Раритет

-Сашка, посмотри, что я  раскопал!
Голос был молодой и приятный.
-Маруся, не путайся под ногами! Ты собираешься сегодня завтракать или нет?
- Ну, если честно, я очень проголодался, - смиренно произнес мужской голос.
- Тогда не мешай, если не хочешь есть подгоревшие блины.
КНИГА  сразу не поняла, почему к женщине обращаются
“ Сашка”, а мужчину называют “ Марусей”.
Это было непривычно, но неожиданно ей понравилось.
-Я не хочу подгоревших блинов, но ты просто обязана посмотреть!
Хотя бы на год издания! Это же раритет! А состояние практически новое. Нет, это определенно удача!
В голосе опять зазвучала радость, переходящая в восторг..
-Раритет, авторитет, иммунитет! - ворчливо произнес голос Сашки. Он был низкий и одновременно певучий. Несмотря на сердитый тон, его хотелось слушать. - И сколько ты выложил за эту удачу?
-Александра! Я не выложил, а вложил. Такие вещи только растут в цене. Они вне моды. И через пару десятков лет...
-Через пару десятков лет ты продашь этот антиквариат и купишь машину?
-Но я не собираюсь её продавать. Такие книги украшают дом и рассказывают о его обитателях больше, чем твой сервиз и хрустальная ваза.
-Не смей говорить плохо о моей вазе!   Интересно, если бы не эта  ваза, куда бы ты ставил цветы для меня? И вообще, хватит носиться со своим раритетом! Иди мой руки и буди Машку! Эта соня может спокойно проспать до обеда!
-Имею право! Сегодня воскресенье. И вообще  - я так  устала за эту неделю.
Девчонка, появившаяся на кухне, была в голубой пижаме с розовыми разводами. Это было непонятно, но неожиданно красиво. И девчонка была красивая, это было видно, несмотря на ее заспанный вид и непослушные  всклокоченные волосы.
-Устала она, непонятно только от чего! - голос был по-прежнему сердитый, но было понятно,  что Сашка очень любит Машку. И что ворчит она для порядка.
-Машуня, иди сюда, смотри, что я достал!
Она почувствовала, как  аккуратно переворачивают её страницы и поняла, что это Машка.
-Пап! Это ты уже сегодня? - с удивлением спросила она.
-Ну, да, там народ с семи утра тусуется. А кто рано встает, тому Бог дает.
-Значит, мне ничего не достанется, я люблю поспать и подольше.
-Жизнь это исправит. Иди, причешись и умойся, а то мама нас сейчас прикончит. А я пока пристрою мою  обновку. Вот здесь есть местечко, повыше, а то Пашка, как придет, любит покопаться. Кстати, две книжки он зажал, надо будет ему напомнить.
Она увидела комнату сверху, почти с потолка, и это было ново и необычно после лежания на какой-то старой скамейке в городском парке, где по воскресеньям с утра собирались любители книг - что-то прикупить, обменяться и просто поболтать.
Она провела там почти месяц, каждый раз напрягаясь, когда ее брали в руки и небрежно листали страницы. Правда, хозяин всегда стоял рядом, охранял.
А она каждый раз замирала: неужели она достанется этому, с хриплым прокуренным голосом? Или этому - с грубыми толстыми пальцами?
А это прикосновение ей понравилось сразу: оно было каким-то уверенным и одновременно осторожным  и уважительным.  У мужчины, листавшего страницы, был приятный голос и длинные мягкие пальцы.
 - Беру , - сказал он не торгуясь.
Так она попала в эту семью, где жили Сашка, Машка и Маруся.
Поначалу ей было трудно понять, почему мужчину называют "Марусей", женщину - "Сашкой", а девочку - кучей имен: Маша, Машенька, Машка, Машуня, Машутка, Маня, Масюня и даже Мишель.
Это со временем она поняла, что главу семьи, благодаря которому она здесь появилась, звали Марк Львович. Он был микробиолог и читал лекции в университете. А еще он был болен книгами. Так говорила Сашка. Вообще-то
она  была Александрой Константиновной и работала в проектном институте.
Ну, а Машка просто училась в школе и, несмотря на свою кажущуюся безалаберность, училась очень хорошо.
Она была любопытной, спонтанной, временами - немного дерзкой и шумной, а временами - вдумчивой и серьезной.
У нее были необыкновенные отношения с отцом - очень теплые, доверительные, дружеские и не очень похожие на отношения отца и дочери.
Это он называл ее по-разному: от Масюни до Мишель. Она не отставала.
Если нужно было что-то попросить, то в ход шло обычное "папа".
О чем-то радостном сообщалось громким:
"Маруся, хочешь что-то интересненькое?"
Если надо было  поделиться чем-то особо важным, то она называла его по имени-отчеству. Это бывало не часто и звучало очень торжественно.
КНИГА помнила эти моменты.
"Ну, Марк Львович, могу вас поздравить. Ваша дочь - медалистка."
Это было после окончания школы.
Так же торжественно она сообщила о поступлении в медицинский институт.
Такое обращение по имени-отчеству Машка берегла для особо значимых моментов.
После того, как Маша стала студенткой, в доме стало шумно. Там постоянно ошивались ее однокурсники - девочки и мальчики. Они пили чай на кухне и что-то громко обсуждали.
Один из них бывал у них чаще других. Именно с ним Маша готовилась к сессии.
У него было замысловатое имя - Зиновий, но все называли его Зориком.
Он любил стоять у полок с книгами, медленно водя по корешкам указательным пальцем. Как-то он встал на цепочки и протянул руку.
-Нет-нет-нет, ради Бога не трогай! Это раритет, папа над ней так трясется.
И КНИГА поняла, что несмотря на то, что ее никто не читает, о ней помнят и хранят, оберегая от ненужных прикосновений чужих рук.
А потом, когда Маша заканчивала учебу, этот Зорик сделал ей предложение.
КНИГА хорошо знала, что это такое, и понимала, что у Маши начинается новая жизнь. Она заранее представляла, как будет скучать по этой девчонке, без пяти минут врачу, которая оставалась такой же легкой, взбалмошной, шумной и любопытной.
КНИГА понимала, что все это не совсем так, а точнее - совсем не так. Что девочка, получившая медаль и поступившая в медицинский,  на самом деле совершенно другая - умная,  упорная, целеустремленная и ответственная. И ей очень хотелось, чтобы Зорик обладал такими же качествами. Ну, хотя бы наполовину.
Скучать по Машке не пришлось - Зорик поселился у них. Он был вполне симпатичным - КНИГА старалась быть объективной по отношению к избраннику своей любимицы. Он ладил с тещей и тестем,  уважительно называя их по имени-отчеству: Марк Львович и Александра Константиновна.
Большую часть времени он проводил в их с Машей комнате, но с его появлением атмосфера в доме неуловимо изменилась: исчезла легкость, которой отличались отношения членов этой семьи. Папу перестали называть Марусей, а маму - Сашкой. Теперь это были Марик и Аля. И Маша растеряла свои многочисленные имена и стала просто Машей. КНИГА не понимала, почему это произошло. Просто произошло и все. И хотя в зале по-прежнему горела пятирожковая люстра, а в углу примостился торшер на длиннющей согнутой ноге, КНИГЕ стало казаться, что света в доме стало меньше.
Как-то утром она почувствовала, что ее вытаскивают с насиженного местечка на верхней полке и сразу поняла, что это не Маша, не Марк и не Саша. Как? По прикосновению. Оно было торопливым, небрежным - она до сих помнила эти прикосновения случайных людей там, в осеннем парке, когда она лежала на старой скамейке на мятой газете. В этих прикосновениях не было ни любви, ни уважения.
Эти же  пальцы быстро полистали страницы, остановились лишь в начале - там, где был написан ее год рождения.
-Хм, и впрямь раритет, - услышала она голос Зорика. - Интересно, сколько бы за нее дали сегодня?
Ее вернули на место - правда, Декамерон, который раньше  был справа от нее, оказался почему-то слева. Но ей это было неважно - главное, ее больше не касались эти пальцы, прикосновение которых ей было физически неприятно.
Иногда в гости приходили родители Зорика. Их старались встретить достойно и долго обсуждали, что будет на горячее и на десерт. Случалось это, как правило, по праздникам, которые дома справляли потому, что любили гостей. Приглашали несколько пар, среди которых неизменно был Пашка, то самый, который зажал какие-то там книги.
КНИГА поглядывала на него подозрительно, радуясь, что она так высоко, и Пашка - коренастый брюнет, её просто не достанет.
В остальном он был, вроде, неплохим мужиком - балагурил, поднимал тосты, хвалил угощение. КНИГА заметила, что он почти не контактирует с Зориком и его родителями, и после этого простила ему эпизод с какими-то книгами. Ну, зажал, а, может, просто забыл? Ведь так тоже бывает.
Дело в том, что родители Зорика ей тоже не нравились. Возможно, на них падала тень их сына, к который был ей не симпатичен с первого дня. Да, что там не симпатичен! Просто неприятен.
 КНИГА не понимала, что в нем не так - ведь его выбрала Маша - ее любимица, которую до появления Зорика называли такими разными именами. Все это было в прошлом. Ей хотелось подслушать, как  он называет Машу за закрытыми дверями  их спальни, но она понимала, что этого не произойдет никогда. При родителях он называл ее Марией, иногда - Машей, но никогда - Машенькой, Машкой или Масюней.
После института оба стали работать в поликлиннике: она - педиатром, он  - офтальмологом.
А еще через пару лет Маша торжественно объявила родителям:
скоро вы станете бабушкой и дедушкой!
-Боже, Машуня!
По блеску в глазах Марика КНИГА поняла, что ему хочется прыгать до потолка, забыв про свою должность в университете.
Саша обняла дочь, пробормотав:
-Такое чувство, что ты только вчера родилась, как летит время…
Через полгода в доме появилось крошечное существо, которое достаточно быстро превратилось в девочку. Она была такой же любопытной, как её мама, и КНИГА радовалась, что она стоит так высоко, и что до неё не дотянутся эти пухлые пальчики.
КНИГА вообще с опаской относилась к детям.
Но это девочка как-то незаметно заняла место в ее сердце. Ну, да, прежде всего,  это была дочка Маши. Это во-первых, во-вторых и даже в третьих.
Но помимо этого факта, она была сплошное очарование. Крепкая, ладненькая, с темными волосами, которые по утрам торчали в разные стороны в точности, как у её мамы. Ее голос звенел колокольчиком по всей квартире. Она не умела ходить, только бегала, топоча маленькими ножками. Иногда Марк Львович поднимал её на руки и показывал ей книги на полках, говоря :
“Смотри, какое богатство!”
Малышка не понимала, о чем речь, сердито вырывалась из рук деда, и, почувствовав под ногами пол, торопливо убегала по своим срочным делам.
-Оставь ребенка в покое,  ты ей ещё свой раритет покажи! - ворчала с кухни Саша.
- Придет время, - задумчиво отвечал Марк Львович.
Девочку назвали Лиза - в честь Леи - мамы Марка,  и у нее были
совершенно необычные глаза -  медового цвета, которые меняли свой оттенок в зависимости от освещения.
С появлением Лизы в доме словно стало светлее, и вернулась привычка к забавным прозвищам.
Как только не называли эту девочку:
Лиза, Лизонька, Лизуня, Лизка, Лизочек, а в особо торжественных случаях - Елизавета.
КНИГЕ нравилось такое королевское имя, хотя она понимала, что оно не очень подходит маленькой пухленькой девочке, чьи непослушные волосы Саша пыталась заплести в крошечные косички.
Только Зорик неизменно называл ее Лизой.
КНИГА с горечью констатировала, что даже появление дочки не сделало его другим. Ей было непонятно, что делает с ним рядом Маша. Неужели ее все это  устраивает?
Эти чопорность,
холодность, дистанция, которую он выстроил в общении с членами семьи. Она ни разу не слышала, чтобы он рассказывал что-либо о своей работе, во всяком случае,  за общим ужином этого не происходило. На вопросы он отвечал неизменно коротко и вежливо: спасибо, все в порядке. Так же вежливо благодарил, вставая из-за стола и предварительно промокнув рот салфеткой.
Зато Маша не закрывала рот, рассказывая случаи из своей практики. Лиза слушала, широко раскрыв глаза.
-Врач растёт, - замечала бабушка, переглядываясь с мужем.
Родителей Зорика рождение внучки почти не поменяло. Они по-прежнему приглашались на праздничные посиделки и приходили тщательно одетые и причесанные, благоухая парфюмом. Лизу чмокали в макушку и торопливо совали ей в руки небольшой сверточек, перевязанный  ленточкой.
Из разговоров за столом КНИГА понимала, что другие внуки - дети от старшей дочки - им намного ближе, чем Лиза, что было неудивительно - они жили вместе.
А потом - под Новый год, когда уже активно обсуждалось меню - отец Зорика попал в больницу, из которой он уже не вышел.
-У него всегда было слабое сердце.
Эта фраза, сказанная  Маргаритой, а именно так называли маму Зорика, объясняла все. Трагедия, когда уходит здоровый человек, а когда сердце слабое, ну что тут поделать? Весьма предсказуемый результат. Возможно, именно поэтому, мама Зорика не была сломлена несчастьем и на приглашения Машиной семьи по-прежнему отзывалась охотно и приходила всегда при полном параде. И так же оставлял шлейф ее парфюм, правда, вместо торжествующих ноток, в нем появилась нотки грусти.
А еще через год она объявила, что Мара с Пашей и детьми собираются в Германию.
-Почему в Германию? - удивилась Саша.
- А почему нет? - Маргарита в недоумении подняла брови. - Европа, красивая и благополучная страна с массой возможностей и прекрасной социалкой. Дети выучат язык, будут работать, а я…Что мне уже надо?
-Я  в жизни не смог бы осилить немецкий, - Марк Львович задумчиво помешал чай маленькой серебряной ложечкой с коричневым эмалевым медвежонком на ручке.
И чашка у него была своя - высокая, синего цвета с широким золотым ободком по краю. Её называли “папина чашка”.
-Почему? - изумилась Маргарита. - Язык как  язык, нормальные люди, которые давно все осознали, повинились.
- Да, конечно, - Марк Львович добавил в чай ломтик лимона. - Конечно. И осознали, и повинились.
В его планы явно не входило спорить или что-то доказывать.
-А когда собираетесь?
- спросила Саша. - Лизе в этом году десять лет. Хотелось бы отпраздновать вместе.
- Да, наверняка, мы ещё будем здесь. Хотя это от нас не зависит.
Они уехали за полтора месяца до дня рождения.
-Так получилось, - объяснил Зорик фразой, которая ничего не объясняла.
За несколько дней до дня рождения КНИГУ сняли с полки, бережно и аккуратно. Она узнала это прикосновение. А потом она почувствовала что-то странное. Сначала она не поверила, что такое возможно, а потом поняла - она не ошиблась: ее подписали.
И эту надпись Марк Львович прочел за празднично накрытым столом. Это было поздравление Лизе, поздравление с ее первым юбилеем.
-Я думаю, что книга, дошедшая до  нас с позапрошлого века - не самый плохой подарок, - сказал Марк. - И надеюсь, что эта надпись не отразится на ее ценности. Зато тебе будет, что передать своим детям.
-Спасибо, деда, - Лиза чмокнула Марка в щеку.
Она была умная девочка, и КНИГЕ было приятно, что она попала в хорошие руки.
А потом в доме начались разговоры. Кухонные разговоры за закрытой дверью, и КНИГА могла догадываться о содержании лишь по отдельным выпорхнувшим фразам, когда дверь открывали.
-Неужели вы не понимаете? Я просто хочу нормального будущего Лизе. Язык, как язык. Выучим. Прекрасная социалка.
Это были фразы Зорика.
-Я не смею. Мы не смеем вас задерживать. Но я не думаю, что когда-нибудь Лиза будет вам благодарна за такой шаг. Социалка - это унизительно и для меня, и для Александры. И в конце концов, мы - евреи и если ломать жизнь и начинать ее заново,  то я бы выбрал другое направление. Однозначно.
Это говорил Марк Львович.
Саша и Маша молчали или говорили так тихо, что их слов было не уловить.
Лишь один раз КНИГА услышала голос Маши.
-Ты волен делать то, что считаешь нужным. Я своих не оставлю. Я у них одна.
КНИГА хорошо знала, что женщина ждёт после таких слов от мужчины. Но прозвучали слова совсем другие. А потом в коридоре хлопнула дверь в спальню.
Разговоры дома почти прекратились, было тихо, но это была напряженная тишина, повисшая, словно осенний туман; тишина, от которой веяло холодом и тревожным ожиданием. Тишина, от которой КНИГЕ хотелось кричать. Но кричать она не умела.
Даже тогда, когда ее сняли с полки и положили в сумку.
Потом ее листали
чьи-то холодные пальцы, совсем незнакомые.
-Именная, - произнес чей-то надтреснутый голос.
- Мы  бы не продавали, - но не выпускают. Нужны какие-то разрешения, комиссии, а у меня на это просто нет времени. И, скорее всего, это ни к чему не приведет.
- Ну-с, сударь, беру, а что у вас еще есть?
Так она попала в дом букиниста, Давида Соломоновича, известного в городе обладателя огромной библиотеки. Она стояла на полке с рядом с  раритетными изданиями и понимала, что она  совсем не уникальная в этом окружении редчайших книг.
Она скучала по семье Иткиных: по Марку и Саше, которых когда-то называли Маруся и Сашка. Когда-то… Так давно, что это казалось неправдой.
Скучала по ярко освещенному залу, по застольям, которые были частенько в этом доме. Но больше всего ей не хватало Маши. А еще Лизы, чье имя она носила на развороте.
Ее улыбок, света ее необыкновенных медовых глаз; ее торопливых шагов по квартире - даже повзрослев,  эта девочка не научилась ходить обычным шагом. И эта тоска КНИГИ по прежней жизни не становилась меньше. А знакомая ей поговорка “ Время лечит” оказалась пустыми словами.
А потом ее вместе с другими книгами обернули в полиэтилен, и она оказалась в полной темноте. Последними словами, которые она услышала, были слова  Давида Соломоновича:
-Не подмажешь - не поедешь. Здесь  продать некому, никого не осталось. А там, наверняка, найдутся ценители.
В темноте КНИГА оставалась долго, так долго, что в какой-то момент ей показалось, что это навсегда. Да, она была не одна - рядом лежали её собратья - такие же или почти такие же  ценные книги, которым было так много лет, что они уже сами не помнили свой год рождения.
Иногда коробку открывали, и тогда можно было насладиться воздухом и светом.
Давид Соломонович бережно гладил корешки книг и бормотал вполголоса:
-Потерпите еще немного, вот перееду в постоянную квартиру, найду всем вам место.
И он действительно переехал и долго дрелил стены, устанавливая полки для своей библиотеки.
КНИГА совершенно случайно опять оказалась рядом с Декамероном и почувствовала себя почти дома.
Она долго размышляла, что же произошло, и пришла к выводу - Зорик уехал в страну, граждане которой что-то поняли. В благополучную европейскую страну с прекрасной социалкой. В страну, в которой жили его мама и сестра с семьей.
А перед отъездом он продал несколько особо ценных книг  Давиду Соломоновичу.
Украдкой, в тайне продал её, КНИГУ, которая была подарена его дочке на первый юбилей.
Сначала КНИГА  не поняла, что произошло позже: почему она вдруг очутилась в другой квартире и в другой стране. Почему её хозяином стал этот невысокий сутулый человек в очках, похожих на пенсне.
Он был одинок, его семьей были книги. Им он посвятил всю свою жизнь. Их он перевез в эту страну, в которой было так много света и тепла.
К нему приходила женщина по уходу - Анечка, и ей он рассказал всю эту историю, о многих деталях которой КНИГА уже догадалась сама.
-Прохиндей без чести и совести, - так Давид Соломонович отозвался о Зорике и добавил: зато самые ценные книги у меня, благодаря ему. Хотя, я практически уверен, что они ему не принадлежат.
А потом он заболел. В доме запахло лекарствами,  дважды приезжала скорая помощь, которую называли здесь словом совершенно незнакомым:
“амбуланс”.
Он всякий раз выкарабкивался, пил на кухне горячий чай, глотал таблетки.
А потом к нему пришел молодой человек с которым Давид Соломонович обсуждал какие-то важные дела.
-Вы сделайте полный список, и мы все оформим так, как нужно. Можете на меня положиться - все будет сделано по закону.
- Очень достойный молодой человек, - поделился Давид Соломонович с Анечкой - по-иному он ее не называл.
- Да, приятный парень, но вы, тем не менее, все распишите в деталях.
- Конечно. Это для меня целый проект. Надо составить подробные списки, ничего не упустить.
- Если надо, я помогу, - предложила Анечка. - Что вы будете по этим полкам лазать, ещё упадете, не дай Бог.
- Спасибо, добрая душа, - поблагодарил Давид Соломонович. - Нам с вами это зачтется, - он многозначительно посмотрел кверху, подняв для убедительности указательный палец.
Работа закипела, и Давид Соломонович, увлекшись делом, стал чувствовать себя не в пример лучше.
Наконец, все было сделано,  и в дом снова пришел тот молодой приятный мужчина - Ром.
Давид Соломонович согласно кивал, пока тот зачитывал завещание, по которому все собрание книг переходило в распоряжение столичной библиотеки.
-В нашей адвокатской конторе решили, что гонорар мы с вас не возьмем, - торжественно объявил Ром.
- Это очень благородно с вашей стороны, - с достоинством кивнул Давид Соломонович.
- Я  премного благодарен за это решение, но вы дважды приходили ко мне домой   а потому - позвольте презентовать лично  вам вот эту КНИГУ. Посмотрите на год издания. Это очень ценный, пожалуй, самый ценный экземпляр в моей коллекции, и я надеюсь, что передаю его в хорошие руки.
Если можно - я добавлю строку об этом в моем завещании, чтобы потом не возникло вопросов. И не возражайте, сударь. Вы этот подарок заслужили.
КНИГА почувствовала незнакомое прикосновение, и оно ей понравилось. В нем было уважение и осторожность - именно так брал её в руки Марк Львович.


-Привет, как дела?
- Устала ужасно.
- Тогда не готовь. Есть идея - закажем пиццу, а я принесу что-нибудь к чаю, эклеры, например.
- Ром, ты врачу предлагаешь эклеры?
-Иногда можно, особенно, если есть повод.
- А он есть?
-Ну, наша встреча - это уже повод. Я тебя почти не видел последнюю неделю. Как ты думаешь, сдала?
- Боюсь говорить, хотя практически уверена.
 - ОК, пока не поздравляю. Это мы отпразднуем отдельно. А на сегодня у меня сюрприз. В общем, буду к четырём.
Они пообедали, заказав пиццу, долго пили кофе, правда, без эклеров, а с горьким пористым шоколадом.
Перебрались на диван, долго сидели, сцепившись пальцами, бездумно глядя на мерцание экрана, и изредка обмениваясь короткими фразами.
Это была их медитация. Так говорил он, а она шумно опровергала, доказывая, что от медитации здесь нет ничего.
-Что Лея?
-Сегодня ночует у подружки. Пусть гуляет, последние деньки.
Она потянулась. Да, пусть это не медитация, но эти минуты с Ромом наполняли её нежностью и  теплом, подзаряжали энергией, снимали усталость и возвращали какое-то невероятное  ощущение внутреннего равновесия и баланса.
-Да, кстати, а что с сюрпризом?
- Прости, вылетело из головы.
Ром вышел в прихожую и вернулся с пакетом.
-Помнишь, я рассказывал тебе историю про одного букиниста?
- Да, конечно, Соломон Давидович? История с каким-то завещанием?
- Ну, допустим, Давид Соломонович, но не в этом суть. Насчет завещания ты права. У тебя отличная память.
-Спасибо, приходится тренировать ее постоянно.  Так, что там, с этим букинистом?
-Наш босс сказал, что денег мы с него не возьмем, это будет мицва. Ты слышала когда-либо, чтобы адвокат в Израиле не брал деньги?
- Поделись улыбкою своей, и она еще не раз к тебе вернется,  - пропела она и добавила с улыбкой:
-Добрые дела плодят добрые поступки.
- Точно, - Ром кивнул. - Но это еще не все. Все оформление было на мне. Ему кто-то рекомендовал наш офис, он связался по телефону и начал говорить по - русски. Представляешь?
- Вполне. Чтобы у нас и не говорили по-русски?
- В общем, его прикрепили ко мне. Другой город, но, в принципе, недалеко. Я приезжал к  нему домой дважды. У него шикарная дорогущая коллекция. Это понятно даже такому дилетанту, как я. А больше никого - ни жены, ни детей, ни племянников.
-И на кого же тогда завещание?
- Все это богатство он завещал Центральной  городской библиотеке. С припиской, что если определенные издания попадут в музей,  то он будет только рад.
-Прекрасно, а в чем сюрприз?
- А в том, что цепочка добрых дел на этом не закончилась. Мои старания были вознаграждены по достоинству, и я получил презент. Подарок, иными словами. Вот, смотри. Это очень ценная вещь, раритет.
Еще до того, как он вытащил содержимое пакета, она почувствовала легкий толчок в области диафрагмы.
Что это было?
Предчувствие? Интуиция?
Кто может объяснить эти тонкие движения тела, эти эфемерные ощущения, которые посылает кто-то сверху?
Ром вытащил книгу, и она непроизвольно протянула руку.
-Мир полон совпадений. Книга дарственная, она подписана и подарена восемь лет назад на день рождения какой-то Лизе. А вот подпись - “твой деда Марк Иткин”. Так зовут твоего папу. Я вот подумал - родня или просто однофамилец?
Ром с удивлением смотрел на изменившееся лицо Маши.
-Машунь, что с тобой? Почему ты плачешь?
Ты знаешь этих людей? Не молчи, - Ром легонько потряс ее за плечи. Потом побежал за салфетками. Аккуратно промокнул ее влажные щеки. Обнял, но не почувствовал ответного движения. Это было непривычно, словно он обнимал  чужую, совсем незнакомую  женщину.
-Откуда это у тебя? - спросила она тоном врача, назначающего годовалому малышу антибиотики. Запнулась, забрала салфетку у Рома и вытерла слезы.
-Ах, да. Этот букинист. Конечно же. Извини.
У тебя есть его данные? Адрес, телефон, - она постепенно успокаивалась. -  Я должна выяснить все до конца. Должна.
-Нет проблем. Я позвоню Давиду Соломоновичу, назначу встречу. Уверен, что он мне не откажет.
КНИГЕ хотелось кричать и рассказать Маше все прямо сейчас: как  Лизин папа, которого она невзлюбила с первого дня, выбрал несколько книг - самых ценных в коллекции Марка Львовича; как сдвинул остальные книги, чтобы не было видно их отсутствия; как отнес их старому букинисту,  и как она поняла, что больше никогда не увидит ни Машу, ни Лизу, вообще никого из семьи Иткиных. Не почувствует бережного и уважительного прикосновения их пальцев, не услышит их голосов и торопливых шагов этой девочки - Лизы, чье имя на титульном листе ясно говорило кому она, КНИГА, принадлежит уже восемь лет.
Но она была КНИГА, всего лишь книга, которая не могла рассказать всю правду, все то, что произошло с ней за это время. Не могла поблагодарить судьбу за то, что попала в любящие руки старого букиниста, который сумел всеми правдами и неправдами вывезти ее из той холодной страны равнодушных людей; страны, в которой книги потеряли свою ценность и значимость. Она помнила  слова Давида Соломоновича:
“ не подмажешь - не поедешь “. А еще помнила, как в беседе с Анечкой он назвал Зорика прохиндеем без чести и совести. Она тогда молча с ним согласилась.
А пока она слушала, как Маша сбивчиво рассказывает Рому о том, как Зорик уехал в Германию. О том, как через год они засобирались в Израиль. Какими поспешными и сумбурными были сборы. Как только в самом конце, прямо перед отправкой багажа, они обнаружили пропажу нескольких книг из собрания Марка Львовича. Как тяжело он это перенес. 
-Вариантов не было, - тяжело вздохнув сказала Маша. - Книги не могли испариться. Мы все все прекрасно понимали, но почему-то боялись озвучить. Я думала, что он забрал их с собой, на память, - Маша горько усмехнулась. - Но то, что у него поднялась рука их продать… Продать книгу, подаренную твоей дочери. Это выше моего понимания.
- Маш, картина ясна, если хочешь,  я свяжусь с Давидом Соломоновичем, но, если честно, не вижу в этом смысла. Всё предельно прозрачно, а копошиться в прошлом, ворошить то, что произошло несколько лет тому назад… Это всколыхнет неприятные воспоминания, вызовет ненужные эмоции. Твой папа не настолько здоровый человек, чтобы погружать его в это. Как ты считаешь?
- Наверное, ты прав, -
Маша устало вздохнула. - Я просто скажу папе, что КНИГА нашлась.
-Вот и отлично. Только один, последний вопрос. Почему - Лиза?
- Так мы её назвали в честь моей бабушки Леи. А здесь она поменяла имя и стала Леей.
- М-да.
Ром помолчал.
-Зато мне будет, что подарить ей перед мобилизацией. Твой папа оказался прозорливым человеком. Он написал:
“Надеюсь, что этот подарок будет сопровождать тебя всю жизнь”.
Ром обнял Машу, перебирая непослушные завитки ее волос,  и вновь почувствовал в своих объятиях ту теплую и отзывчивую к его прикосновениям  Машку, Машуню, Машеньку, с которой они были вместе уже больше года. Ту женщину, которой он собирался под Новый год сделать предложение.
-А Давиду Соломоновичу ты все же позвони, пусть он знает, что КНИГА вернулась домой, к ее законному владельцу. Мне кажется, ему будет приятно.
- Непременно. Если хочешь, позвоним вместе. И знаешь, у меня родилась еще одна идея.
-Какая?
-А вот это сюрприз.