Осада. Роман - 8

8
Абдуллахан вышел из шатра и встал у парчовой занавеси из белоснежного шёлка, что колыхалась на ветру. Он глубоко вдыхал мягкий, насыщенный весенний воздух, подставив лицо тёплому солнцу и впитывая наслаждение каждым вдохом. Вдруг, откашлявшись, к нему подошёл Кулбобо.
– О, повелитель мира, что прикажете делать с послом? – тихо спросил он.
– Какой чудесный воздух, – ответил хан, не удостоив вопроса вниманием. – Весна пришла… А ведь, когда мы покидали Бухару, была поздняя осень.
С тех пор как Абдуллахан овладел Бухарой, провозгласил её столицей и посадил отца на трон, он сам почти не сидел на месте. Сначала – борьба за объединение Мавераннахра, затем – захват Ташкента и Туркестана. Но Бобо-султан, получивший эти земли в суюргал , оказался предателем, и вот теперь, вновь, в конце осени хан покинул Бухару, намереваясь вернуть утраченное.
Зиму он провёл в Самарканде, затем медленно продвинулся к берегам Сырдарьи. В эти месяцы он успел принять важные государственные решения, советуясь с отцом и представителями хожаганов-жуйборийцев . За это время возвели рынки, дамбы, медресе, прокладывали дороги. Он хотел, чтобы о нём, как и об Амире Темуре, вспоминали с добром, с благодарностью, чтобы люди молвили: «он обустроил страну, возвысил её, укрепил».
Хан приподнял край занавеси и перешёл на другую сторону. Он шёл между шатрами навкаров, в сторону равнины. Кулбобо последовал за ним.
– Зима нынче была лютой, – пробежав лёгкой трусцой, Кулбобо поравнялся с повелителем.
– Зима ушла, настали тёплые дни, но… – хан остановился и повернулся к собеседнику. – Погода, что человек, переменчива: то такая, то другая… но если уж умрёт, не изменится.
– Вы про Бобо-султана?
– Да, про него… Он и клялся, и ноги целовал, а душа всё та же… Отец и Ходжаи Калон сразу поняли, они люди много повидавшие: «Бобо не исправится, его надо казнить, тогда и страна успокоится, и порядок будет, и мы сможем заниматься более важными делами. Иначе – бесконечные смуты, народ страдает, все наши замыслы откладываются. А жизнь, увы, не вечна… Время – великое достояние.»
– Но всё же… разве плохо иметь такого врага? – с уклончивой улыбкой заметил Кулбобо.
– Почему это? – удивился Абдуллахан.
– Повелитель, он достойный противник. Ведь великое дерево судят по его тени… И человека – по его делам, да по врагам его.
– Так-то так, – вздохнул хан. – Но ни мне, ни государству нет покоя. Сколько себя помню, сражаюсь: раньше с отцом Бобо, теперь с ним самим… Как кость в горле.
– Но вы всегда выходили победителем… – тихо вставил Кулбобо.
– Бог с тобой… – кивнул хан, будто очнулся.
– Что прикажете делать с послом? – воспользовавшись паузой, повторил Кулбобо свой вопрос.
– Отрубить ему голову, – резко бросил хан. – Пусть не думают, будто могут нас одурачить!
– Мудрое решение, – согласился Кулбобо, помолчал, а потом добавил. – Но ведь такой полководец, как вы, мог бы и даровать ему жизнь. Он бы до конца дней молился за вас…
Абдуллахан зыркнул на него со злостью, но потом вдруг улыбнулся:
– Ты людей путаешь, Кулбобо. Думаешь, он молитвы будет читать за меня? Ну что ж… если хочешь, отпусти его. Пусть идёт и скажет своим султанчикам: хан не так прост, чтоб попасться на их крючки!
– Разумеется, – ответил Кулбобо. – Разве лев попадётся в западню, расставленную на рябчика?
– Верно! Готовь войско в путь! Завтра выступаем на Ташкент!
– Может… – осмелился Кулбобо, – может, всё же преследовать Бобо сейчас, пока он слаб?
Абдуллахан уставился на него исподлобья:
– Ты с ума сошёл? С таким войском – и за четырьмя беглецами?
Кулбобо едва заметно усмехнулся:
– Повелитель, вы опять приняли мудрое решение.
– Отправь посла назад, передай, что, если им дороги жизни – пусть ташкентские султаны сами выйдут из крепости и с поклоном встретят нас. Иначе – никому пощады не будет!