Осада. роман - 4

4
Навкары, с которыми прибыл Жонпулат, уехали – он остался один. Несмотря на возражения Абдулгаффора, по распоряжению Тахир-султана Мохим поселили в одинокий, бесхозный двор неподалёку от орды .
Абдулгаффор – потомок тех ханов, что владели землями от края до края, возмущался: как так, чтобы кровь столь высокородная ютилась на окраине, в безлюдье! Но Тахир-султан не ослушался воли брата. Он знал, что Бобохан человек дальновидный, каждое его действие обдумано. Вероятно, и в этом он видел какой-то тайный умысел. Не расспрашивая лишнего, он распорядился освободить двор давно казнённого бея, где некогда жила его семья.
Абдулгаффор был молод, не испивший ещё всей горечи жизни. Выросший в городе, он тяготел к роскоши и великолепию. Хотел, чтобы Мохим жила как настоящая ханзадэ. Тахир же был опытен, многое повидал. Он знал: излишество – не путь потомков ханов. Отдалённость от пышности ещё не убавляла в человеке чести и достоинства. Он был уверен – величие остаётся с тем, кто скромен.
Навкары, превратившие это место, некогда окраинное, теперь почти забытое, в беспорядочный стан, за день очистили двор. И вот, былой облик вернулся.
С одной стороны – дом с резными колоннами, придававшими ему особую торжественность, с другой – конюшня. Между ними – очаг, казан и тандыр. Во дворе, обнесённом глинобитной стеной, в тени большого сада – просторная суфа , вокруг которой зелёнели кустики базилика, уже выпустившие по пять-шесть листиков. Стоило лишь задеть их – и благоухание разливалось по воздуху.
Жонпулат, проходя мимо суфы, слегка приласкал ладонью листья базилика и, упившись их ароматом, теперь лежал на спине, глядя в небо. Он был оставлен здесь на условии, что никто не должен знать, кто именно живёт во дворе. За стеной поставили стражу. Девушки – в комнате, иногда доносились их звенящие, будто колючие, пронзающие сердце голоса.
Жонпулат скучал. Он не привык сидеть на одном месте. Всю жизнь он кочевал по свету. Не по своей воле, конечно – но привык. Это была его судьба. Внезапно ему захотелось сварить еду. Глаза его засуетились в поиске – и наткнулись на очаг и казан. Тут же – сложенные дрова. Он любил жар огня в очаге, булькающее кипение в казане. Это приносило ему покой, умиротворение.
Он подошёл к воротам, приоткрыл и выглянул наружу.
– Чего надо? – раздражённо окликнул его стражник, снявший чапан и оставшийся в одной рубахе – видно, жара стояла сильная.
– Где можно взять воды?
– В углу двора – колодец, – отрезал стражник и отвернулся.
Жонпулат подошёл к колодцу, опустил туда ведро, зачерпнул воды. В этот момент из дома вышла Мохим и направилась к нему. На ней была свободная, тёмно-синяя мурсака поверх шёлкового платья, на голове – красноватая дурра , лицо открыто. Жонпулат, взглянув, ахнул. Он взял ведро и пошёл к очагу, стараясь не смотреть.
Он видел её и прежде – мельком, по пути сюда, и всякий раз замирал. Никогда прежде он не встречал лица столь дивной красоты. С того дня он как в бреду. Ему постоянно хотелось вновь увидеть её. И всё же, при каждом этом порыве в груди, он чувствовал: это предательство. Предательство по отношению к Бобохану. Казалось, кто-то прочтёт его мысли, донесёт – и он окажется с головой в петле. Даже от собственных мыслей он пугался.
Она – ханзада.
Кто он? Простой навкар. Прикоснуться – немыслимо. Заговорить – страшно. И всё же судьба улыбнулась ему – он рядом с ней, под одной крышей! Но именно поэтому хотелось бежать: такому, как он, столько счастья не положено. Это добром не кончится – он знал, точно знал! Эта встреча приведёт лишь к беде, к гибели…
И всё же… всё же – человек есть человек. Ему свойственно играть со смертью. А эта девушка казалась Жонпулату самой смертью – прекрасной и неотразимой.
– Что вы делаете? – спросила она, когда они оказались лицом к лицу.
– Хотел сварить еду… В тюке осталось немного сушёного мяса.
– Помочь вам?
– Нет, сам справлюсь, – Жонпулат испугался. – Если ханзадэ начнёт мне помогать, меня казнят! Моя задача именно это, готовить.
– Отец сам велел вам готовить? – спросила Мохим, с трудом скрывая радость.
– Ваш… отец… Его светлость… – произнёс Жонпулат и будто подавился словами. Затем быстро добавил. – Пусть ваши служанки помоют казан, а я тем временем принесу тюк.
Он направился к конюшне.
Тут дверь со скрипом отворилась, и один из навкаров вошёл во двор. Мохим поспешно отвернулась. Навкар даже не взглянул на неё, а сразу обратился к Жонпулату:
– Ты тот, кто прибыл от хана?
Жонпулат кивнул.
– Пойдём. Господин зовёт.
Он развернулся и вышел. От его холодного, бездушного тона по спине Жонпулата побежали мурашки.
Что-то случилось? Или кто-то уже узнал о том, что мелькнуло у него в голове? Сообщили господину? А теперь его вызывают – для допроса?
Он поспешил следом. Дворец был близко, лошадь он брать не стал.