с женой. Услышав громкий разговор в комнате дочери, вредная баба тут же позвонила в милицию. Ваня постучался в их дверь. Тёща заверещала: «Он её материл, он её, может, бить собрался!» Участковый с важным видом сел писать протокол: «Так, гражданочки, излагайте свои жалобы!» В результате Ганька, оглушённый визгливым голосом тёщи, тупой болтовнёй участкового, слезами жены, не выдержал и, крикнув: «Довели!», ударил жену ладонью по щеке. Наряд милиции увёз его из дома.

   Ваня постарался так описать этого «монстра», что его увезли сначала в СИЗО, а потом в колонию общего режима. На суде Ганька просил не лишать свободы, обещал просто уйти жить от тёщи и обходить её десятой дорогой, просил учесть, что ни в чём никогда не обвинялся. Напомнил об отличной характеристике с работы. Всё было напрасным. Ваниному протоколу судьи верили, Ганькиным словам – нет. Так был получен первый срок.

   После, когда вышел – увидел, что кругом полно безработных. Люди с крепкими рабочими, много умеющими руками маялись и спивались. Стояли заводы, едва дышали комбинаты. В стране была разруха без войны. Никто не подумал взять уголовника на работу. И жильё почти не строилось. Стал от отчаяния пить. Пьяным влез в чужую квартиру, увидев на первом этаже открытую форточку, и схлопотал второй срок. Рецидивист, однако! После отсидки побыл на свободе месяц, опять пьяным влез в открытую форточку – и снова поехал по этапу в барак…
 
   Услышав оклик: «Лёлька!», молодая женщина остановилась. Так называли её в детстве родители, бабушки, дедушки, ребята во дворе. И так это нравилось! Остановила бывшая соседка Галя. Лет пятнадцать не виделись! Начали разговор... Они со знакомой стояли на автобусной остановке, уже заканчивая беседу. И тут подошёл высокий, жутко тощий с остатками былой красоты на лице мужчина, поздоровался: «Галя, привет! Узнаёшь одноклассника? Ну же…» Та, сомневаясь, спросила: «Ганька, ты, что ли? Труп ходячий. Что с тобой?» Он сказал: «Три срока. Только освободился». Потом посмотрел на Лёльку... и влюбился!

   С налёта попытался завязать знакомство и назвал свою профессию. Она удивилась: «Я что, с дуба упала?» Он говорил умно и очень быстро. Холерик бы понял его сразу, сангвиник – с трудом, остальные вообще бы не поняли. А Лёлька – сангвиник. Она спросила: «Интересно, а как тебя понимали, когда не уголовником был, а прорабом?» Ответил: «Я тогда весь был другим».

   Он уже вошёл во вкус. Работал краснодеревщиком и пил, воровал, грабил. Опускался. Предложил Лёльке хотя бы дружбу – отмахнулась, как от шелудивого пса. Как-то снова увидел её на остановке (может, караулил, чтобы поговорить), сказал: «Скоро опять увезут. До суда дома держат. Года на четыре поеду». «А что сделал-то?» – почти без интереса спросила она. «Из десяти грабежей в четырёх признался из-за улик, да по просьбе следователя пару чужих дел на себя взял. Он обещал за эту услугу написать так, чтобы на год меньше дали». «Обманет!» «Не, этот парень хороший! Он ко мне и раньше нормально относился». «А как попался?» – злилась на себя, но спросила.

   Он рассказал: «Отработал я месяц у частника. Столы делал с фигурными ножками да инкрустацией из более светлой древесины на столешницах. Хозяин заплатил так много! Получка в кармане, купил и сложил в холодильник мясо, рыбу, затарил шкафы макаронами, тушёнкой, матери денег дал – и ещё полно! Ну купил бутылку, выпил. Взял вторую на вечер. Сижу на лавочке сытый, пьяный, при деньгах. И выходной завтра. Хорошо!

   И тут подходят двое знакомых. Один говорит: «Ганька, помоги! Вышиби ногой дверь в квартиру, а мы тебе за это телевизор японский отдадим. Там у хозяев доллары должны быть, поискать хотим». А неохота и с лавочки вставать. Зачем? Ведь цветной телевизор дома есть. Они: «Продашь – деньги будут». Из кармана пачку достал, смеюсь: «Не ворованные, а заработанные!» Один: «Ганька! Ну по дружбе, пожалуйста! Пни пару раз, а мы в квартиру зайдём». Раз по дружбе, пошёл. Пнул дверь, вышел на крыльцо, курю. Они даже на стрёме не просили стоять! Смотрю: один телевизор вытащил, на лавку у подъезда поставил. Говорит: «Не нужен – куда хошь девай. А я слово держу!» Тут мужик подошёл к подъезду, я сразу: «Телевизор купите! Японский». Спрашивает: «За сколько?» А мне всё равно, говорю: «За сто рублей». Так, лишь бы не бесплатно. Он: «Сейчас деньги вынесу». Минут десять не выходил, я уж уйти хотел – пусть телевизор стоит. А тут мужик выходит, деньги мне даёт. И менты подъехали. Он и вызвал. Сразу в отдел. А там: «Ганя, друг… старый знакомый! Опять к нам!». Такой следователь душевный, прямо как брат родной".

   Лёлька сквозь смех проговорила: «Вот таким бы инспектор был, что тебя отправил на первый срок!» Ганька невесело рассмеялся: «Он бы мою тещу увёз. И срок бы дал за клевету на хорошего человека! А если серьёзно, он бы тещу выпроводил из комнаты, нас с женой помирил и уехал в отдел. Да мы и сами помирились, если бы меня не увезли в СИЗО». Лёлька, поняв, что больше с ним говорить не о чем, что попрощаться приходил, так как суд скоро, сказала: «Ну ладно, я пошла. И вообще, думаю, что после тридцати лет ты не только ум, но и совесть пропил». Ганька, грустно глядя синими глазами в длинных стрельчатых ресницах, покивал. Но увиделись они через день.

   На следующий вечер после встречи она, идя домой с работы, услышала его горестный крик: «Лёлька! Я умер». Снова повторил, но на этот раз очень нежно выговорил имя: «Лё-олька, я умер!» Вздрогнула и остановилась. Потом подумала: «Вот навязался знакомый на мою голову!» Сутки ходила, вспоминая этот крик, который до неё донесся через километры и без телефона. На работе быстро нашла по базе данных телефон бывшей соседки. Галя дала адрес Ганьки. Не выдержала и поехала проверить.

   Зайдя к его матери, спросила: «Где Ганька?» Старуха, матерясь, как пьяный возле пивнушки, проворчала: «Его убивали вчера. Живучий! Прятаться поехал». В это время он зашёл в комнату, весь в кровище и с опухшим от побоев лицом. Рванулся вперёд с криком: «Лёлечка моя любимая! Ты ко мне приехала!» Она рявкнула как медведица: «Стоять! В крови меня хочешь вымазать?» Он посмотрел на свои руки, нашёл чистый мизинец и нежно погладил тыльную сторону Лёлькиной ладони. Улыбался распухшими губами. Мать его стояла возле них и материлась без умолку, похожая на звенящий будильник с усилением звука.

   Гостья строго спросила: «Ты почему соврал? Я умер, я умер! А сам живой». Смущённо ответил: «Я перед тем, как сознание потерять, тебя вспомнил. Били долго. А перед этим с топором погнались. Ногами окно выбил и сальто в воздухе сделал, на ноги со второго этажа приземлился. На улице догнали и пинали, пока люди не стали скапливаться. Вот и живой остался». Она в сердцах сказала: «Когда же это кончится?» Он, улыбнувшись, отозвался: «Ну и чутьё у тебя, рыжая ведьма!» Мать заголосила: «А! О! Твою мать! Впервой нормальная баба через порог вошла за сколь годов, а он обзывает!» Молодая женщина удивлённо взглянула на неё, подумала: «Разве он обзывает? Ну ведьма и ведьма. Такой уродилась». Ушла.

   Потом, лет через пять, встретив свою знакомую, Галю, среди прочих новостей узнала и про Ганьку. Он отсидел четыре года и вышел с туберкулёзом. Пытался лечиться. Пил. Когда Галя видела его в последний раз, то не узнала. Сам, не подходя близко, поздоровавшись, назвался. Вроде ещё живой. А может, и нет. Но он тогда был живой. Потом, перед смертью, приснился Лёльке. Попрощался. Она с облегчением подумала: «Ну вот и всё».

   Прошло время. Лёльке захотелось замуж. Все ровесницы нажились с мужьями, а у неё всё ничего серьёзного. А ей нужен мужчина, квартире – хозяин. Ночью даже, засыпая, об этом мечтала. Ганька приснился. Зашел в её комнату, огляделся. Подумал, мысленно поискал что-то. Принёс из кухни веник и вымел из-под плинтуса прекрасное золотое колечко. Обручальное! Стоит женщина, смотрит и поднять боится. Всё-таки даже во сне не забывает, что это дух Ганькин, и после смерти своего тела о ней заботится. Глянула ему в лицо – ободряюще улыбнулся и пропал. И она поняла, что это обозначает: «Будешь ты замужем! Я тебе этого желаю. Лёлька, я умер! А ты выйдешь замуж за хорошего мужчину. Всё будет прекрасно!»

   Утром села на кровати и подумала: «Кто бы посчитал, сколько таких Ганек на Руси? Сколько дураков-начальников, сколько по блату пролезает туда, где им не место? Сколько, сколько… Немеряно!» Собралась, пошла на работу. И колечко обручальное из сна, и солнышко сквозь ветви деревьев поблёскивали. Она внимательным взглядом окидывала мужчин. Будет, будет муж! Который из них? Внешность-то у неё привлекательная: костюм на стройной фигуре как на модели, веснушек мало совсем, глаза большие зелёные, кудри непослушные рыжие. Должность только вот всегда мужчин отпугивала: прокурор. А Ганька знал?

2003 г.