Пелопонесский калейдоскоп 2018. Москва

                Патриаршие пруды, вокруг и около

   Павелецкий вокзал – «ворота в «дорогую мою столицу» – не любимую мной Москву. Всё идёт у нас по плану: сумку и чемодан – в багажное отделение, и налегке на станцию «Маяковская». Наш путь к Патриаршим прудам. Сквер у «могучего Маяковского» пуст в этот ранний час. Присаживаемся на скамейку прямо напротив «гиганта лесенко-тактовых вирш». Повезло вам В.В., без проблем объездили весь свет (и пусть не получилось выгрызть бюрократизм), но и иностранным агентом вас никто не числил. Как-никак свой, сталинский поэт, да и под Лениным успел себя почистить! А сколько стихов ваших пришлось  нам зубрить в школе… – и не счесть!
   Солнце светит, но не греет, дует противный такой, пронизывающий ветерок. Откуда-то выполз «бомжеватого» вида мужичок и примостился рядом с нами. Достал из рюкзачка батон, и неторопливо откусывая большие куски, стал запивать их кофием из бумажного стаканчика. Позавтракав, расслаблено закурил сигарету. Возможно, привык трапезничать именно здесь, он не суетится, не оглядывается на нас.
А «сурово-гранитного» В.В. вообще не берёт в расчёт, он сидит к нему спиной. Игорь мгновенно отреагировал на «внешний раздражитель»:
; Слушай, а мы ведь не завтракали ещё. Я вон там сбоку присмотрел открытые двери кафешки, может быть, зайдём туда, перекусим?
; Это, какое?.. рядом с театром? Даже и не думай. Это, то самое, где наши «легендарные» футболисты Кокорин и Мамаев «отдубасили» стулом по голове уважаемого человека. И только за то, что им не понравился разрез его глаз.
; Да ну тебя, хватит страха нагонять: во-первых, они арестованы – сидят в «кутузке», во-вторых, с разрезом глаз у меня всё в порядке.
; Уверен?.. А помнишь, как ты зашёл ко мне в палату роддома?
; И что?
; А то! Все роженицы, да и врачи спрашивали...– ваш муж татарин?
; Ну, тоже вспомнила, когда это было! А в кафе в такую рань футболисты не ходят.
; Э-э-э, не скажи, а вдруг там фанаты – они, кажется, собирают подписи за освобождение «несчастных». Да и сами спортсмены могут заглянуть после «изнурительной» тренировки. И представь, что будет дальше – ты откажешься подписывать их воззвание – и как результат…– нет? Нет!
; Получай, по башке, татарин понаехавший.
Игорь, недоумевая вяло возражает:
; Всегда ты так – выдумаешь и веришь, а кушать-то всё равно хочется.
; Не печалься, «старче», есть у меня (почти, как у красной шапочки) пирожки с картошкой и капустой, ; шутливо успокаиваю супруга.
Кофе купим в автомате, вон там в фойе театра «Сатиры».
; Вот это да, когда же ты успела их купить? Не томи, доставай скорее.
; Не покупала я их здесь, это саратовские запасы.
   Мы жуём пирожки и «любуемся» гигантом в широченных штанах, в коих покоится, (как он сам писал – «бесценный груз»). Конечно, это он – «серпасто-молоткастый» паспорт… а вы что подумали… пирожок?
   В дверном проёме «театра Сатиры» фотографируемся рядом с большим портретом его патриарха – А. А Ширвиндта и афишей к постановке, кажется, с названием – «Кто мы?».
– «Прикольно», вроде как возвращаемся с этого самого спектакля.
   Рядом стрелка указующая, что тут, сразу за углом во дворе, ; театр им. Маяковского. Оно и правильно: Маяковский и сатира – близнецы-братья: «…Ешь ананасы, рябчиков жуй! день твой последний приходит, буржуй!». Тут Вы не угадали, Владимир Владимирович. Буржуины и по сей день вкушают рябчиков (по всей России-матушке). Зайдите в любой пафосный ресторан Москвы, чтобы убедиться в «последнем дне». Ресторанная публика от души повеселится над вами.Да и сам Владимир Владимирович, думается, просто эпатировал народные массы, а шампанское и рябчиков очень даже уважал.
   Со стаканчиками кофе сворачиваем в уютный скверик. Он почему-то называется «Аквариум». В центре между струй фонтана сидит рогатый Сатир с лютней. Слева от фонтана, на здании большие буквы –
«Театр имени Маяковского».
   В скверике пусто ; редкие посетители фотографируются с «рогатым» и тут же уходят. Иные, видать «знатоки», , сразу бегут не задерживаясь мимо в «укромный закуток», и делают «это» в основном мужчины. А что, здесь вам не Париж, сами ищите, где справить «нужду». Допив кофе, выходим на улицу, совсем неподалёку, ; дом-музей «Квартира Булгакова». Игорь, не говоря ни слова, ныряет в арку:
; Скорее иди сюда и запечатлей меня на фоне трамвая.
; Ой, ты и выдумщик, неужели ты думаешь, что это, тот самый трамвай, перед которым Аннушка разлила масло и… да посмотри внимательно, это и не трамвай совсем, а скорее микроавтобус под № 302.
Я не знаток Булгакова, возможно, это под №302, что-то да значит… Но существует вероятность того, что один нафантазировал, а другие сотворили из этого «завлекаловку» для фанатов-туристов.
   Наблюдаем, как народ забегает во двор – тупо фотографируется у «реликвии» бордового цвета, при этом непременно заглядывая внутрь, и тут же убегает. И чего они там хотят узреть, не понимаю? Игорь неутомим, и не обращает внимания на мой сарказм:
; А вот посмотри, на ступеньках надпись, что под ними захоронена капсула, которую нужно открыть ровно через сто лет. Я уже подсчитал, это будет совсем скоро в последнюю субботу августа 2022 года.
; И что, приедешь на «вскрытие»?
   Мы покрутились ещё немного в Булгаковском дворике и отправились, туда, куда не попали в прошлый приезд в Москву, то есть на Патриаршие пруды. По дороге супруг вспоминал знакомые местечки этого района. В бытность ведущим инженером филиала Московского «номерного» института, он приезжал в командировки именно сюда.
   На ещё зеленых, ещё не тронутых осенью берегах прудов (или пруда, второго я не узрела), то там, то здесь отдыхает молодёжь. Одна, смелая девушка, даже оголилась для последнего загара. В пруду плавают непуганые утиные пары. Красавцы селезни зорко следят за своими подругами: ныряй только рядом, а не то: клювом по голове – такой себе водоплавающий домострой...
   Мы с супругом, по примеру молодёжи, перешагнули небольшую преграду-заборчик и уселись на газон трапезничать. Контейнер с жареной картошкой и румяными с хрустящей корочкой кусками курочки. Помидорки и огурчики, режу дольками, сверху лучок и чесночок – всё своё (саратовское). Игорь открывает бутылку кефира… картина – «Завтрак на траве Патриарших прудов». Тепло, душевно и никому до нас нет дела (не прогоняют), не слышно привычных для уха: «нарушаете, граждане!» Вот и два парня студента, закатав брюки до колен, мирно греются под сентябрьским солнцем, тетрадки лежат рядом на траве. Вездесущие голуби бочком, бочком приближаются к нам: надеются разделить с нами трапезу. А мы делаем вид, что не замечаем их… насытившись, крошим остатки хлеба. Хлеб, быстро заканчивается, а стая голубей только увеличивается: ; А давай я им пожертвую куриную ножку.
; Вот тоже мне придумала, они же не вороны, мясо не едят.
; Сейчас увидим, смотри, смотри, даже дерутся!
Кажется, понимаю их… в нынешних бройлерных цыплятах мало чего натурального.
   Утки, узрев голубиное пиршество, отважно стали нарезать круги в пруду, совсем рядом с нами. Бросаем им остатки картошки. Прикормили их на свою голову, со всех концов пруда утки устремляются к «хлебному» местечку. Есть ещё немного фруктов и овощей: режем кусочки яблок и огурца – полный «игнор» (молодёжный сленг). Ух, московские «привереды», ; набаловали вас тут! Один из студентов, не утерпел, ; сбегал, купил лаваш. Ребята быстро переманили голубей-«предателей». А за ними и «неверных» красавцев-селезней (с зелёно-голубым оперением). Самцы, ради жратвы, бросили своих подруг (серых уточек). И только одна парочка, необычного оперения (песочного цвета) держалась вдалеке от соблазна (а возможно, просто были сыты). В пруду, как и у людей, рядом и проза и романтика.
Были пары, и … нет пар! Всё смешалось-перемешалось в пруду Патриаршем. Теперь это обычная стая, где каждый старается «урвать» кусок для себя.
; Не надо «глубокомысленных» выводов. Лучше посмотри вон на то здание, теперь бывшее здание нашего министерства, а вот там были рельсы и ходил трамвай...
; Всё ясно, опять про Булгакова, ты же знаешь, как раз к Мастеру и его Даме, я равнодушна. Может быть, махнём в парк «Зарядье», ты же там ещё не был – это недалеко.
   Рекреативная зона ; в просторечии просто парк – гордость мэра Собянина. Народа не так много, как в первое моё посещение. Исчез симпатичный заяц «Забивака» ; символ московского Мундиаля (уцелел лишь овал – лента Мёбиуса). Смотреть в парке особо не на что, и я присела отдохнуть на скамью. Игорь умчался разыскивать оригинал царского двуглавого орла. И пропал… вернулся радостный:
; Смотри, вот он красавец, отлитый ещё до революции, а рядом… ну как тебе это нравится; красная звезда,; демонстрирует он фото на своём смартфоне.
; Да что тут удивительного – обыкновенная преемственность властей
а, следовательно, и символик, ; отвечаю, как можно равнодушнее (дабы не подталкивать И. И. к дальнейшим исследованиям).
 – Нет, ты не понимаешь, удивительно, как двуглавый сохранился, и это после бурь революций и социализма. Теперь там музей «Палаты бояр Романовых». А знаешь, этого орла я заприметил давно, когда наезжал с командировками в Москву. Представляешь – в 70-тые годы 20 века.
; Никому не говори об этом, а то сразу догадаются, сколько тебе лет. Двинулись дальше, стой: что там за столпотворение – распродажа?
; Сама ты распродажа…это смена караула у монумента Неизвестному солдату. Если хочешь, давай дождёмся.
   «Просачиваюсь» в первый ряд и присаживаюсь на мраморный портик. Красавцы-солдаты в парадных мундирах, белых перчатках и до блеска начищенных сапогах. Остекленевшие глаза, как у фарфоровых кукол, не мигая, глядят сквозь нас. Я вспомнила своего соседа Женьку (он как раз служил в Кремлёвском полку) и его рассказ, как эти самые солдатики падали в обморок от долгого стояния. Многие из них «заработали» варикозное расширение вен после такой «почётной» службы. Неожиданно мои думы прервал резкий свисток:
; Вставай, скорей, это тебе свистят, видишь, офицер машет в твою сторону рукой, сейчас начнётся смена караула.
За офицером, чеканя шаг и высоко вытягивая носок сапога, следуют два солдата с оружием. В общем-то, я равнодушна ко всем воинским ритуалам, и их торжественность меня совершенно не трогает. Вот и японская девушка имитирует походку солдата, высоко поднимает ногу и заразительно смеётся, а потом мы вместе с ней фотографируемся (люблю я «этакую» японскую непосредственность). По окончанию церемонии Игорь принялся внимательно (издалека) разглядывать бюсты усопших у мемориальной стены. А я слежу за девчатами, ковыляющими по площади. Они то и дело выдёргивают каблуки (сейчас модны 15-18 сантиметровые) из щелей брусчатки. Наконец, одна сообразила, сняла туфли, и они босяком идут дальше. Самое «клёвое» фото на площади ; это усесться прямо на брусчатку, согнув ноги «калачиком». У меня теперь тоже есть такое.
   Выйдя с площади, мы увидели Москворецкий мост и где-то на его середине небольшую группу людей и траурные венки.
; Ты, наверное, и не помнишь, что это за мост? ; вопрошает меня супруг.
– А должна?.. ; Так ведь, это то самое место, где застрелили депутата-демократа Немцова. Время у нас ещё есть, давай прогуляемся по мосту.
   Никогда я не была сторонницей «псевдодемократа», имя которого больше связано с его амурными похождениями, да миллионными счетами в банках… но убивать прямо в самом центре стольного града?.. Впрочем, какая разница где: в центре или, на окраине,; это отвратительно. Да только такое происходит повсеместно и не только у нас. Возьмите добропорядочную Европу: в самом центре Стокгольма убили премьер-министра Улофа Пальме, нашли ли убийцу? – Не помню. В нашем случае виновными, вроде как, оказались чеченцы. Чем «демократ» им не угодил? Не знаю. Народ в России к смерти Немцова отнёсся безразлично. Его сотоварищи-«демократы» малость пошумели, пошумели и… успокоились. Сейчас пешеходов на мосту очень мало, навстречу нам идут в основном азиатские туристы. Портрет Немцова стоит прямо на асфальте, рядом ваза с цветами, к ограде моста прикреплена пара траурных венков. Полицейский-милиционер, лениво зевая, смотрит в нашу сторону.
; Огляди внимательно ограду, вдруг где-то камера слежения и нас с тобой уже «зафиксировали». А «товарищ» полицейский или просто «мент», он изображает равнодушное «непричастие»,; саркастически замечаю я.
; Ой, да ну тебя, кому мы нужны, взгляни лучше под ноги! Видишь вот это число– «1300». Да не наступай ты ; за нами «приглядывает» не только «мент», но и ещё какой-то странного вида мужчина.
Только сейчас рядом с самодельным мемориалом я заметила пожилого человека, зябко кутающегося в воротник тоненькой курточки.
; Извините, товарищ, ; обращаюсь я к нему,; а что это за число такое?
Пенсионеру, видимо, приятно, что хоть кто-то заинтересовался его значимостью. Он пустился объяснять, что ровно столько дней прошло со дня подлого убийства их сотоварища. А я, глядя на его курточку на «рыбьем» меху подумала: ; Эх, товарищ, товарищ – скажите на милость, ну какой вы убиенному миллионеру– сотоварищ?! Получается, здесь на мосту судьба соединила: представителя демократии нищих и представителя демократии богатых (в лице убиенного миллионера). И мне жалко замёрзшего (так и «не прозревшего» пока) добровольно дежурившего на мосту романтика:
; А разве стража порядка мало для охраны одного портрета и пары венков, зачем вам вдвоём зябнуть на ветру?
; Да, не доверяем мы «им», ; сурово наставительно разъяснил ортодоксальный приверженец демократии. Знали бы Вы, сколько при них (так я понимаю «стражах порядка») наш «мемориал стирали» с лица земли (то есть, с моста). Но мы не из пугливых, мы теперь установили здесь своё «демократическое» дежурство, меняемся каждые… (вот только не помню через сколько часов). И он быстро разворачивается к очередной группе азиатских туристов:
– Господа, господа, граждане (скороговоркой) и громко – Товарищи! Не проходим, не проходим мимо!
   Рядом с «дежурным демократом» металлическая банка из-под турецкой томатной пасты – гуманитарная помощь народу России из Европы. Он встряхнул посудину – брякнули металлические монеты, и снова отчаянно простуженным голосом:
– Господа-товарищи, собираем пожертвования на стационарный мемориал убиенному демократу.
Азиаты растерянно оглядываются на «ведущего» группы (он с флажком), но с деньгами расставаться не спешат… Хотела (шутливо) утешить демократа – да вон совсем рядом вполне себе стационарная, долговечная кремлёвская стена, где и место борцу за демократию… но он вряд ли бы понял меня…С моста мы спускались по той самой лестнице, по которой незамеченными поднимались убийцы Немцова… там и сегодня никакой охраны не было…