Витькина девятка

                «Всё проходит. И это пройдёт»
Надпись на легендарном
кольце царя Соломона.

   Слёзы, катившиеся по Витькиному лицу, смешивались с капельками пота. Было жарко. На плавильном участке всегда жарко, и зимой, и летом. Но, Витьке сейчас было жарко вдвойне: пламя, полыхавшее в его груди, в его душе - уже умирало, но оставшиеся от него угли, подогревали не хуже старенькой плавильной печи, раскочегарив которую, Виктор Токарев сжигал свои мечты. Это не накопленная Витькой почти за год усилий лигатура*, и даже не пригрезившаяся ключом к успеху по жизни вишнёвая «девятка», в которую накопленное добро должно было обернуться, сгорали сейчас в языках пламени. Сгорал целый мир, что успел Токарев построить в живом своём воображении.
   Витка, Витька… Дожить до Возраста Христа, и всё Витька, да Витька. Невысокого роста, поджарый, сообразительный и шустрый Виктор Токарев, называемый за глаза Заяц, носился смена за сменой, год за годом по литейному цеху, везде и всюду успевая, затыкая возникающие «дыры» и разруливая проблемы. Мастер, старший мастер, и с 95-го вот уже полтора года в должности начальника плавильного участка. Вроде и в начальники выбился, типа «карьеру сделал», а вот «Виктора Николаевича» никак выслужить не мог. Хотя… какая тут теперь карьера. Их литейка уходила под снос в уже обозримом будущем. Что именно ожидало освободившийся кусок земли, на котором этот цех стоял – было пока неизвестно. Но, уже бродили слухи, что руководство завода подумывало забабахать здесь склады под аренду, или новомодный офисный центр.
   Народ начинали потихоньку выводить по другим структурам завода, но пока этот некогда уникальный по своим возможностям цех всё ещё работал на пределе мощности, добивая изношенное оборудование. Пыхтел, лязгал и грохотал, выдавая отливки из всевозможных цветных сплавов. Заготовки деталей для опытных и наладочных партий, ремонтное литьё для заводских служб, сторонние заказы, коих было очень даже немало, ну и некоторое количество «левака», куда же без него.
    Хотя, случаи здешнего «теневого бизнеса» были детскими шалостями в сравнении с тем, что творилось в литейке новой, недавно запущенной в работу. Тамошнее безобразие своим размахом соответствовало размерам и запланированной мощности амбициозного проекта, рождённого в министерском приступе гигантомании, и воплощенного в бетон и сталь на закате Советского Союза. Прекратить хищения произведенных в соответствии с заводской программой деталей, и параллельное их производство в ночные смены - не могли, невзирая на все усилия предпринимаемые начальством и цеха, и всего завода. Заготовки деталей исправно уходили за заводской забор, где уже были налажены их гаражная обработка, окраска и сбыт по всей стране. И никого уже не удивляла найденная при очередном шмоне в «ничьём» шкафу для инструментов месячная программа какой-нибудь «крышки», «кронштейна», или «личинки замка».
  Апофеозом и апофигеем стала новенькая пресс-форма, найденная милицейским патрулём, притормозившим посмотреть, что это за возня происходит в кустах неподалёку от проходной завода штампов и пресс-форм, где такое делали. Пресс-форма была без номеров и маркировки, по которой можно было отследить её историю, начиная с заказа, и стоила половину подержанного «жигуля». По итогу, находку пустили в дело, уладив тонкости с законом, но всем уже было понятно, что она не одинока.
   От безысходности все детали, и свои, и трофейные чужие, пробовали прятать на антресолях, блокируя на ночь работу кран-балок. Злодеи ответным ходом запускали туда Человека-Обезьяну. Ловкий и бесстрашный воришка лез наверх с пожарным ведром на поясе и смотанным в бухту пожарным рукавом через плечо. Длинный рукав сбрасывался в открытую створку окна на улицу, а в закрепленную наверху соединительную муфту рукава подобно воронке вставлялось коническое ведро со срезанной вершиной. И мелочёвка потоком устремлялась вниз, в уже подставленный мешок, с которым следующий участник аттракциона, обладавший недюжинной силой и ловкостью, в условный час добегал до покрытого сверху «колючкой» бетонного забора, приставлял к нему приготовленную доску, поднимался по ней и бросал мешок на волю , где ожидали коллеги по бизнесу на старенькой машине, которую было не жалко колотить по ухабам, а в случае чего и просто бросить. Детали покрупнее вывозились по поддельным документам на заводских-же машинах. Это было уже более дорогое удовольствие, и делалось не так часто. Хотя, достаточно регулярно. Доморощенная мафия крутилась в этих делах не без потерь, но достаточно успешно. Впрочем, крутёж-вертёж шёл по всему заводу и на всех уровнях.
   Умирающий Витькин цех без сомнения ждал финальный аккорд большого дерибана, но пока на фоне творившихся неподалёку дел он выглядел бледновато. Изделия его за забором широкого спроса не имели. Тем не менее, Серёга Куракин по прозвищу Курц, хоть и обзавелся охотничьими угодьями на новой площадке, но и старую, заслуженную, не забывал. Пацаны его регулярно работу третьей смене подкидывали, а начальство потом недоумевало, натыкаясь на мастер-модели, по которым отливали нечто, к цеховой программе отношения не имеющее.
   Всё это бойкое пиратство до поры до времени проходило мимо Виктора Токарева. Не находил он там себе места. Разве, что эпизодически задерживался во вторую смену, чтобы по скромному прайсу лично проследить за плавкой заковыристого сплава для очередной Куракинской затеи. Впрочем, и зарплаты его хватало на жизнь, что по нынешним временам уже было ценно. Живительным пинком для Витьки стало зрелище соседа, полагаемого интеллигентской шляпой, и паркующего у подъезда новенькую, с «длинным» крылом, «девятку». Зрелище оказалось столь невыносимым, что Витька понял – без «девятки» ему теперь никак. Только вот в его зарплате и сбережениях «девятка» не просматривалась. Тоже никак. Даже с учетом продажи верной «копейки», на которой в основном ездили летом в деревню.
    В раздумьях своих Витька как-то забрёл в угол, где в тот день грузили в контейнер всякую всячину, проданную заводом кому-то в другой город. Было там много всего интересного и вкусного, и когда уже двери контейнера были закрыты и запломбированы, а участники процесса отряхнули руки и удалились на заслуженный перекур, Витька увидел, что за сгрудившейся пустой тарой осталась коробка с крепким маленьким мешкам, набитыми дорогими легирующими добавками. Контейнер был уже готов к отгрузке, а она стояла себе в сторонке. Одинокая и позабытая. Витька подцепил добро на клыки погрузчика и затолкал в укромное место.
   Здесь же, глядя на трофей и прикидывая его стоимость, Токарев хлопнул себя по лбу со словами известного Гоголевского героя, решившего поднять тысяч двести капиталу на мёртвых душах: «Эх я Аким-простота, ищу рукавиц, а обе за поясом».
   Содержание всех элементов в сплаве допускается в пределах «от» и «до». В цеховых технологических картах процент добавок к основному сплаву закладывали по максимуму. Плюсом - процент потерь на выгорание при плавке. Тоже хороший. Перестраховывались: вылетать по химсоставу ниже допустимого уровня по какому-либо элементу не хотелось никому. Вдобавок, начальник цеха Степан Васильевич Бушуев происходил из технологов, и с тех ещё времён осталась у него непримиримая вражда с бывшим своим начальником Василием Захаровичем Елагиным. Оба были людьми с причудами предпенсионного возраста. Елагин боялся мало заложить и быть покаранным, Бушуев боялся лишнего сжечь и остаться на бобах. Их стараниями лигатура была всегда по плюсам. А, если к делу подойти творчески, удерживая добавки на минимальном уровне… золотое дно, для людей понимающих. Волей случая, среди руководства цеха в данный момент таковых не оказалось. Присутствующие в цеху ушлые пацаны Серёги Куракина тоже предпочитали мутить на более понятных темах, интересуясь только конечным продуктом, и в тонкостях высокой металлургии не волокли. И Токарев решил, что начальник плавильного участка просто обязан заполнить пустующую нишу. И дело пошло. Он умело делал сплавы на минимуме допустимого по дорогим добавкам, а образующиеся излишки ныкал в заначку, рассчитывая вывезти накопленное до очередной инвентаризации, когда всё это могло вскрыться, и посыпались бы неприятные вопросы.
   Кому это добро толкнуть Токарев уже знал. Оставалась проблема с вывозом, но Витька и тут полунамёками достиг предварительного согласия с одним из диспетчеров, которого неплохо знал. Причём планировали вывезти за один раз и мимо ребят Курца. Витьке совершенно не хотелось делиться с Куракиным, даже при понимании того, что тот мог не простить, узнав, как мимо его рта пронесли такой хороший кусок.
    С подходом «всё и сразу» Витька где-то был прав: рискнуть один раз по-крупному вместо того, чтобы раз за разом рисковать с мелочью под мышкой. Логика была. Как подметит чуть позже с экранов телевизоров Витькин тёзка Виктор Павлович Говоров, известный более, как Антибиотик - красть составы гораздо безопаснее, чем велосипеды. Сущая правда. Бедолага, стыривший намедни два сверла, выпавшие у него из дырявого кармана на проходной прямо в ноги вахтёру – был заклеймён позором и уволен с завода. Человек, ловко «испаривший» с охраняемой заводской территории пару штабелей алюминиевого проката в листах размером метр двадцать на три из «неприкосновенного запаса» на случай ядерной войны, советских ещё времён – по прошествии времени избрался в городскую Думу. Факты – упрямая вещь. И утешением тут может быть разве то, что подобное происходит не только сейчас и в России, а вообще по всей планете и во все времена.
   Дело у Витьки шло размеренно и спокойно. Неторопливыми шагами Токарев двигался в направлении вожделенной новенькой «девятки». Его крепкая ещё «копейка» нашла бы своего хозяина быстро, потому дёргаться с продажей Витька не торопился, сосредоточившись на своём проекте. А, потом в его жизнь ворвалась Она… Рита Самсонова…
   Все знали, что времени, отпущенного цеху, оставалось не так уж и много, и потому удивительным было появление в его штате новой сотрудницы. Да ещё в роли помощника секретаря, Анны Алексеевны, которая работой и так перегружена не была. В некоторых подразделениях завода такая должность считалось блатной для молоденьких девчонок, которых нужно было пристроить хоть к какому-то делу, пока они учились на «заочке». Но, не в этот цех. Блатных на этот старый, обречённый на скорую и бесславную разделку крейсер с покосившимися трубами за руку не приводили. Не иначе, как сама Судьба решила вопрос с трудоустройством Самсоновой.
   И с первой встречи зацепился Витькин взгляд за высокую стройную девушку. Было, за что зацепиться. Сложена была Рита и лицом, и телом по канонам Голливуда. Ещё того Голливуда. Тех времён, когда над чернокожими людьми с лишним весом можно было шутить, а обнимающиеся мужики и целующиеся бабы не сложились ещё в устрашающую размерами и возможностями мишпуху, при виде которой Альфонсе Габриэль Капоне на Том Свете толкает локтем Чарльза Лучано: «Мадонна миа, Лаки! И это мы с тобой организованная преступность! Я подаю апелляцию!»
    И полыхнул вдруг внезапный пожар в груди Токарева. Отчего? Да кто ж его знает. Может уголька набросала Витькина благоверная Ирина-свет-Сергеевна, которая к этому моменту из милой, кудрявой и весёлой пухляшки превратилась в бабёнку, со всё большим трудом заталкивающую в джинсы свою задницу, и, главное, бухтящую уже без повода в режиме 24/7. И это при том, что в стоящее за окнами их хорошей квартиры шальное время, Витька исправно заносил домой деньги, почти не делая заначек, и аккуратно выпивая лишь по праздникам в компании друзей. Серые однообразные будни и творившиеся в стране беспросвет с беспределом бензинчику добавили. Оставалось спичку бросить.
   Риточкина внешность это и сделала. Потерялся Витя. Снесло Вите башню, будто танку, неосмотрительно выкатившемуся под выстрел в упор из стоящего в засаде на прямой наводке крупнокалиберного орудия. Мир затмило смазливое Риткино личико. И не волновало Витьку, что внешностью всё и заканчивалось. Не было в Самсоновой обаяния, как у маленькой, напоминающей весело чирикающего растрёпанного воробья, контролёра ОТК Светки Шустовой. Или степенной красоты её начальницы Татьяны Викторовны. Не веяло от проходящей рядом Марго волной девчачьего тепла и тонких дорогих духов, как от её ровесницы, миловидной Оли Никоновой. Да и острым умом, подобно Верочке Спицыной, Рита тоже не блистала. Красивая девчонка с непонятно чем на душе, не более того.
   Он даже не знал – насколько сам Рите интересен, и нужен ли ей вообще. А, если и нужен, то зачем? И не волновали его ни грядущий развод, ни брошенный сын, ни разница в возрасте с Ритой. Ничего Токарев видеть и знать не хотел. Хотел он с Риткой не просто спать, а просыпаться день за днём, и все дела. «Да будь она хоть болонкой самого Короля! Она будет моей!»
   Вдобавок, Рита как-то обмолвилась, что права у неё есть, а машины нет. Вот и сложился пасьянс у Вити. Вот для чего «девятка»-то ему нужна. И непременно – «вишнёвая». Чтоб, как в песне. Бросит он Ритуле ключи на стол, довеском к своему сердцу. И торопиться не надо. Время есть. Одинока у нас пока Риточка. И заходил Витька в приёмную начальника по поводу и без повода, перешучивался с Марго, любовался ею украдкой, узнавал потихоньку, чем живёт предмет его обожания и готовился к моменту своего выхода во всей красе. С вишневой кобылой у проходной завода.
   В зиму подвалила целая гора заказов от ремонтного цеха и для опытного производства. Вдобавок, очень хорошо набрали заказов со стороны. Что-то вроде даже для Европы прихватили. «From Russia with Love». Витька, зависавший временами на работе сутками, ещё и тут хорошо бабла наколотил. Удача прям целовала Витьку в обе щеки и гладила по головушке. Токарев выходил на финишную прямую, где за ленточкой маячил вожделенный приз – вишнёвая «девятка», за руль которой садилась длинноногая Рита Самсонова. Шах и мат! Всем и всему.
   Однако, шила в мешке с его шалостями по химсоставу сплавов утаить не удалось. Многие уже, наверное, догадывались, что Витя Токарев что-то мутит, но не в своё дело не лезли. По заводу много кто дела мутили. И всё же, с Витькой завёл разговор Василий Захарович Елагин. Начальник технологического бюро. Странноватый дядечка, умевший для начала произвести впечатление своими обширными познаниями и опытом в тех или иных делах, а потом под настроение феерично опозориться в этих самых делах, да ещё публично. Некоторые его предположения и действия, вообще не укладывались в рамки логики и интеллекта, положенного ему по статусу занимаемой должности. Тем не менее, Витькины плутни он довольно ловко и точно просчитал, и сделал ему тактичный намёк на предполагаемые последствия. Токарев выслушал его, понимая, что придётся как-то затыкать образовавшуюся проблему.
   - Людям надо помогать, Василий Захарович. – вздохнул Витька.
   - Надо, Витя. У меня вот с кухней проблема. Маляров знакомых нет у тебя?
   Елагинская проблема с кухней стала уже общецеховым фольклором, трудами работавшей в Бюро Технического Контроля Ленки Заварзиной. Соседки Елагина по подъезду дома-сталинки. Не утаил Василий Захарович своего фиаско от соседей. Будучи человеком великого ума и не меньшей смекалки, и обнаружив слегка вздувшуюся банку рыбных консервов из чего-то с плавниками в томатном соусе, Елагин решил её как следует прокипятить. И употребить потом. Чтобы не поганить чистую кастрюлю банкой, неизвестно сколько валявшейся в кладовке, а до этого ещё неизвестно где по складам и магазинам, Василий Захарович водрузил на плиту ведро, налил воды побольше, и начал «производственный процесс». Через какое-то время банка закономерно взорвалась, и шарахнуло из ведра в потолок, как из мортиры.
   Витька посмотрел на Елагина, представил себе, как тот со своим ростом гнома пытался начать решение задачи своими силами, размывая обгаженную побелку на потолке сталинки, и едва не прыснул со смеху. Сдержался. Вечером созвонился с тёткой, промышлявшей ремонтом квартир. Ей он крепко помог с переездом, когда она разъезжалась с безнадёжно спивающимся мужем. И забор ей на садовом участке в божеский вид привёл. Тётка посмеялась и обещала Елагину с кухней помочь, денег с него не взяв. Первый накат был отбит без потерь.
   Витьке бы рвануть немедля когти с этого дела с тем, что успел скопить, но хороший заказ замаячил. Было там, чем поживиться. «Ещё по сто пятьдесят шампанского, и всё!» Многие так думали. Многие потом жалели.
   Несколько дней спустя к Токареву подвалил Рома Старостин. Подчинённый Елагина. Не иначе, как прознал, гадёныш, про дела своего шефа с Витькой, и решил тоже ущипнуть кусочек халявы. Рома не мог пройти мимо халявы и тоже был очень одарённым человеком. Его отличало невероятно развитое умение везде и всюду «греть уши» при разговорах инженеров и мастеров, подхватывать озвученные перспективные идеи и моментально оформлять их в качестве собственных рационализаторских предложений. Стучать и доносить по результатам услышанного Рома тоже умел. Сохранение же в свете вышеперечисленных талантов Роминой круглой и румяной морды относительной небитой - гарантировал дар переводить стрелки на других и отмазываться в кажущихся безнадёжно гибельными ситуациях. Так, что подвести откровенно туповатого по части служебных обязанностей Рому под монастырь и затем от него избавиться у цехового начальства не получалось. Вдобавок, главный металлург завода ему покровительствовал и регулярно интересовался, что там ещё придумал умница Старостин? Хоть и забирать к себе в управление эту кучу дерьма, несмотря на регулярные предложения и начальника цеха, и самого Ромы, совсем не собирался. Цену ему, видать, реальную знал, да и свой стукач в цеху нужен был. Кстати, временами была такая скотина нужна самому цеху: Рому хорошо было посылать на разнообразные совещания, где он топил в сортирах смежников и работал штатным дураком, доводя до сердечных приступов вышестоящие инстанции, пытающиеся спросить «где, когда и почему» за какое-нибудь проваленное дело.
   Выслушав намёки Старостина на предмет «делиться надо», Витька вспомнил мультфильм «Ограбление по-итальянски» про Марио, идущего грабить банк, о чём уже знал весь город. Но, там граждане города, прежде чем требовать потом свою долю, сначала помогали грабителю, снабжая его в долг всем необходимым для совершения респектабельного злодейства. А, тут уже начинались какие-то ничем не обоснованные мародёрство и грабежи, да ещё со стороны презренных инженерно-технических работников. Интеллигенция херова. И это Витя ещё не решил вопрос с вывозом нахомяченного. И с последующей продажей были свои риски. Ну, и Курца-Куракина никто ещё не отменял. Глядя в паскудную рожу Старостина, Токарев едва сдержался, чтоб в неё не плюнуть. Елагин вызывал смех, Курц – страх, это чмо – отвращение.
   - Рома, ты с серьёзными людьми хочешь дело поиметь?
   Виктор пристально посмотрел Старостину в глаза. Токарев знал, что натура Старостина не только паскудная, но и трусливая, и, недолго думая, решил просто взять его на понт. И в Ромкиных глазах мелькнул страх. Знал, гадёныш, сколько неприятностей можно огрести, неловко сунув нос в дела, за которыми могут вскрыться действительно серьёзные люди.
   - Не, Вить… какой вопрос… я же так спросил… может, помочь в чём надо?
   - Не надо. Без тебя разберёмся.
   И Рома отвалил, но лишь затем, чтобы потом вернуться. Токарев совершил ошибку, и уже с этой минуты был обречён, будто несущийся навстречу айсбергу «Титаник», но Судьбе угодно было, чтобы в ледяную скалу бытия не влетел с размаху гремящий оркестром и слепящий огнями красавец-лайнер, а уныло чпокнулась выгоревшая от киля до клотика и осевшая в воду по палубу руина, отхватившая днем ранее смертельную торпеду. Как обычно в таких случаях бывает, самая большая беда пришла со стороны совершенно неожиданной.
   Звонок внутрицехового телефона известил Ольгу Никонову, что её вызывает начальник цеха. Догадываясь, по какому вопросу, та взяла нужные бумаги и направилась к Бушуеву. В приёмной уже были Люда Петрова из ОТК, вызванная начальником ранее, и увязавшаяся с ней за компанию Ленка Заварзина. Рита Самсонова, заменяя ушедшую в отпуск секретаршу, вальяжно развалилась в её кресле и неторопливо разбирала почту. Пока начальник цеха в своём кабинете эмоционально и бесконечно долго разговаривал по телефону, троица неторопливо болтала.
   - Вот это да! – Рита вдруг торжественно подняла над головой лист бумаги: - Надерут кому-то жопу за такие подарки.
   В папке с документами из Управления металлургическим производством завода оказался неожиданный сюрприз – невесть как затесавшийся в другие бумаги чистый бланк «управы» с шапкой и печатью
   - Девчонки лопухнулись. – спокойно прокомментировала Людмила Петрова. – Не надерут. Что ты такого с этим бланком сделаешь?
   - Действительно. – озадачилась Рита: - Что же сделать этому фанту?
   - Королевскому фанту. – хохотнула Люда. - Сделай распоряжение премию Токареву выписать. За особые заслуги. Витька-то прямо млеет от тебя, Ритуля. Как стукнутый ходит.
   - Премию? Выпишу я ему сейчас премию… - усмехнулась Самсонова. – Надоел он мне. Ходит… пялится… хоть деньги за просмотр бери.
   - Нравишься ты ему, Рита.
   - А, толку-то… взгляды он мне свои кидает…
   Рита заправила лист в пишущую машинку, подошла к шкафу с документами, нашла старый приказ об инвентаризации по цеху, и напечатала устрашающую бумагу о проведении подобного внепланового мероприятия без предварительного оповещения и подготовки, направленного на выявление недостач и излишков. Кстати, именно излишки обычно волновали руководство завода в последнее время. Подобные бумаги Рита уже видела не раз и не два, потому затруднений не возникло. Закончив, она показала документ присутствующим.
   - Подписи Калмановского не хватает. - усомнилась Заварзина. - Она у него – ого-го.
   - Да ладно. Не смешите мои тапочки.
   Рита нашла документ с подписью управляющего производством, с улыбочкой рассмотрела, подложила под свежий лист липового приказа, так, чтобы подпись чуть просвечивала, взмахнула пару раз кистью руки, примериваясь, и в один приём воспроизвела витиеватую, лезущую вверх лестницу подписи Якова Михайловича.
   - Обалдеть! – охнула Петрова. – Зовите Токарева.
   - Вы, что, девчонки, с ума сошли? – оторопела Оля от увиденного: - Так-то зачем? Лишний раз нервы человеку мотать.
   - Чтоб делом Витька занимался, а не на девчонок пялился. Без толку, к тому же. – с ленцой протянула в ответ Марго. – Пусть дебет с кредитом сводит по хозяйству своему. Сутки ему на размышление. Лена, всё равно в цех идёшь, зайди на участок к Токареву, скажи, что его начальник видеть хочет. Этот заяц сейчас у нас попрыгает.
  Заварзина, хихикнув, выскользнула из приёмной, а Оля Никонова, наоборот, подошла к столу, за которым сидела Рита.
   - Слышь, Самсонова, а ты берега не потеряла? Сидишь тут без году неделя, непонятно чем занимаясь… выбрось эту липу, фармазонщица**. – закусилась вдруг она, и быть бы, наверное, доброй девчачьей склоке, но распахнулась дверь кабинета начальника, и в приёмную шагнул Бушуев.
   - О! Никонова! Идём, сразу до бухгалтерии дойдём, незаменимая ты моя. В декрет уйдёшь, что без тебя делать будем? Так, Петрова, оставь мне результаты проверки по стержневому участку, и свободна, я сам посмотрю.
   Петрова посмотрела на закрывшуюся на Бушуевым и Никоновой дверь, повернулась к Рите:
   - Ты с Никоновой-то осторожнее. Зубастая сучка. Хоть и сама всего два года работает, да ещё и выглядит как дитё.
   - Ха… дитё. Кукла ГДР-овская. Шла бы в свой декрет, целее зубы будут… Ладно, проехали. - Рита отбросила сфабрикованный приказ на край стола. – Выбрось в урну.
   Люда взяла было бумагу в руки, но из коридора заглянула Света Шустова.
   - Ах, вот ты где, Петрова! Капор-то будешь смотреть? Ангора, вот!
   Для оставшихся в приёмной начальника цеха окружающая действительность перестала существовать, и все трое принялись увлеченно рассматривать и примеривать модную шапку-трубу из ангоры, которая закрывала и голову, и шею. Снова открылась дверь, и вошёл Витька.
   - Степан Васильевич у себя? Вызывал…
   - Нет, он срочно с Никоновой убежал куда-то. Ты ему не нужен уже… - отмахнулась от него Люда. Маргарита и Светлана на гостя вообще внимания не обратили. Токарев выругался было, повернулся и взгляд его упал на стол секретаря. На столе лежал приказ о проведении внеплановой инвентаризации. На бланке с шапкой, с указанием сроков, и ответственных лиц от Управления и цеха. За узнаваемой подписью управляющего производством Калмановского…
   На участок Токарев вернулся, передвигая ставшими ватными ноги. Он не успевал вывезти накопленное добро. Оно уже пропало для Токарева. А, визит «на разогрев» ему могли нанести уже завтра. И найденные излишки в зависимости от настроения высокого начальства, сулили Витеньке, как начальнику плавильного участка, от скандала с увольнением – до статьи Уголовного Кодекса… Так, что откладывать зачистку смысла не было никакого, и жечь накопленные против себя улики нужно было ночью, когда свидетелей меньше. Его, парни с плавилки лишних вопросов задавать не будут. Токарев сообщил жене, что зависает в цеху с плавкой на заказные детали, и к началу утренней смены всё было кончено. Виктор вернулся в свою каморку, насыпал в кружку растворимого кофе, бросил рафинада, залил кипятком. В голове гудело, в душе была пустота. Допив кофе, он всхлипнул и швырнул пустую кружку в мусорку. Потом успокоился, ополоснул лицо из чайника и неторопливо пошёл на утреннюю оперативку, проводимую начальником цеха. На лестнице встретил Ольгу Никонову, спускавшуюся в цех, Витьке навстречу. В белой каске и чистом рабочем халате, чуть приталенном булавками.
   - Привет, Вить. Ты, что какой? Будто всю ночь впахивал?
   - Впахивал! – улыбнулся Виктор, и вдруг захотелось поделиться хоть с кем-то, как досадно и обидно его провернуло: - Хвосты зачистил перед инвентаризацией. Слушок прошёл, что будет. А, у меня грехов прилично накопилось – хотел в дамки выйти, не фартануло.
   - Что?.. – охнула Оля: - Ой, дурак… какой дурак ты, Токарев.
   - Дурак, Оля. Как есть дурак…
   В конце дня, раздавленный морально и уставший физически, Токарев выбрался за проходную завода, украшенную лозунгом «спасибо за добросовестный труд». Солнышко било в глаза, асфальт под ногами покачивался, рабочий класс валил за турникеты плотным потоком, рассеиваясь далее на ручьи и ручейки. По левую руку от дверей проходной внимание пролетариата пытались привлечь несколько человек с плакатами и красными знамёнами, под предводительством человечка в кожаной куртке и кожаной кепке, с мегафоном на груди, в который он временами принимался неразборчиво рявкать, вызывая у людей явное раздражение. С другой стороны людского потока им противостояли люди под флагами трёхцветными, зелёными и ещё каких-то непонятных расцветок. Предводителя у них не просматривалось, в ответ оппонентам они что-то кричали им хором и невпопад через головы идущих мимо людей, уставших после трудового дня и замотанных творящимся вокруг безумством. В самом потоке шныряли группки людей в оранжевых тогах (пели и стучали в бубны), перешитых из простыней белых балахонах (пели и тренькали на гитарах), в черных бушлатах и беретах (молча раздавали листовки с чем-то вроде «доколе», и «к топору»). Ближе к автобусной и трамвайным остановкам искали добычу молодые люди в самой обыкновенной одежде, которые проникновенно и настырно, предлагали немедленно пообщаться о вечном и любви к ближнему.
   Улов их всех был смешон и жалок. Куда этим фраерам было до старушек, что немалым числом стояли вдоль Аллеи Заводской Славы под ободранными щитами, на которых не так давно развешены были портреты передовиков производства. Добрые бабушки разливали в прозрачные стаканы извечное русское лекарство от усталости и для излечения души. А, в объёмистых хозяйственных сумках помимо поллитровок приготовлена была нехитрая закуска «на хлебушке». Предлагалось спасение сие за небольшие деньги, с немедленной отдачей и ощутимым эффектом.
   По обе стороны аллеи, на вытоптанной травке под старыми тополям, разбившись по несколько человек, стояли работяги. Остывали от законченной смены, курили, разговаривали, спорили, собирались домой, или на ещё один подход к бабушкам за «соточкой».
   Витька в настроении своём тоже собрался было остограмиться, но его окликнули. Он обернулся – твою ж мать… Чуть поодаль стоял Курц. Серёга Куракин. Бритоголовый крепыш, в данный момент смотревшийся, однако, более, чем скромно на фоне сопровождавшего его двухметрового амбала, о лицо которого можно было не то, что поросят убивать, а кирпичи колоть в щебёнку. Ещё и тут неприятности приехали…
   - Здравствуй, Витя. Как дела? – поприветствовал Куракин подошедшего Витьку, не вынимая рук из карманов короткой кожанки.
   - Не жалуюсь. – проронил Токарев.
   - А, что лицо помятое какое? Приболел?
   - Устал.
   - Понимаю. Устал. Такую работу сделал. Сколько у тебя сейчас барахла приготовлено?
   Витька в ответ молчал, Курц внимательно на него посмотрел и продолжил.
   - Завтра с Ромкой Старостиным подсчитаешь всё. Десять процентов за вывоз отдать надо. Остальное – пополам.
   «Вот ведь сука, ты сам же и вывозишь с двух цехов, диспетчера у тебя с руки кормятся, а Ленку Пронину ты ещё и потрахиваешь, говорят…» - возмущенно подумал было Витька, да только торговаться уже не было никакого смысла. Не за что торговаться было.
   - Нечего вывозить. – Токарев уныло помотал головой: - Нет уже ничего…
   - Как нет?
   - Ночью сжёг в печи. У нас инвентаризация намечается. Я бы под статью залетел с этим добром.
   - Что? Что ты гонишь? Какая ещё инвентаризация?
   Курц кивнул своему громиле, и тот несильно врезал Токареву кулаком в живот. Когда чуть полегчало, Витька поднял голову и осмотрелся. Так и есть, Роман Старостин стоял неподалёку. И луноликая его бабья морда светилась поганой улыбочкой.
   - Где хабар, Витя? - продолжил Куракин. - В одну харю выжрать хочешь? Говорю тебе – делиться надо.
   Курц уже собрался было дать амбалу отмашку на новый раунд экзекуции, но не успел.
   - Вечер добрый, пацаны.
   К ним подошёл стильно одетый парень. Начищенные туфли, отглаженные чёрные брюки, расстёгнутое длиннополое пальто. Спокойный, с улыбочкой. Муж Лёльки Никоновой – вспомнил его вдруг Витька. Летом приезжал за ней на «спортивный праздник», как называли коллективную общецеховую пьянку, проводимую дважды в год. Зимой и летом. Тот ещё чёрт, похоже. Поднесённый кем-то на «уважаешь» стакан водки за воротник закинул, и глазом не повёл. Прикатил тогда с друганом своим, накаченным, кудлатым, на «вольво» хорошей. И девчонка с ними была – что твоя Сандра, глазастая, начёсанная, приодетая. Фартовые ребята. Этому-то что сейчас надо?
  - Жмудика*** прессуем? – Никонов с интересом посмотрел на Витьку. - Хорошее дело, только тема есть… за него.
   Курц недобро повернул бритую голову в сторону нежданного гостя, но тот выдержал его взгляд, сохраняя доброжелательную улыбку. Ни дать, ни взять – дон Вито Корлеоне в молодости.
   - Отойдём? – Никонов спокойно качнул головой в сторону.
   Они отошли, Никонов принялся что-то вполголоса Серёге рассказывать. Тот его выслушал, пару раз так же тихо что-то переспросив и сомнительно качнув головой, а потом вдруг взорвался смехом, и хохотал с половину минуты.
   - Чё, реально? – отсмеявшись спросил он Никонова уже во весь голос: - Реально Ритка приказ забабахала?
    Никонов кивнул, Курц снова зашёлся смехом и, утирая слёзы, покрутил головой.
   - Ну, братан, навела Маргоша шороху. Что ж твоя жена тормознуть её не успела…
   - Не, если предъявить что хочешь… только этот баклан под вами не ходил.
   - Да ладно, какой базар. Вы то здесь вообще не при делах. А, Витька ни под кем не ходил. В одно рыло хотел хапнуть. Боженька его и наказал. Делиться надо. – снова рассмеялся Курц: - Что до нас, так не фартануло в этот раз, мимо просвистело, но обоссаться можно – так вот взять и кучу бабла спалить… Витя-Витя… белка-истеричка, мать твою… Кстати, он наш теперь. Перспективное направление нарыл...
   - Бог навстречу.
   Они разошлись, пожав руки. Куракин вернулся к Витьке, так пока и стоявшему в компании амбала. С улыбочкой хлопнул в ладоши.
   - Ну, что, Витюня, новая жизнь начинается?
   И действительно, с того вечера осталось у Токарева ощущение, будто закрыл он в жизни своей страницу какую. Безвозвратно закрыл. И началась у него жизнь новая, в которой Маргарите Самсоновой и всякой прочей глупости места уже не нашлось. Зато, жизнь пошла более удачливая и денежная, чем прежняя. А, главное – спокойная и размеренная, как бы странно это не было. Особенно, когда Курц, поднакопив деньжат и обзаведясь связями, ушёл в легальный бизнес, потянув за собой людей нужных и толковых.
   Год примерно спустя Виктор праздновал рождение второго сына, а Рита, уволившаяся с завода, каталась по городу не на вишнёвой «девятке», а в белом «мерседесе». Правда в качестве пассажира. За рулем авто неизменно восседал его хозяин – молодой, уверенный в себе человек самого интеллигентного вида, крутившийся в делах то ли банковских, то ли адвокатских. Ещё года через три Риту убили у подъезда хрущёвки, где она снимала квартиру. За хозяином «мерина», сдёрнувшим то ли в Европу, то ли куда дальше, осталось много долгов и несколько мутных историй с подделкой документов. За это нужно было хоть с кого-то, хоть что-то спросить. Витька примерно в те дни обмывал покупку пригнанной из-за бугра подержанной «ауди».
   Потом годы шли и шли дальше. Непримиримые было Бушуев и Елагин превратились в дряхлых стариков, частенько сиживавших в парке на одной лавочке за дружелюбной беседой. Да, и другие – кто повзрослел, кто возмужал, кто состарился. Разве, что над Олей Никоновой, не сумевшей затормозить Витькину «девятку» над плавильной печью - годы, казалось были не властны: она так и оставалась молодо выглядящей красивой женщиной. Видел Виктор её несколько раз, и одну и с мужем, который, под стать жене, тоже стареть не торопился, хоть и поменял дерзкую размалёванную «бэху» на респектабельный чёрный «крузак». Роман Старостин работал в каком-то московском НИИ, карьера его шла в гору, а лицо по размеру вширь стало уже больше, чем в высоту.
   Витька-Заяц с годами обернулся, таки Виктором Николаевичем Токаревым. Человеком уважаемым, частенько сиживавшим в прохладных залах дорогих ресторанов в компании известных по городу людей. В числе коих был предприниматель и меценат Сергей Глебович Куракин. И после посиделок с Куракиным заезжает обычно вечером на парковку офисного центра, что устроен на месте снесённой старой заводской литейки, серебристый «лексус» и подолгу там стоит. Сидящий за его рулём представительный седой человек курит сигарету за сигаретой, и вспоминает закатанное ныне в асфальт времён пламя, что бушевало здесь когда-то в молодой ещё груди Витьки Токарева, и над старенькой плавильной печью…

* Лигату;ра в металлургии - специальный сплав для легирования жидкого металла. На жаргоне так иногда называют легирующие добавки, как таковые.

** Фapмaзoн, фармазонщик – жаргонное, аферист, занимающийся сбытом фальшивых драгоценностей и подделкой документов.

*** жмудик – жаргонное, жадный и алчный человек.