05 01. Штурм

Руха, Панджшер, 1984 год, начштаба Второго батальона Дмитриев Николай Фёдорович, в простонародье Мамонт. У него на левом плече имелась татуировка в виде мамонта и аналогичное изображение он приказал нанести белой краской на башню своей БМП-2.


       К моему глубокому сожалению, после обжорства картошкой, зажаренной на комбижире, я «маялся животом» и не видел конца-края разыгравшейся грустной энтерокалитной истории. Бурлючка в моём желудочно-кишечном тракте никак не прекращалась, каждый приём пищи приводил к спринтерской пробежке в сторону разрушенного дувала и вдобавок к этой неприятности, навалилась ещё одна - какая-то Болотная Лягушка, какой-то Земляной Червяк, настучал Замполиту. Тот вызвал меня в канцелярию, ясен пень, я пришел. Ещё бы! Попробуй не прийти, ежели тебя вызвал заместитель командира роты по политической части. По политической! Мы же прекрасно понимаем, если солдат мается животом, это очень сильно политическое событие.
       В результате череды взаимосвязанных происшествий, у меня состоялся разговор с Замполитом. Против моей воли, естественно. После короткой, но содержательной беседы замаячила передо мной дорога дальняя, в санчасть, как говорится, в деревню, в глушь, в Саратов. Теперь от неё мне было никак не отвертеться, ибо Замполит на пальцах объяснил, - в Уголовоном Кодексе специально для таких, как я, прописана статья: «за умышленное распространение инфекционных заболеваний». Посему, если несварение произошло у меня не от обжорства комбижиром, а от присутствия патогенных инфекций, то он меня предупредил, а я теперь могу сам решать - пойду в санчасть или ещё немного пораспространяю.
Почему-то я решил пойти в санчасть.
Разговаривал со мной Замполит в помещении ротной канцелярии, я вышел за её дверь, после фразы «Свободен», криво приложивши «копыто к черепу». Долго ошиваться по расположению роты мне не улыбалось, ведь термин «умышленное распространение» можно было прилепить к любому моему поступку: побазарил с товарищами - распространял, подошел к ротному термосу – распространял, отправился в уборную - распространял. Дабы не нарываться на неприятности, я пошагал от нашего батальонного дувала наверх, к полковому медицинскому учреждению.
       В здании санитарной части полка «фершал» направил меня к начальнику медицинской службы. Тот сидел за столом в погонах капитана и заполнял какие-то завсегдашние докторские формуляры. Не разгибаясь от стола, не глядя на меня, начмед спросил:
  - Что там у тебя?
  - Ноги болят.
       От такого заявления капитан прекратил писать, поднял на меня взор, полный недоумения и тоски за моё умственное состояние, как будто ноги у горного стрелка сделаны из кобальтового сплава.
 - ??? – Молча воскликнул его взгляд.
 - После каждого приёма пищи приходится бежать.
       У капитана отлегло.
 - Угу. - Сказал он. Или «ыгы», я точно не расслышал. Затем начмед взял из стопки бумаги одну полоску с заранее проставленным синим штампом, нарисовал на ней какие-то каляки-маляки, протянул мне и сказал маршировать на вертолётку. По старинной раздолбайской привычке я почесал себе репу и отправился, куда послали, хотя изначально рассчитывал получить несколько таблеток фталазола, заглотить их, не отходя от кассы, и к обеду стать готовым к еде и обороне. Уезжать из Рухи в баграмскую инфекционку меньше всего хотелось, хрен его знает, какая бацилла там может переметнуться на меня.
       На вертолётке в тот день не было ничего, только ветер гонял столб пыли. От пустоты и неустроенности я бесцельно повел взглядом по окружающей ноосфере, обнаружил кусок покатой горы, криво-косо обнесенный колючей проволокой. По Панджшерской традиции проволоку нацепили на всунутые в землю горбатые коряги. Столбиками эти кривулины назвать было нельзя, самый верный термин для них - коряги. В землю они были не вбиты и не вкопаны, а кое-как всунуты, другое определение выглядело бы кощунством. От нефиг делать я подошел к одной из кривулин и принялся тупо её разглядывать. Вертолёта не было, я затеялся ковырять корягу ногтем скрюченного пальца. От этого действия вертолётов не добавилось, я задумчиво поковырялся в носу. Результат получился тот же. Вертолётов - ноль. Делать было нечего, не сидеть же в центре пыльной, раскалившейся на солнце взлётке. От скуки я поплелся со скрюченным пальцем к следующей коряге, задумал ковырнуть и её тоже, подошел и неожиданно боковым зрением зафиксировал движение. Снизу, из «зелёнки», на взлётку бежали люди. Они перемещались зигзагами, падали, выставляли вперёд стволы огнестрельного оружия, затем снова вскакивали, снова бежали наверх и снова падали на склон.
       От неожиданности я чуть не наделал себе в форменное обмундирование. Душманы решили захватить полк? Но зачем им понадобилась пустая вертолётка? Начали бы с продсклада, там хавчик. Или с артсклада, там боеприпасы, но они зачем-то бежали на пустую вершину горки, обнесённую в один ряд колючей проволокой.
Вообще, если честно, мне сделалось страшно, неспроста я сказал про обмундирование. Любому человеку на войне сделается страшно, если он увидит, как на него наступает толпа вооруженных мордоворотов. В силу ряда понятных причин, в мою голову впрыгнул единственно правильный вопрос: - «А не убежать ли мне?». Мысль была здравая и очень своевременная, ибо мордовороты быстро продвигались в сторону меня.
        С целью понять оперативно-тактическую обстановку в остальных частях нашего полка, я покрутил башкой. Вокруг, вроде бы, всё выглядело тихо и спокойно, не было слышно ни стрельбы, ни разрывов гранат. Похоже, никакого штурма полка не было, но, мужики-то были! При этом они, падлы, достаточно быстро приближались. Пока я хлопал глазами в полном обалдении, они сократили со мной дистанцию настолько, что стали видны бронежилеты, на некоторых бойцах они расстегнулись и болтались во время перебежки, как хрен в рукомойнике. Причем бронежилеты и каски имелись на всех бойцах. Душманы не могли быть экипированы подобным образом, они должны бегать в белых широких штанах и в паколи, это такая шапочка у местных племён. Получается, на вертолётку наступали наши. Но зачем они попёрли по такой жаре на пустой, лысый, пыльный бугор? Штурмовали бы продсклад, там сгущенка.
От вида бронежилетов и касок мне стало немного легче, я отошел от колючей проволоки, уселся на торчащий из земли угловатый камень, достал сигарету, занялся её раскуриванием, но всякие-разные мысли в голове продолжали переползать из одного закоулка к другому:
       Вот добегут сюда эти мордовороты с автоматами, возьмут меня в плен и расстреляют. И что тогда делать?
       А зачем им брать меня в плен и расстреливать?
       А пустую взлётку штурмовать зачем?
       Скорее всего они ненормальные, а значит опасные.
Пока я перебирал эти мысли в голове, мужики добежали до колючей проволоки. С ними пришел какой-то ещё один мужик, большой, здоровый, грозный. И с усами. Он явно был старше всех присутствующих по возрасту, и по званию, поэтому застроил в шеренгу первых мужиков, принялся расхаживать вдоль строя и безобразно матюгаться.
       Мужики в бронежилетах выглядели очень потными и грязными, они тяжело дышали, угрюмо сопели-пыхтели, стояли и переминались с ноги на ногу, а усатый Мамонт медленно прохаживался перед строем, объяснял нецензурной бранью, что в следующий раз, когда он найдёт в расположении их роты ещё одну канистру с брагой, то отправит этих чуваков штурмовать не чахлый бугорок вертолётки, а полноценную гору Форубаль 2535. Из-за следующей канистры браги они побегут на трёхтысячник Зуб Дракона, затем на Зомбурак 3786 и так далее по нарастающей вплоть до четырёхтысячника Санги-Даулатхан. Во время данной лекции я сидел на тёплом камне, курил вонючую сигарету, ждал вертолёт и думал: - «Сколько ещё открытий чудных готовит нам друг парадоксов! В стихах это бесподобно».
       Долго ли торчал я на взлётке, коротко ли, но вертолёта, таки, дождался. Издалека сделался слышным гул двигателя и свист лопастей. Небо было чистое, безоблачное и огромное, я наводил резкость на звук, наводил-наводил, и никак не мог навести. Только уже когда вертолёт подлетел совсем близко, я умудрился различить точку его существования на карте звёздного неба.
       Прибывший «борт» зашел на посадку, резко снизился, поднял винтами невменяемый столб пыли и мелких камешков, принялся сбрасывать обороты вращения лопастей. Когда те остановились, из округлого пуза вертолёта вылезли какие-то одни военные, вместо них залезли другие военные, включая меня. Вертолёт снова раскрутил лопасти, взмыл в голубое безбрежное небо и полетел в сторону Чарикарской долины, его реально хрен разглядишь в таком режиме полёта. Соответственно, из иллюминатора в обратную сторону можно было разглядеть только горы. Море гор, и больше ничего.
       Какую-то часть полета мне поначалу было страшно, если душманы собьют наш борт, как я буду от них отбиваться? В госпиталь меня отправили без пулемёта. Но затем мы поднялись на такую высоту, с которой падать стало не страшно, там мне сделалось безразлично как придется биться о землю – хоть с пулемётом, хоть без, поэтому я успокоился, повторил выражение прапорщика Хайретдинова: – «Да раздерись оно всё тридеручим продиром», - и поехал в госпиталь с хорошим настроением, как в санаторий.