Страсть тетушки Розамунды

Весь город обожал старую тетушку Розамунду. Ее имя было синонимом безупречной нравственности и доброты. Молодые матери старались воспитывать детей по ее советам, а старики, глядя на нее, утешались, что и в старости можно сохранить благородство и ясность души. Она была живой легендой, мерилом добродетели.

Каждое воскресенье Розамунда в своей неизменной скромной шляпке шла в церковь, и ее появление было знаком того, что в мире еще есть незыблемые устои. Она была щедрой благотворительницей: ее пироги для больных и бедных стали притчей во языцех, а ее вышивки, продававшиеся на церковных ярмарках, расхватывались в первую же минуту. Все знали, что после скоропостижной смерти мужа, капитана дальнего плавания, она вот уже десять лет носила траур и хранила ему верность, став образцом честной вдовы. Ее жизнь казалась такой же чистой и прозрачной, как утренняя роса.

Когда ее внучке Розе исполнилось восемнадцать, девушка, выросшая на этих историях, пришла к бабушке с горящими глазами.

«Бабушка, научи меня быть такой же, как ты, — взмолилась Роза. — Ведь после смерти деда ты была честной вдовой, и все тебя почитают. Я хочу быть добродетельной, как ты».

Старушка отложила свое вязание и устремила на внучку пронзительный, полный странного огня взгляд.

«Дед был моей страстью», — ответила она.

«То есть одной на всю жизнь?» — умилилась Роза.

«Да, у меня была одна страсть. Моряки. Дед был семнадцатым».
 
Роза застыла, не в силах пошевелиться. Слова бабушки, как молот, разбили хрустальный купол ее представлений о жизни.

«Семнадцатым... моряком? — прошептала она, глядя на портрет седовласого деда в морском мундире. — Но... как? Весь город... они все думают, что ты святая!»

«Они думают то, что им нужно думать, моя дорогая, — мягко сказала Розамунда, и в уголках ее глаз собрались лучистые морщинки. — Людям необходимы маяки. Кто-то, на кого можно равняться. Это придает им сил. Я никогда не лгала. Я просто позволяла им видеть доброту, а не бурю. Видеть милосердие, а не страсть. Они хотели видеть святую. Так я и стала ею для них».

«Но... а дедушка? Семнадцатый? Он что, ничего?..»

«О, твой дедушка, — лицо Розамунды озарилось теплом, которое не могло быть наигранным. — Он был последним. И самым главным. Он был не просто страстью, он был любовью. Он знал. Знаешь, что он сказал мне, когда сделал предложение в этом самом саду? Он сказал: «Розамунда, я не первый корабль, зашедший в твою гавань, но я буду последним, который в ней бросит якорь». И он стал им. Мы прожили тридцать пять счастливых лет. Он любил слушать мои истории о дальних странах, которые я видела раньше. Говорил, я была его личным, необъятным океаном».

Роза молчала. Рушился один мир, но на его обломках уже возникал другой, гораздо более сложный и интересный.

«Так ты не была... добродетельной?» — робко спросила она.

Бабушка рассмеялась, и ее смех звучал молодо и серебристо.

«Дитя мое, а разве мои пироги для сирот были не добры? Разве мои деньги на новую крышу для церкви — не милосердны? Разве моя верность твоему деду — не честна? Добродетель — это не список запретов, высеченный в камне. Это сила духа, щедрость сердца и умение быть верным тому, что по-настоящему важно. Я была верна своим чувствам, пока они вели меня. Я была щедра к тем, кто нуждался в тепле. А когда встретила своего капитана, я была верна ему до самого конца. Я никогда никого не обманывала и не предавала. Я просто... жила. Полной грудью, страстно и без оглядки. А людям я дарила не историю своей жизни, а ту доброту, что была у меня в сердце. Они взяли ее и завернули в красивый фантик, который им был удобен».

Она наклонилась к внучке, и ее глаза заискрились мудростью и озорством.

«Ты хотела научиться быть такой, как я? Так вот мой главный урок: не позволяй чужим ожиданиям построить твою тюрьму. Будь честна прежде всего с собой. Люби сильно, прощай легко и никогда не бойся собственного сердца. И помни: иногда самая большая добродетель — это не безгрешность, а смелость быть собой, неся в мир добро, каким бы путем ты к нему ни пришла. Даже если для всего мира твоя правда будет выглядеть как красивая, благочестивая сказка».

Роза смотрела на старую тетушку Розамунду, на ее морщинистое, мудрое лицо, и вдруг увидела не икону в рамке, а живую, яркую, потрясающую женщину, чья доброта была не правилом, а сознательным выбором сильного человека. И этот новый образ был в тысячу раз прекраснее старого.

«Значит, — улыбнулась Роза, и в ее улыбке появилась капелька бабушкиной дерзости, — мне нужно найти своего семнадцатого моряка?»

«Нет, моя дорогая, — ответила Розамунда, снова откидываясь на спинку кресла и берясь за вязание. — Тебе нужно пережить свои шестнадцать первых. Чтобы понять, кто достоин стать семнадцатым. А теперь сходи, поставь чайник. У настоящих женщин, знающих цену и страсти, и добродетели, всегда есть время на чашку чая и хорошую историю. И у меня их для тебя, поверь, еще очень много».