Иван Гурич, не ставший учёным. Часть 3

            Следующий день Гуричу не обещал ничего хорошего. Он проснулся в девятом часу, когда уже светало за окном. Очень болела голова, сильно хотелось пить, во рту стоял смрадный привкус от вчерашнего. Почистил зубы, набрал чайник, поставил его на плиту на общежитовской кухне ¬– всё делал как бы на автопилоте, потому что в сознании постоянно прокручивались вчерашние подробности его гостевого фиаско.
           Глотнул чернейшего горячего чая и поперхнулся, обжёгшись. Но полегчало. Чайной ложечкой понемногу и, дуя на неё беспрестанно, осилил полстакана. Горячий напиток понемногу возвращал студенту логическое мышление.
           – Что будем делать, Гурич? – спросил Иван сам себя и придумал: – Более казнить себя не имеет смысла и ничего не остаётся, как только ехать в пригород, повиниться и просить прощения у всех, кого обидел. Простит Надя или не простит, в любом случае поеду домой, на посёлок: надо развеяться, выспаться, отдохнуть, повидаться с родителями, с друзьями, сходить на охоту.
           Гурич решительно вытащил чемодан из под кровати, достал пятнадцать рублей, оделся и поехал на вокзал – покупать билет. Отстоял в очереди полтора часа – на ближайшие сутки билетов на поезд в его областной центр не было и не мудрено: начались студенческие каникулы.
           – Ну, и ладно. Каникулы в Москве проведу, похожу, посмотрю: Москву–то я совсем не знаю, – рассудил Иван. – А сейчас надо ехать извиняться.
           Сел в электричку и, глядя в окно, вспоминал свой посёлок и разные случаи, что происходили с ним в то время в школе, после школы, встречи с одноклашкой…
           От платформы быстрым шагом пошёл к дому Нади, всю дорогу повторяя про себя слова, какие он скажет в своё оправдание. Не отворяя калитки, увидел, что на входной двери висел замок. Дома никого не было.
           – Куда–то все ушли. Похожу по посёлку, подожду, а потом через полчасика опять приду: может быть кто–то вернётся, – Гурич, постукивая ботиночками друг об друга пошёл по улице. И вдруг его осенило:
           – В церковь зайду. Заодно и погреюсь, а то что–то пальцы ног прихватывает.
           По правде сказать, Ивана в церковь повлёк и морозец, и интерес – что же с ним произошло там вчера? Как истинный исследователь по своей натуре, он хотел разобраться в случившемся. Подходя к церкви, увидел, что чёрная дверь её приоткрыта: значит, можно войти. Прошёл через калитку въездных ворот, перекрестился и тут же почувствовал какое–то беспокойство, которое всё больше усиливалось при приближении к храму.
           Гурич остановился перед чёрными входными дверьми церкви, снял с головы шапку и широко перекрестился – от плеча до плеча и сверху вниз. Беспокойство перерастало в тревогу. Он остановился, пытаясь разобраться в своих ощущениях.
           – Проходи, мил человек. Сейчас вечерняя служба начнётся, – старушка, крестясь, встала рядом с юношей.
           – Пожалуйста, пожалуйста, – Иван отступил, освобождая проход старушке. – Что–то тут серьёзное, коли второй раз мне не по себе рядом с церковью. Надо бы почитать литературу, посоветоваться с медиками, с психологом, – Гурич вспомнил Надю, развернулся и пошёл к её дому.
           Дверной замок висел на прежнем месте.
           – Не судьба, – заключил Иван и двинулся на электричку. На вокзале он поднялся на второй этаж к кассам предварительной продажи железнодорожных билетов, надеясь приобрести билет на следующие дни. Отстоял ещё один час –  безрезультатно. И только он забрал перед окошечком кассы, приготовленные деньги и студенческий, как пожилая кассирша, держа телефонную трубку около уха, быстро закивала головой и замахала ему рукой:
           – Повезло тебе, студент. Беги и побыстрее в семнадцатую кассу и лезь к окошку без очереди: кто–то билет только что сдал на первый поезд.
           – Спасибо! Тогда давайте на обратный, – Иван хотел просунуть деньги и студенческий.
           – Беги, тебе говорят. Потом подойдёшь.
           Гурич со всех ног помчался к указанной кассе, не веря своему счастью: на поезд № 1 – Москва – Владивосток ему никогда ему не продавали билет, даже предварительно.
           Через пять минут, покрытый разными нехорошими эпитетами, стоящими в очереди людьми, он держал билет на поезд отправлением из Москвы завтра в десять часов. Поезд № 1, кроме того, что был скорый, он был ещё и особый: ехал через Горький, а не через Ярославль, т.е. находился в пути шестнадцать часов, а не девятнадцать и прибывал в областной центр во второй половине ночи. А, значит, можно было успеть на утренний  поезд, который приезжал в районный центр вечером, а там – успеть на третий поезд, приходивший в посёлок около двенадцати ночи. Тогда дорога занимала всего полтора суток, а не двое.
           Довольный удачей, Иван поднялся наверх, купил обратный билет, горячо поблагодарил кассиршу и поехал в общежитие. Смеркалось. Зажглись уличные фонари и праздничная иллюминация. В комнате приготовил портфель, положил туда медицинскую энциклопедию, завёл будильник на 6–30. Решил побаловать себя жареной картошкой, но масла в уличной сетке не оказалось. В магазин идти поленился и стал варить картошку в сковородке, надеясь на остатки масла на ней. Ужинал недоваренной, подгоревшей картошкой. С трудом отскоблил сковороду, почистил зубы на ночь, приготовил постель и тут раздался стук в дверь.
           – Гурич, привет! Ты сейчас занят? – дверь открыл знакомый пятикурсник.
           – Собираюсь спать: завтра рано вставать. А что?
           – Чего–то у тебя горелым пахнет. – пятикурсник закрыл дверь. – Гурич, будь другом, выручай. Наладили вечеринку, девчонок наприглашали, а пацаны поразъехались, говнюки. Теперь на каждого из нас по две. Выручи, Гурич, у нас шампанского море и еды навалом – ты хоть поешь нормально, а не картошку горелую.
           – Мне завтра тоже уезжать, – заартачился было Гурич.
           – Вань, я тебе Deep Purple с диска дам списать, обещаю. Пойдём, а? – упрашивал пятикурсник.
           – Ладно, чёрт с тобой, – согласился Иван. Выключил свет, закрыл дверь на ключ, – пошли, только не надолго.
           – Прошу любить и жаловать – это Гурич, отличник учёбы, холостяк и  омпанейский парень, – представил его пятикурсник.
           – Штрафную ему за опоздание! – зашумели вокруг.
           Гурич, прищурившись от недостатка освещения, оглядел компанию – народ сидел по койкам, на столе стояли фужеры с вином, тарелки с бутербродами, магнитофон наигрывал что–то блюзовое.
          – Многие лета, бояре и боярыни, – и залпом выпил поднесённый ему фужер с шампанским. Игристое вино было прекрасным – у юноши сразу поднялось настроение. Присев за стол, с аппетитом съел несколько бутербродов, один оказался с красной икрой, и принялся рассматривать окружающих. Второй фужер он выпил уже в обществе двух девушек. Одну из них – светленькую, пригласил сразу на танго и закрутилось… Третий фужер он выпил перед тем, как взять гитару – она оказалась семиструнной:
           – Мо–ло–д был всем нра–а–а–вился, о–ё–ё–ё–ёй! – Гурич щипал каждую струну отдельно и сильно,
           – А теперь состарился, – сделал паузу, – ну и хрен с тобой! – и ударил по струнам восьмёркой: – Выткался над озером алый цвет зари, а в бору со стонами плачут глухари…
           Все подхватили известную песню на слова Есенина. Это было последнее, что Гурич помнил на вечеринке.
          Проснулся Иван от скрипа тормозов троллейбуса в чужой кровати. Открыл глаза – комната общежития, видимо, женского его крыла, потому что слышно было, как поехал троллейбус. Рядом голой спиной к нему спала девушка. Гурич ощупал себя – он тоже был голый, но не совсем. Сразу бросилось на ум: «Значит, ничего не было!». Отлегло. Брезжил рассвет.
           Девушка тоже проснулась, повернулась к Ивану – две её груди уткнулись в его бок.
           – Привет, Гурич. Какое красивое у тебя имя. Ты – грузин? Нет, нет, у тебя акцента нет, – девушка потянулась к нему губами. – Гурич, мы поженимся? А когда?
           Иван напрягся: «Значит, было». Силился вспомнить подробности вечера, но бесполезно: провал в памяти. А девушка вдруг произнесла с пафосом:
           – Сегодня у нас знаменательная дата – помолвка. Это необходимо отпраздновать с шампанским. Я схожу к нашим ребятам: у них вчера много ещё оставалось. Гурич, закрой на ключ за мной дверь и никому не открывай, я скоро, – откинула одеяло, перелезла через юношу, набросила на себя халат и вышла, закрыв за собой дверь. Иван успел заметить, что она была в белых, атласных, эротично обтягивающих панталонах.
           – Значит, всё же ничего не было, – облегчённо вздохнул он. И вдруг вспомнил: «Поезд!» Часы показывали 9–20. Мгновенно оделся, забежал в свою комнату, схватил пальто, шапку, портфель, закрыл комнату, оставил ключи на вахте и побежал в сторону метро. Гурич опоздал всего на семь минут!
           На вокзале пошёл к табло расписания поездов, посмотрел – очень много поездов отправлялось из Москвы на восток, но для него места в них не нашлось. Была счастливая возможность, а он ей не воспользовался.
           – Гурич, ты – откровенный разгильдяй, – Иван принялся опять себя бранить, – тебе так повезло, а ты профукал везуху, потому что снова надрался. Что с девушкой заночевал, то ничего – это инстинкт: от него не избавиться, а с алкоголем пора завязывать! – не в первый раз зарекался юноша.
           Он вынул из кармана билет с мыслью, что надо бы сдать его и сохранить какие–то деньги. Нужен паспорт, а он – в общаге. И на его изобретательный ум неожиданно пришла шальная, возможно, спасительная, но крамольная идея. 
           Гурич вернулся к расписанию поездов из Москвы. Есть поезд Москва–Пермь №17 отправлением в 15–05, который едет в их края. Если в билете рядом с цифрой один аккуратно вписать семь, то получится 17. На вокзале нашёл почтовое отделение и на обратной стороне бланка телеграммы авторучкой написал несколько семёрок. Цвет чернил, вроде, совпадает и надо только вертикальной линией попасть на знак равно, который стоял на билете справа от единицы. Потом уместить своё равно перед номером вагона и написать сверху короткую горизонталь.
           Иван час тренировался, чтобы цифру семь писать уверенно и параллельно единице. Извёл кучу бланков и, кажется, стало получаться. Взял билет, подумал: «Была – не была», смело написал на билете семь, посмотрел, вроде, похоже и уместил справа знак равно.
          Дальнейший план был простой. По билету его вагон был десятый. За пять минут до отправления надо встать напротив четвёртого вагона, если считать от хвоста поезда. Как только он тронется, бежать рядом с вагонами, держа в правой руке портфель, а в левой – билет и махать им изо всех сил, и кричать что–нибудь громко. Краем глаза смотреть на проводниц, которые будут стоять на входе тамбуров с флажками в руке. Как только какая–нибудь повернётся боком – нагло врываться в тамбур.
           Всё так и вышло, как задумывалось. Гурич вломился мимо проводницы в тамбур предпоследнего вагона.
           – Куда ты прёшься, леший! – вскричала испуганная женщина. – Чуть меня не сшиб с ног.
           Иван, якобы, разгорячённый бегом, подал ей билет. Та взяла, посмотрела:
           – Ну, и иди в свой вагон. Мой вагон восемнадцатый, а у тебя – десятый. – И стала закрывать дверь.
           – Сейчас, отдышусь немного, – студент понял, что план удался. Поезд набирал ход – теперь его не высадят! И пошёл, не спеша, вперёд по ходу поезда. Через три вагона Гурич заметил свободное боковое место и сел. Вечером его попросили с этого места, он пошёл опять по вагонам и снова сел на боковое.               
Проводница того вагона спросила его билет, осмотрела его и заявила, что в её вагоне мест свободных нет и что надо дождаться бригадира поезда: пусть он разбирается. Студент не стал дожидаться бригадира, а снова пошёл по вагонам и даже в одном из них прилёг ночью на верхней полке и проспал там почти до утра на матрасе без простыней и наволочки.
          В одиннадцатом часу следующего дня Гурич вышел на своей остановке и поклонился в пояс поезду Москва – Пермь. Тут же переставил свои часы на час вперёд.
          На вокзале, отстояв очередь, закомпостировал билет на вечерний поезд до районного центра, накупил дешёвых пирожков, бутылку лимонада, устроился на широкой скамье в дальнем углу зала ожидания, вытащил из портфеля фолиант медицинской энциклопедии и углубился в изучение человеческого организма и азов медицины. Много раз вспоминал Надю, вздыхал и опять принимался читать.
           Через час, утомлённый мудрёными латинскими терминами, задремал, опёршись на ладонь руки. Проснулся от громкого разговора людей, которые расположились напротив его. Открыл глаза – они выпивали и закусывали с газетки, постеленной на скамейке. Их было трое – невысокий мужчина и два подростка. Взрослый мужчина показался Ивану знакомым, а тот, посмотрев на проснувшегося юношу, тоже его узнал:
           – Ваня, здравствуй! Ты ли это? Смотрю: вроде Иван. Домой к родителям едешь или от них?
           Это был сосед по финскому домику и два его подросших сына. В то время, время становления леспромхоза, сосед работал на железной дороге, наверно, сцепщиком, а ребята учились в школе. Мать их нигде не работала: у неё признали белокровие. И года два назад они уехали в другое место, как говорили: «На излечение».
           – Вот, Ваня, поминаем нашу мать: девять дней, как схоронили на местном кладбище: не смогли вылечить доктора – сказали, что пока нет лекарств от таких болезней. Помяни и ты её добрым словом: ведь ты знал её.
           Сосед налил доверху стограммовый стаканчик. Иван взял его и выпил, сказав перед этим:
           – Пусть земля ей будет пухом.
           Бывшие соседи тоже выпили и все стали закусывать нехитрой снедью.
           Разговорились. Студент по их просьбе рассказал, что учится в Москве, а, сейчас едет домой. Что каникулы всего неделю и что он больше по поездам скачет, чем дома будет находится. А сосед, в свою очередь, поведал, что сюда переехали недавно и для того, чтобы быть поближе к больнице и чтобы помогать в меру возможностей болящей. Что у них сейчас недалеко от города свой хороший дом, большой участок. Выращивают зелень на продажу, держат корову, разводят свиней, а сейчас от свиноматки продают поросят и всё у них неплохо, но вот хозяйка даже ни разу не вступила в их просторный дом.
           – Ахмет, сосед наш, помните? Тоже помер. В лагере, – вставил Иван.
           – Хороший был мужик, но буянистый. Мы его, помню, как свяжем, так он и не трепыхался, – вспомнил Ахмета сосед. Снова помянули умерших.
           – Ваня, тебе же целый день до девяти часов вечера сидеть на вокзале. Поехали к нам – всего двадцать минут на электричке. Они ездят часто через нас, почти каждый час и до своего поезда двадцать раз успеешь. Посмотришь, как мы живём, расскажешь родителям. А?
           Действительно: сидеть и ждать на вокзале – занятие тягостное, муторное и Иван не возражал против такого предложения.
           Рассказывать, как парень гостил и угощался у своего соседа, чего видел, что слышал не стоит. а упомянуть, как его пьяненького провожали такие же пьяненькие знакомые, нужно. В дорогу студенту дали матерчатую сумку домашних овощных солений, сала, прикопчёных колбасок и свинины, бутылку самогонки. Провожали Ивана около шести вечера. Молодые ребята несли его портфель и сумку с гостинцами. Подъехала электричка, открылись двери, ребята быстро поставили сумку и портфель в тамбур, а студент стал со всеми прощаться и обниматься. Электричка свистнула, двери закрылись и она тронулась.
           – Эй, эй, эй, – заорали и засвистели провожатые на платформе и замахали руками в сторону машиниста. А Иван подбежал к закрытым дверям едущей электрички, стал по ним стучать, приговаривая: «Сим, сим, откройся, сука». 
           Электричка остановилась. Двери открылись. Студент вбежал в тамбур. Помахал рукой в окошко, Двери закрылись. Электричка тронулась. Гурич, шатаясь, прошёл в вагон с поклажей и сел у окна.
           До конечной остановки он проспал на ладошке, опершись локтем на портфель. Диктор объявил конечную остановку и, не совсем протрезвевший студент, подхватив одной рукой тяжёлую сумку, другой – портфель, вышел из вагона и направился в плохо освещённый тупик, где стоял его пассажирский. Этот поезд, звавшийся в народе «Пятьсот весёлым», уже принимал пассажиров. 
           Иван с трудом залез в свой вагон, нашёл указанное в билете место, сбросил с третьей полки на вторую свёрнутый матрас с подушкой, а на его место поставил тяжёлую сумку. Развернул матрас, пальто свернул и разместил его на матрасе вдоль перегородки, портфель положил в изголовье, а на него подушку, лёг и провалился в сон.
           Разбудила его проводница и спросила билет. Переспросила, куда едет, вернула билет и напомнила, чтобы смотрел за своими вещами. Гурич пощупал под подушкой портфель, заглянул на третью полку – сумка на месте и опять уснул. Сон был обрывисто тревожный. В вагоне было полусумрачно и душно, в купе постоянно менялись пассажиры, шумели, переругиваясь матерком. Проводница громко объявляла остановки и часто ходила по вагону, задевая плечами его ботинки.
           Утром, когда уже светало за окном, его опять разбудила проводница:
           – Студент, чай будешь? – он подтвердил.
           В его купе никого не было и он сразу осмотрелся: портфель и пальто на месте. Заглянул на третью полку – сумки нет. Залез, пошарил – нет. На противоположной – нет. В нижних рундуках – нет. В соседнем купе – нет.
           – Ты въехал на территорию Вятлага, Гурич. Это тебе привет от него, – ехидно пропел внутренний голос. – Здесь закон один, как в лучших домах Лондона: не щёлкай клювом, брат.
           За окном потянулись бараки, обнесённые колючей проволокой. На крышах бараков стояли люди в чёрных фуфайках и смотрели на поезд. Поезд остановился. Впереди по ходу поезда виднелись крытые машины. Насколько можно было видеть – перпендикулярно поезду стоял строй вооружённых солдат, а безоружные солдаты сдерживали, зло лающих овчарок – сгружали очередную партию зэков.
           Проводница принесла чай, Иван расплатился и пожаловался ей:
           – У меня сумку украли.
           – А я предупреждала. Что там у тебя было?
           – Продукты.
           – Раззява. Пить надо меньше, тогда ничего и не пропадёт. Разит от него, как из канализации, – презрительно сказала железнодорожница обидные слова и ушла.
           Гурич, вспомнил вчерашние события и обомлел. А если бы двери электрички не открылись? И портфель со студбилетом и энциклопедией уехали бы от него навсегда? За энциклопедию в институте был бы приличный штраф и запрет на выдачу ему книг, а за утерю студенческого билета – выговор от ректора. Тогда до свиданья его работа на кафедре и здравствуй несмываемый позор. А всё из–за чего? Из–за проклятой самогонки. Вот тогда–то Иван и дал себе слово, зарок, что больше никогда не притронется к алкоголю. И в будущем данное слово держал
          На станции Гурич купил билет на вечерний поезд. Посидел в пустом зале ожидания. Походил по местным достопримечательностям. И заметил, что центр хиреет – двухэтажные, когда–то добротные дома, построенные пленными немцами, почернели, покосились. Новых домов не было видно. Дом Культуры, куда школьниками приезжали с концертами и на смотры, был закрыт. Народ одет очень скромно, если не сказать бедновато. Встречались пьяные мужики и бабы. Вокруг чувствовалась какая–то безнадёга.
            Зашёл проведать одноклассника, который тоже очень хорошо учился, а сейчас работает машинистом тепловоза. Многие ребята ему завидовали, потому что женат он был на одной из красавиц их посёлка. В этот приезд супруги немало интересного рассказали про его школьных друзей и подруг. И подтвердили бесперспективность проживания в этих северных краях: леспромхозы закрываются по причине истощения промышленного леса в тайге, работы мало, люди уезжают.
           Машинист засобирался на смену, пригласил Ивана обязательно зайти на обратном пути и скоро ушёл. Жена тут же стала жаловаться, что дела в их посёлке городского типа идут неважно: от безысходности повсюду процветает поголовное пьянство, воровство, уголовщина. Из лагерей выпускают на вольное поселение бывших зэков и жить становится страшно. Она боится и за своего мужа: как бы и он не ударился во все тяжкие, в пьянство, потому что перспектив никаких – зарплата хорошая, а купить на неё нечего. Иван, как мог, успокаивал женщину. За разговорами день и закончился. Студент поблагодарил за гостеприимство и заспешил на очередной поезд.
           В этой теплушке забавный случай произошёл. В её вагонах деревянные сиденья были установлены по всей длине вагона, как в электричках, – все пассажиры видели друг друга и слышали. На одной из остановок в вагон зашли муж с женой среднего возраста. Они сели через купе от Ивана. Мужик был сильно выпивши и постоянно ругал матом свою жену. На мат никто из пассажиров не обращал внимания, а вот его громкий голос всех раздражал. Этот пьяный тип и Гуричу стал неприятен. Он раз посмотрел в его бессмысленные глаза, второй раз. В третий раз он поймал его блуждающий взгляд, упёрся в его зрачки и про себя стал повторять: «Заткнись, сволочь! Заткнись, сволочь!» Мужик перестал водить глазами по сторонам, замолчал и, не мигая, уставился на Ивана.
           – Не смотри на меня так. Не смотри на меня так, парень. – закрыл глаза и уснул, опустив голову на грудь.    
           Через две остановки, жена разбудила своего поддатого муженька: –  просыпайся, идол. Бери сумки, пойдём на выход.
           Поезд остановился. Супруги вышли в тамбур, стали слезать с подножек и, видимо, мужик свалился с них на землю с матом, а жена его и похвалила, и пожелала:
           – Молодец, кабан. Завалился. Чтобы ты подох, идол.
           Весь вагон откровенно заржал, спящие проснулись, люди оживились. Гурич запомнил этот случай: мало ли что – вдруг гипноз опять пригодится.
           К полуночи поезд добрался до родного посёлка. Сто десять километров он проехал почти за пять часов. Долгое время в пути объясняется долгим стоянием на станциях для разгрузки почты, посылок, где–то и хлеба.
          Иван вышел на плохо освещённый перрон. Приехавшие на посёлок, в основном, выходили из задних вагонов. Их было немного. В темноте знакомых не встретил и направился в хвост поезда в сторону дома. Дул небольшой ветерок, воздух был холодным, но не морозным, градусов десять. Везде лежал снег, а вдоль железной дороги на откосах снегоочистителем были уже сформированы высокие сугробы.
          Перед самым его домом, рядом с бетонкой на снег была свален огромный воз сухар – куча длинных сухих сосен, которые загораживали проход: родители запасались дровами на зиму. Иван не стал обходить кучу, а перелез через неё, подошёл к дому и постучал в дверь.
          Родители очень обрадовались его приезду. После обнимания и целования признались, что не ожидали его, потому что не обещал.
           Мать быстро накрыла на стол, чтобы покормить сына, отец достал бутылочку, хотел было налить ему, но тот отказался, на что родитель объявил:
           – Ну, и дурак. А я выпью за встречу с сыном.
           Родители принялись рассказывать новости, были и небыли, и разные истории, недавно произошедшие на посёлке.
           – Вам сухар привезли, наверно, зима будет холодная, если вы столькими дровами хотите запастись. – заметил Иван, наслушавшись разных поселковых сплетен.
           – Да, Ваня. И пройти нельзя, лазим через верх. Мы с отцом двухручкой их пилим. Долгая канитель да и тяжело такой пилой пилить. Добрые соседи «Дружбу» принесли, отец попробовал – у него не получается, не умеет, – пожалилась мать.
           – Осилим. За пять дней распилю, – обнадёжил их сынок. – А вы знаете, когда я на областном вокзале сидел, то встретил наших соседей по финскому дому – отца и двух его сыновей. Мать свою схоронили недавно. Живут они недалеко от города, живут неплохо.
           – Земля ей пухом, отмучилась, сердешная. Помню, перед тем, как её увезти из посёлка, она все дни песни пела. Попросит купить ей шампанского, напьётся его и поёт всё подряд. Царствие ей небесное. Хорошая была соседка. Наговорившись, спать легли около двух часов ночи.
           Выспавшись, наконец, после долгой и трудной поездки, ближе к обеду Иван взял в сарае бензиновую пилу «Дружба», проверил есть ли бензин и принёс домой для согревания.
           Минут через десять к ним постучался его давний кореш.
           – Привет, Ванька! На сколько приехал? На охоту сгоняем?
           – А то, – поддержал его Иван, – вот только сухары распилю да поколю малость: надо родителям помочь.
           – Замётано. Мороз чуть ослабнет и сходим на рябчиков. Мы тебе столько баек охотничьих порасскажем, – кореш отбыл восвояси.
           Через десять минут «Дружба» согрелась. студент вставил в неё заводилку, дёрнул – пила сразу завелась да так громко, что своим звуком перепугала родителей.
            – Нормально, – Иван заглушил пилу. Разогнал рукой дым, подхватил пилу и пошёл к сухарам.
            На первый день было тяжеловато. Чтобы не надсадить поясницу, молодой лесоруб распилил на чурбаки только три лесины, рассчитав, что за следующие два дня он допилит все остальные. Потом поколет чурбачков, сколь сможет, а если останется день, то сходит с ребятами пострелять рябчиков.
           Вечером пошёл в кино «Приключения Шурика» на последний сеанс, надеясь встретить бывших друзей, одноклассников, но встреч не случилось. В конце сеанса увидел, как девушка небольшого роста пробралась мимо сидящих зрителей и пошла по проходу на выход из зала. Её силуэт был до боли узнаваем и он через пару секунд направился за ней. Вышел на улицу, но на освещаемых фонарями пространствах никого не обнаружил. Кино не стал досматривать.
           С самого утра нацелился за световой день распилить две трети воза, чтобы освободить проход к дому. Дело шло споро, потому что и опыт, кой– какой появился, и спина не донимала. После обеда отдохнул и снова принялся пилить. Стало понемногу темнеть – прикинул: хлыстов осталось на завтра до обеда. Иван заглушил «Дружбу» и услышал сзади себя знакомый голос:
           – Горячий привет дровосекам! Бог в помощь, студент на каникулах. Иван обернулся – одноклашка, одетая в дублёнку, улыбалась ему.
           – Какими ветрами занесло столичную даму в наши дремучие края?
           – Да говорили, что ты не приедешь на каникулы, и я решила сама убедиться: правда ли это. А он оказывается давно прибыл и наслаждается нелёгким трудом лесоруба. – Одноклашка подошла поближе и они для приветствия прикоснулись щеками.
           – За самоотверженный труд был поощрён каникулами – осталось четыре дня, – Иван закинул «Дружбу» на плечо. – В качестве премии награждён распиловкой воза сухар: надо хоть этим отблагодарить родителей за их бескорыстное всепомоществление.
           – Как ты сумел такое хитрое слово выговорить. Я через шесть дней уезжаю. Мой родитель приболел три недели назад и я пока билет выцарапала, потому что студенты всё раскупили, пока оформила за свой счёт, пока приехала, а он и выздоровел, слава богу, – поделилась москвичка.
           – А я уж думал: мы с тобой никогда не встретимся, – признался Иван.
           – Знать, судьба наша такая – встречаться, чтобы расстаться, – со значением произнесла одноклашка. – Ваня, а у меня к тебе предложение на миллион.
           – Миллион чего, клопов? – съёрничал студент.
           – Это серьёзно. Моя закадычная подружка, – начала одноклашка.
           Иван помнил эту подружку и знал, где она живёт. В девятом классе Ваню пригласили в этот дом на день рождения. Он пришёл, а она, эта подружка, с одноклашкой напились бражки и на разных кроватях храпели без задних ног. Он пытался до них добудиться – бесполезно. Так и ушёл, не солоно хлебавши.
            – Моя подружка, – оглянувшись и понизив голос, продолжила одноклашка, – сегодня с утра легла в больницу на три дня. Её ухажёр, лётчик–залётчик, уехал в районный центр получать новый трактор. Квартира осталась без присмотра. Сейчас на посёлок пригнали штук сто вольнопоселенцев и подруга боится, что квартиру ночью обчистят. Днём они не посмеют, а вот ночью – запросто. Сможешь помочь подружке моей? А я в долгу не останусь, ты знаешь.
            Иван думал не долго: кино здесь все старые идут, телевизор зимой на посёлке плохо показывает, знакомых никого не встретил, вечером заниматься нечем.
           – Без проблем, дорогая. Но это вам дорого станет – три ночи за одну, – пошутил он. – Давай ключ.
           – Я тебя там буду ждать к девяти часам. В дверь не стучи: я крючок не буду накидывать. В долгу не останусь: за мной не заржавеет, – дама в дублёнке ушла в надвигающуюся темноту.
           За ужином Иван вкратце посвятил родителей в причины, почему он не будет ночевать дома две ночи.
           – Ну, и правильно, сынок, – одобрила мать, – надо помогать добрым людям и они помогут тебе в трудную минуту. А не страшно тебе там будет одному ночевать: вдруг поселенцы полезут.
           – Не полезут, – заверил отец. – Они крадут, когда свидетелей нет, а то им срок в полтора раза добавят.
           Через час Иван взял фонарик, оделся, пожелал родителям спокойной ночи и вышел на ночную улицу. У знакомого четырёхквартирного финского дома осветил крыльцо, дверь, открыл её и услышал голос одноклашки.
           – Ваня, там крючок слева, закрывай дверь на него. 
           Иван вошёл в квартиру. Она состояла из двух комнат – кухни и спальни. На кухне слабо горящая лампочка освещала нехитрую обстановку – печку и стол с подсунутыми под него табуретками. У входа во вторую комнату одноклашка в дублёнке, нагнувшись, подкладывала поленья в печку.          
           – Пока не раздевайся, Ваня: холодно. Квартира простыла за день без хозяев. Сейчас протоплю печку – дрова берёзовые, хорошо горят, быстро прогреется. Тогда и покормлю тебя.
           – Спасибо, не беспокойся: я поужинал, – поблагодарил студент.
           – Я – тоже. Тогда кофе попьем: я привыкла к кофе и без него теперь никуда не езжу, – одноклашка повесила дублёнку на гвоздь, вбитый в стену. Поставила чайник на плиту. – Видишь, как скромно живёт подруга: трудно нынче одной жить без мужика. А этот тракторист пока не хочет жениться, поэтому она второй раз на аборт ложится.
            И действительно квартира быстро прогрелась. Иван снял пальто. Попили кофе.
           – А может по чуть–чуть? – Одноклашка достала из сумки плоскую бутылочку. – Армянский пятизвёздочный.         
           – Нет, дорогая, сегодня нельзя. К вечеру что–то зазнобило меня, наверное, продуло, когда пилил, и я олететрин принял на всякий случай, – объяснил студент.
           – Я тоже не буду: что–то настроения нет. Давай ещё по кофейку.
           Выпили ещё кофе и разговор наладился. Вспоминали школу, учителей,  одноклассников, выпускной вечер, как целовались в парке. Одноклашка,  раскрасневшись, рассказала про знакомых им обоим поселковых – кто, кем и где живут и работают. Покручинились, что активная жизнь на посёлке угасает, народ разбегается – кто куда. Встала из–за стола, опять пошурудила кочергой в печке и со словами «так будет теплее» закрыла печную заслонку.
           За разговорами незаметно прошло часа два. У Ивана стали слипаться веки. Ему вдруг показалось, что напротив сидит Надя. Быстро открыл глаза. Одноклашка увидела это, встала из–за стола:
           – По телеку смотреть нечего да и показывает он сегодня плохо. Давай, Ваня, спать ложиться. Ты проходи в спальню – я постелила свежие простыни и укладывайся там, а я на кухне всё приберу. 
           – А ты разве остаёшься ночевать? Домой не пойдёшь? – на всякий случай спросил Иван.
           – Вот тебе и на! – засмеялась одноклашка. – Ты, что, малолетка? Какой студент бестолковый.
           Иван прошёл во вторую комнату. В неё сквозь дверной проём из кухни пробивался совсем слабый прямоугольник света. Увидел у стены кровать, разделся, положил одежду на что–то похожее на сундук, откинул одеяло на кровати, лёг и сразу уснул.
           Проснулся в глубокой темноте от того, что одноклашка перелезала через него.
           – Ваня, ты сегодня не похож сам на себя, – она задержалась на нём.
           – Ты, знаешь, я сегодня что–то устал от распиловки. И спина болит. Извини, – признался студент.
          – Тебе ничего не придётся делать: я сама – ты только укрепись, – настаивала одноклашка.
           – Давай завтра па свежие силы, – предложил Иван.
           – Завтра? Ладно, давай завтра, студент малохольный, – повернулась к нему спиной и замерла.
           – Слава богу! Прости нас, Господи, неразумных: не ведаем, что творим, – мелькнуло в голове студента, он повернулся спиной к покладистой женщине и уснул.
           Проснулся Иван от холода. Одноклашка спала, подтянув ноги к груди и перетянув всё одеяло на себя. Посмотрел на часы – около семи. Быстро оделся. Включил фонарик, нашёл выключатель на кухне, включил свет. Надел на себя пальто, а на спящую одноклашку – её дублёнку. Набросал поленьев в печку, потом нащипал бересты, уложил её под поленья, открыл заслонку на трубе. Стал искать спички, обнаружил их на плите, зажёг бересту и дрова весело занялись огнём.
           Через полчаса в квартире потеплело. Иван ещё подложил полешков в печку. Поставил чайник на плиту.
           – Ваня, у тебя очень хорошая черта в характере – ты заботливый, – одноклашка сидела на кровати спиной к стене, поджав ноги и прикрываясь одеялом.
           – Идите кофе кушать, Ваше Московское Величество, – пригласил Иван.
           – Спасибо, с удовольствием, – набросив дублёнку на плечи, одноклашка прошла к столу на кухне.
           Молча выпили кофе.
           – Вань, приходи опять вечером, а то одной мне боязно здесь ночевать, – попросила одноклашка. – Приходи часиков в семь и мы с тобой вместе поужинаем.
           – Лады, – согласился студент.
           На улице стояла прекрасная погода – светило солнышко. День начинался с морозцем – было не больше пятнадцати градусов, которые взбадривали организм и поднимали в нём настроение. В воздухе кружились легкие снежинки, откуда–то взявшиеся при чистом небе. Вдоль прочищенных дорог возвышались большие сугробы, как будто крепостные стены замков. Белый снег покрывал всё вокруг, превращая невзрачные окрестности в снежные царства. Лепота! Как всё же красиво на севере России зимой!
           Дома Иван снова вооружился «Дружбой», чтобы окончательно расправиться с сухарами. Так оно и произошло: до обеда все лесины были распилены на чурбаки. Студент стал складывать их в пирамиды. Кое–что оставил, чтобы расколоть после обеда. Подошла мать с восторженными спасибами:
           – Ой, сынок, не знаем, как и благодарить тебя: такой возище распилил за три дня – нам с отцом хватило бы до лета его пилить. – И пыталась поклониться Ивану в пояс, но он, смеясь, удержал её, подхватив за плечи:
            – Что за гимнастические упражнения ты захотела выказать! Люди кругом, что подумают? – и, продолжая смеяться, предложил, – принеси–ка лучше метлу – выметем с тропинки опилки со снегом, чтоб опилки на валенках в дом не таскать.
           После обеда взял колун и принялся колоть чурбаки на поленья.
           Опять к нему подошёл, уже слегка выпивши, давний кореш, предлагавший сходить на охоту.
           – Ванёк, охота отменяется. Помнишь Серёгу, вместе ходили охотиться? Завтра едем в другой поселок хоронить его. Застрелился Серый.
           – Да что ты! – Иван опешил. Ещё как он знал Серёгу, входившего в их железнодорожную банду пятерых! Сколько историй и случаев произошло, когда они учились в седьмом и восьмом классах. – Жалко парня! А причина?
           – Баба его скурвилась. Он этого обидчика нашёл и наповал, а потом и сам. Вот такие пироги. – И кореш закрутил замысловатые петли по бетонке.
           И такие истории и даже страшнее бывали в этих бывших лагерных краях, но лучше их не рассказывать.
          Студент продолжил колоть дрова, вспоминая Серёгу добрым словом и сожалея: «Серёга – такой молодой и застрелился. Никогда бы не подумал, что он пойдёт на такое».  Кто–то взял его за плечо.
          – Ванятка, давай сюда колун, – отец протянул руку к Ивану, – мать меня изгрызёт за то, что не дали тебе даже в каникулы отдохнуть. Иди в дом, полежи, успеешь ещё в своей жизни намахаться топором.
           Студент не стал спорить. Решил родителям про Серёгу не говорить: ни к чему их расстраивать. Дома прилёг на диван. Кошка, его любимица, прибежала, села ему на грудь, посмотрела в глаза, промурлыкала, свернулась калачиком на его груди и он заснул.
           Пробудился от того, что кошка оттолкнулась от Ивана всеми четырьмя лапами, поцарапав когтями, и бросилась спасаться от грозного окрика хозяйки: «Брысь! Никому от тебя покоя нет!»
           Мать присела в ногах сына, прижалась к ним:
           – Ваня, ты нам так и не говоришь: как закончишь институт, кем ты работать будешь? По столбам лазить? Радио ремонтировать?
           – Наверно, меня оставят в институте, работать на кафедре, заниматься научной работой, – ответил Иван.  – Возможно, буду жить в Москве.
           – Сейчас многие уезжают из посёлка: лес–то, говорят, кончается. Значит, и железная дорога не нужна, если нечего возить. Нам тоже надо думать, куда бы уехать, чтобы доживать свой век, – озабоченно проговорила мать. – Нет ли под Москвой каких–нибудь посёлков или деревень, чтобы нам купить домик небольшой и жить там? У нас есть кое–чего на книжке, скопили за свою жизнь и приходит время и нужда заставляет, чтобы использовать эти средства. А женишься, мы будем внуков нянчить, помогать вам. Что ты скажешь, что посоветуешь нам старикам?
           Иван ещё не задумывался о будущем своих родителей и понял, что эта пора пришла:
           – Не знаю, не интересовался. В Москве купить жильё невозможно, а в Подмосковье ещё разрешают, но это стоит больших денег. Я поспрашиваю,
поинтересуюсь у сведущих людей.
           – А то моя сестра зовёт нас на Украину, но я побаиваюсь туда ехать: хохлы уж больно хитры до жадноваты, да и не любят русских. Сколько у нас на железной дороге народа работают с украинскими фамилиями, так половина из них в войну были полицаями и сидели за это в местных лагерях. Вот и они, и все наши соседи, бывшие украинцы, никто не советует ехать на Украину. Так и говорят: все они там бандеровцы, ненавистники России. Уж лучше в наших краях мыкаться, чем в чужих пропадать. Э–хе–хе, – и мать встала с дивана.
           Иван, взглянув на часы, стал одеваться.
           – Я – на дежурство. Уже поужинал, вернусь утром, – и, взяв фонарик и старенький радиоприёмник, который спаял и собрал ещё в школе, двинулся на очередное рандеву с одноклашкой.
           На этот раз в квартире было очень жарко. Одноклашка сидела на кухне, ожидая Ивана.
           – Привет, студент. Раздевайся, проходи, садись, будем ужинать, как бы в семейном кругу.
           Иван присел к столу. На столе в тарелках лежали деликатесы, которые и в Москве не всегда встретишь.
           – Откуда такая роскошь? С собой привезла? – искренне удивился студент.
          – Забыл, где моя мама работает?
          Иван помнил эту добрую, дородную женщину, всегда внимательно глядевшую на него при посещении магазина. У неё была своеобразная манера разговора – говорила быстро с ударением на последнем слове в предложении и как бы вопрошая. От трудов тяжких продавщицы у них, одних из первых, на посёлке появилась легковая машина «Жигули».
           – Ты ей говорила, что мы встречаемся?
           – Нет, конечно. А зачем? Пусть живёт безмятежно. Кушкай, пока не простыло, а потом кофе попьём, – одноклашка стала накладывать ему и себе из разных тарелок, приговаривая, – Вань, ты вот это попробуй: очень вкусно.
           Они принялись дружно за еду. Потекла непринуждённая беседа. Опять вспоминали школу, контрольные работы – как Иван умудрялся и свой вариант решить и ей помочь. Как все пацаны в десятом классе подстриглись наголо в знак протеста строгости директора школы. И чего он застрелился? Наверно, за махинации с деньгами. А мог бы и дальше жить: объявили бы выговор, сняли бы с работы, исключили бы из партии и всё, а потом бы восстановили. Как физик в восьмом классе, ставя единицу в дневнике ничего не отвечающего ученика, с удовольствием произносил: «Молчание – признак великого ума».
           Добрым словом вспомнили всех учителей, особенно – учительницу русского языка: благодаря ей научились говорить и писать грамотно. Как звали толстую завуч – «Три обхвата, два прихлопа», на которой платья так тесно сидели, что чуть не лопались по швам. Как их классная, собирала все журналы и тетради в стопку и со всей силой бросала эту стопку на учительский стол, поправляла очки и уходила к окну смотреть во двор, а в классе тогда воцарялась гробовая тишина. Как танцевали твист на вечерах в школе, как учились целоваться, как отпраздновали выпускной вечер, как ходили после выпускного вечера на кордон.
           – А у меня есть две фотографии нашего выпускного класса – с разных ракурсов, – похвастался Иван. – Какие всё же девчонки в нашем классе были корявенькие, некрасивые, кроме тебя, конечно. – И они засмеялись.
           – Как у них складывается жизнь нынче? – одноклашка налила обоим кофе. – Если в этих краях застряли, значит, судьба их безрадостная.
           – А ведь и нас такая же малорадостная судьба могла постигнуть, если бы мы в тот Новый год встречали вдвоём, – напомнил Иван. – Женились бы после школы, нарожали детишек и коптили бы небо на посёлке, и, в конце концов, спились от безделья. А сейчас. Ты живёшь в Москве с любимым мужем. Я тоже постараюсь после института работать в нём же на кафедре. Так что права истина: «Что ни делает бог – всё к лучшему».
           – Ваня, я, когда увидела кольцо на той девке, так тебя возненавидела, что готова была убить, – призналась одноклашка.
           – Да, мне рассказывали, что ходила со скальпелем, выслеживала меня и хотела порезать лицо, – усмехнувшись, сказал Иван.
           – Было такое. Чуть не натворила делов, дура, – отругала себя бывшая любовь. – Ну, и ты был хорош: крутил романы с медичками и с учителками – мне всё о тебе докладывали. Давай–ка ещё по кофейку.
           Часы показывали половину одиннадцатого, когда Иван предложил:
           – Пойдём спать, подруга, а то мы наклюкаемся кофе и всю ночь до утра будем кукарекать, – пошутил Иван. – Как говорили древние римляне: «Пресыщения приводят к извращениям».
           – Да, да, пойдём. Ты укладывайся, а я чуть попозже.
           В спальне Иван включил приёмник, настроил на «Маяк», громкость выставил небольшую и юркнул под одеяло.
           – Какой сервис – даже музыка будет сегодня, – удивилась приёмнику одноклашка.
           – Не шуми. Это, чтобы соседей не беспокоить, когда мы будем шептаться, – разъяснил студент, – стенки в таких домах тонюсенькие и всё слышно.
           Одноклашка, перелезая через него, опять задержалась, прошептав:
           – Как, молоденький студент, покажешь свою прыть или ну, её на фиг?
           – Ну, её на фиг, – подтвердил студент, тоже перейдя на шёпот.
           – С чего такой пессимизм? И почему такой игнор? Знаю, знаю: ещё вчера догадалась – влюбился что ли? И кто она?
           – Она – очень хорошая девушка, будущий психолог.
           – Блондинка? С хорошей фигурой?
           – Да, светленькая, весёлая, умная, с отличным характером. Живёт с родителями в Подмосковье.
           – Сколько у неё достоинств, – заметила одноклашка.
           – У тебя их немало, например, королёк, – Иван развернулся к женщине.            
           – Я у себя и не подозревала, что такое у меня есть, а меня мой ненаглядный просветил. Говорит, у тебя походка, как у иноходца, а знающие мужики это видят и будут приставать – так что меняй свою походку, чтобы я был спокоен.
           Оба тихонько рассмеялись. Немного помолчали. Одноклашка всё же решилась спросить:
           – Всезнающий студент, ты – мужчина опытный, как по–твоему: есть в этом построении женских премудростей какой–то прок для мужиков?
           – Я не обнаружил. Слухи про такую изюминку хитрые женщины распространяют, чтобы охмурить кого надо. Они и название красивое придумали.
            – А вот ещё скажи, – допытывалась одноклашка. – Есть легенда, что однажды к князю, который воевал за рекой, слуга вёз на лодке его жену–красавицу для встречи. Этот слуга решил её соблазнить. Она его и попросила, мол, зачерпни воды с левого борта и попробуй. Он попробовал. Она – зачерпни воды с правого борта и попробуй. Он попробовал. Княжна его спрашивает: есть ли разница во вкусе. Он – никакой и отступил от своих намерений. Действительно разницы нет, премудрый студент?
           – Разница в том, что реки разные, – ответил он.
           За стенкой ребёнок закашлялся да так громко, словно был рядом. Они замолчали. Каждый думал о своём.
           – Ваня, а у меня задержка, – прошептала одноклашка студенту на ухо. – Если всё случится, как я задумала, то я буду твой вечный должник, – и притронулась губами к его щеке.
           – Муж уже в курсе? Не заподозрит? – поинтересовался Иван.
           – Запомни, студент, что говорят опытные жёны: не важно от кого ты забеременеешь, а важно родить от мужа.
           – Господь вам навстречу, – глубокомысленно заключил юноша.
           – Когда у тебя поезд из областного центра? В какой день? У меня – в пятницу, – шепнула опытная жена.
           – А у меня – в среду вечером. А что? – тоже прошептал студент.
           – Из соседнего посёлка в понедельник, среду и пятницу летит «кукурузник» в область. Наверно, кого–то из их посёлка избрали в областной Совет, вот депутат и организовал полёты. Я хочу лететь: экономятся почти сутки.
           – А если не полетит: метель начнётся или ещё что, тогда двое суток можно потерять и деньги за билет пропадут, – засомневался Иван.
           – Морозы стоят, какая метель. Если вдруг в среду не полетит, тогда вместе полетим в пятницу или вместе поедем. Я уж добавлю тебе на билет, коль не хватит, студент необеспеченный. Пользуйся моей невиданной щедростью: ведь мы с тобой не чужие друг другу люди, – одноклашка опять чмокнула его в щёку.
           – Не задавайся, хвастунишка. На этот аэродром как–то надо доехать.
           – Предусмотрела. Я попрошу брата и он тебя отвезёт на своих «жигулях». Подъедет к вам ровно в восемь часов, а самолёт взлетает в полдень – времени с запасом.
           – Да, было бы неплохо, – и Иван чмокнул в свою очередь одноклашку в щёку.
           – Еле растормошила к середине ночи. Ну, будем или..? – щедрая женщина придвинулась к студенту.
           – Будем… спать, – решительно ответствовал студент.
           Они проснулись одновременно в девятом часу утра. Попили кофе, закусили вчерашним, ещё попили кофе.
           – Пойду, дорогая москвичка, – Иван одел пальто. – Извиняй, если что не так.
          – Подожди. Вот отнеси своему отцу Гурию, – одноклашка подала Ивану плоскую бутылочку с армянским коньяком, – ему понравится. Теперь с тобой не скоро встретимся, студент. Как удивительно распоряжается судьба нами – сводит и разводит. Звони и я позвоню когда–нибудь. Спасибо и удачи тебе.
           Школьные друзья прижались щекам друг другу и на этот раз расстались навсегда.
           В оставшееся время до отъезда Иван колол дрова, читал медицинскую энциклопедию и ремонтировал электрические приборы. Починил родительский телевизор – нашёл с помощью настольной лампы непропай платы и корпуса. А у соседа в телевизоре пропаял все дорожки печатных плат под лампами и он заработал. По просьбе матери: «Время сейчас опасное на посёлке» – сходил в лес и расстрелял весь патронташ от пуль до бекасина.
            В среду стояла отличная, немного морозная погода. В назначенное время к дому подъехала легковая машина «копейка» с братом одноклашки. Иван тепло попрощался с родителями, в который раз поблагодарил их за доброту, пожелал им крепкого здоровья и с портфелем, нагруженным домашними гостинцами, сел в автомобиль.
           Брат одноклашки оказался разговорчивым парнем – рассказал столько историй, что случились с ним и с его друзьями на охоте и на рыбалке, что не заметили, как подъехали к лётному полю. Оно представляло собой большую поляну, прочищенную бульдозером от снега.
           Зелёный «кукурузник» стоял у края поля. Пассажиры поднялись по железной лестнице в салон самолёта. Иван успел помахать рукой на прощанье водителю «жигулей» и сел на железное сиденье, прикрытое тряпкой. Лётчики раздали народу спальники – все пассажиры сразу в них залезли по самые шапки. У самолёта взревел мотор, самолёт вырулил на взлётную дорожку – тряска, вибрация и гул мотора заслонили студенту весь белый свет. Взлетели. Тряска прекратилась, но от вибрации у Ивана зуб на зуб не попадал. Сидели все вдоль фюзеляжа, боком по направлению к полёту и от этого у Ивана кружилась голова. Слегка подташнивало от запаха бензина и чтобы отвлечься от позывов тошноты, студент смотрел в окно на заснеженную тайгу, прорезанную ниточками дорог, ведущих к редким поселениям.
           Около двух часов продолжалась экзекуция. Приземлились удачно. Продрогшие и оглохшие пассажиры сбросили с себя спальники, быстро вылезли из «Аннушки» и с радостью побежали в здание аэровокзала, чтобы там согреться, наконец.
           В шесть часов вечера Иван входил в плацкартный вагон скорого поезда, едущего в Москву. Всю длинную ночь спал беспробудно, встал только за два часа до столицы – умыться и перекусить. В Москве переехал с вокзала на вокзал, а в третьем часу, волнуясь, постучал в дверь Надиного дома.
           – Ой, Ваня, здравствуй, – мама Нади распахнула дверь. – А Нади нет: она уехала на трёхмесячную предэкзаменационную практику в Ярославль. Раздевайся, проходи на кухню – я как раз чайник согрела.
           И за чаем она рассказала, что в доме произошло в тот злополучный вечер. Сразу после его ухода Надя в слезах выбежала из своей комнаты и, как мать её не уговаривала, она высказала отцу резкие, неприятные слова за то, что он специально напоил своей вонючей самогонкой юношу, который вынужден был пить эту дрянь. Что отец выгнал из дома человека, самого лучшего, с которым она хочет связать свою жизнь. Что она очень любит Ивана. Что она не простит отцу, если Иван больше никогда не придёт в их дом. Отец пытался оправдаться, что он не хотел напоить студента до неприличия, что, мол, он оказался слабаком и, вообще, сначала диплом, а потом личная жизнь. Надя заявила, что он грубо вмешивается в её личную жизнь, которая может пойти под откос.
            – Я так перепугалась после таких слов и, как могла, успокаивала Надю. А она закрылась в своей комнате и никого не пускала к себе. Утром у отца схватило сердце. Вызвали скорую. Отца положили в неё и мы с Надей сели в скорую у его носилок, и весь день просидели в больнице и проплакали. К вечеру отцу стало лучше – врачи сказали, что кризис прошёл, инфаркт не состоялся. Вот, Ваня, что мы испытали. Отца выписали, они помирились и сейчас отец долечивается в санатории.
            – Вы простите меня, пожалуйста, за то, что так драматично всё произошло и по моей вине, – извинялся Иван. – Я не отдавал отчёта своим словам. Я не знаю, что на меня накатило – просто не справился с такой дозой алкоголя и моё сознание помутилось. Видимо, алкоголь мне противопоказан.
           – И вина отца здесь есть: зачем такие эксперименты проводить на молодых людях – конечно, и он виноват, – заключила мать. – Ваня, когда он лежал в больнице, я змеевик у аппарата вырвала, расплющила его топором и выбросила в реку.
           – Скажите, ярославский адрес Нади  или номер телефона есть? – спросил студент.
           – Она уехала в понедельник, пока письма я не получала. Ты приезжай через неделю, наверно, что–то станет известно.
           Юноша ещё раз попросил прощения и пошёл на электричку.
           Вечером в комнате состоялась вечеринка. Все наперебой рассказывали о том, как весело провели каникулы. Иван тоже рассказал, как пилил сухары и как отстреливался от, якобы, волков. Поделиться с одногруппниками другими необычайными приключениями, что он пережил за полторы недели января, не имел ни права, ни желания.
           Начались занятия. Иван сходил на кафедру. На двери кабинета будущего заведующего новой кафедры висело объявление об организационном собрании. Приглашались все сотрудники, имеющие желание работать на вновь создаваемой кафедре. Иван тоже пришёл. Людей собралось немного.
           Председатель собрания зачитал текст приказа об образовании кафедры «Радиоэлектроника», положение о ней и её состав. Взял слово заведующий и рассказал о задачах, которые будут решаться кафедрой. Сразу заострил внимание присутствующих на направление «Новые технологии в здравоохранении» и представил, возможно, будущего главного специалиста этого направления:
           – Иван Гуриевич. Пока он – студент, имеющий отличные показатели в учёбе и обнадёживающие результаты в деятельности студенческого конструкторского бюро в области применения радиоэлектронных устройств в медицине. Для института это новое направление и в настоящее время мы мало знаем, как оно будет функционировать и что нам предстоит сделать для его реализации, но надеемся, что стараниями Ивана Гуриевича данное направление состоится и будет успешным. А сейчас мы отпустим студента на лекции и продолжим собрание.
           Через два дня Иван был ознакомлен с очень заманчивыми предложениями. Заведующий кафедры вызвал его к себе и после приветствий объявил:
           – Принято решение о создании при нашей кафедре лаборатории по разработке приборов для изучения и исследования влияния различного рода радиоизлучений в диапазоне от десятых герца до КВЧ диапазона включительно на организм человека. В нашем институте мы не нашли специалистов в этой области, а со стороны приглашать себе дороже: информация о задачах и будущих результатах просочится за стены института и мы можем растерять важные приоритеты. Руководителем лаборатории, кроме Вас, Иван Гуриевич, мы не видим никого в наших стенах. Вы более всех погружены в эту область. Давайте присядем вот сюда, – заведующий показал на новый кожаный диван у стены.
           – От лица руководства института я предлагаю Вам в будущем занять должность заведующего лабораторией, но только после соблюдения нескольких условий. По закону мы не имеем права принимать студентов на должности: студенты должны учиться. Учёба Ваша заканчивается в мае следующего года. У нас нет возможности столько ждать. Надо форсировать получение Вами диплома о законченном высшем образовании. Для этого надо действовать в несколько этапов. Но прежде чем я начну об этом говорить, мне нужно знать: согласны ли Вы, Иван Гуриевич, с предложением нашего руководства, чтобы в качестве руководителя лаборатории интенсивно поработать на своё благо и на благо нашей кафедры?
           – Безусловно, согласен, – был дан ответ.
           – Тогда слушайте внимательно. Через месяц, а может быть и раньше, Вам необходимо сдать экстерном экзамены за четвёртый курс обучения, написать и защитить две курсовые работы и несколько практических работ. Программы обучения, методички, задания на курсовые и практические работы Вам будут представлены заранее. Экзамены будут приняты экспертной комиссией, утверждаемой проректором по учебной части. Вам следует за это время подготовить и сдать теоретическую часть, оформить и защитить практические и курсовые работы. Помощь Вам будет оказана неограниченная, вплоть до оригиналов сданных работ студентами четвёртого курса за прошлые годы. 
           Сразу после сдачи экзаменов Вы будете зачислены на кафедру стажёром с соответствующим окладом. Мы бы пошли даже на то, чтобы Вы экстерном сдали и за пятый курс обучения и получили диплом, но Вам предстоит военная подготовка в летних лагерях от военной кафедры. Только после её успешного прохождения можно перевести Вас на пятый курс. Эту хронологию событий нельзя нарушать. Мало того: Вы обязаны каждую субботу посещать занятия на военной кафедре и успешно в мае сдать там экзамены по теоретической части. Военную кафедру напрямую курирует Министерство обороны страны и наше руководство не имеет права вмешиваться в их компетенцию. И ещё, – заведующий встал, Иван – тоже.
           – С двадцатого по двадцать второе апреля в институте пройдёт традиционная научно–техническая конференция, приуроченная к дню рождения Владимира Ильича. Кроме научных деятелей, на неё будут приглашены представители промышленности, здравоохранения и военно–промышленного комплекса. К пятнадцатому апреля Вам нужно подготовить доклад с развёрнутыми предложениями по новым технологиям в здравоохранении в расширенных рамках Вашего реферата. И одновременно, я подчёркиваю, Иван Гуриевич, одновременно, сразу после зачисления Вас в штат, необходимо заняться формированием реальной материально–технической базы лаборатории. Полномочия для этого Вам будут даны. Конкретику мы обсудим позже.
           – Не утомил? – заведующий грустно улыбнулся. – Дело новое, много неизвестности, но я надеюсь на Ваше трудолюбие и способности. Все работы, всю подготовку к экзаменам следует проводить в помещениях кафедры и библиотеки, не привлекая внимания любознательных студентов. Немного позднее мы и этот аспект обсудим. Обдумайте всё сказанное и на следующей неделе мы ещё поговорим, а сейчас – до свидания. Да, этот разговор не для разглашения третьим лицам.
           Для Ивана всё сказанное звучало сногсшибательно и многообещающе. Были всё же реальные сомнения – оправдает ли студент такое высокое доверие, справится ли?
           И он справился. Справился с курсовыми работами – из пяти старых сочинил две новых. Практические работы были не сложные: достаточно было пару книг и они были написаны. И никто их не проверял. Справился и с экзаменами. Конечно, с помощью опытных преподавателей, которые, как терпеливые репетиторы, натаскивали его на успешную сдачу экзаменов. А на самом экзамене вся сдача заключалась в душевном разговоре с экзаменующими:
больше говорили они, чем студент, потому что понимали – эти знания для его будущей работе в институте не имели никакого значения. Имела значение оценка в зачётной книжке и подписи экзаменующих в зачётке и в протоколе.
           Не забыл Иван съездить и в пригород. Мама Нади показала письмо от неё, где Надя сообщала, что всё нормально: работает стажёром в психдиспансере, коллеги доброжелательные, больные не агрессивные. Адрес она не даст, телефона нет, когда–нибудь приедет повидаться. Если Иван придёт к ним – передать ему приветик. И желала всем доброго здоровья.
           Иван сердечно поблагодарил маму за хорошие новости про приветик и на прощанье сказал коротко:
           – Будем ждать её приезда.
           И, чтобы не тосковать лишний раз о девушке, более прилежней занялся своими делами, которые всё сложнее было скрывать от ребят–одногруппников: они всячески пытались выяснить, чем же их товарищ занят?
           На следующей встрече с заведующем Иван поделился с ним об интересе одногруппников, на что завкафедры сообщил:
           – Сейчас уже можете поделиться со студентами, что Вы окончили четвёртый курс досрочно и сдали экзамены экстерном. Протокол сдачи экзаменов утверждён и зарегистрирован в учебной части. Завтра будет издан приказ о приёме Вас на работу стажёром. А ещё через неделю освобождается комната на первом этаже в преподавательском крыле вашего общежития, получите ордер на вселение, поселитесь и можно без помех приступать к работе. Подготовьте, пожалуйста, к понедельнику план предстоящих работ и мы его вместе обсудим.
           Для Ивана началась пора командировок, пора разъездов по городам и весям огромной страны. Где–то надо было договориться о срочной отгрузке контрольно–измерительных приборов, где–то получить комплектующие и детали РЭУ (радиоэлектронных устройств), где–то узнать не только о существовании, но о месте производства новых генерирующих, переключающих и смесительных устройств на полупроводниках и т.д., и т.п.. Везде, где бы он ни был, приглашал специалистов в их институт на научно–техническую конференцию, назначенную на 22 апреля. Все благодарили за приглашение, но немногие обещались.
           Очень много времени уходило на согласование различных просьб и запросов. Затруднял и мешал режим секретности, который неукоснительно соблюдался на всех режимных предприятиях. К тому же многие электронные приборы и полупроводники стоили непомерно больших денег, потому что в них использовались драгметаллы или потому, что кристаллы, нужные для производства подложек микросхем, выращивались на орбитах Земли, а выход годных составлял не более десяти процентов. Набирался опыт общения с научными деятелями, прекрасными технарями, отзывчивыми людьми, но и с нечистоплотными, в научном смысле, людьми. В Киеве на вопрос: «А зачем вам генераторы миллиметрового диапазона?» чистосердечно признался для каких целей. И пожалел об этом, когда на следующий день ему отказали, сославшись на то, что им они самим нужны. Чтобы всё же добыть эти генераторы пришлось ехать в далёкий городок в Житомирской области и там покупать третьесортные неликвиды по цене первосортного товара. Создание материально–технической базы для будущих работ происходило медленно.
           В короткие промежутки времени нахождения в Москве Иван занимался расширением и уточнением в своём реферате областей использования излучений в медицине на опыте общений со сведущими людьми в научных учреждениях и на предприятиях, где он был в командировках. А вечерами до полуночи облагораживал своё жильё, которому был безмерно рад. Комната, которую он получил, размерами была такая же, как и комнаты во всём общежитии. Слева и справа от входной двери находились два шкафа для одежды с антресолями до потолка. Вдоль стен – две студенческие кровати с панцирными сетками с прикроватными тумбочками–этажерками, посредине комнаты – старенький стол, под потолком – тусклая лампочка с каркасом от абажура.
           Иван, прежде всего, купил полуторный матрас с дальним прицелом на двоих спящих. Вторую кровать разобрал, панцирной сеткой поставил её к стене и закрыл её комодом из комиссионки. Купил ещё один небольшой столик для обедов, а старенький – застелил скатертью, поставил к окну и завалил его книгами и научно–популярными журналами. На окна повесил тюлевые занавески и плотные шторы, присущие всем квартирам нижних этажей.
          Не смотря на объективные трудности, всё же происходило становление будущей лаборатории. К концу марта помещенье её заполнилось монтажными и лабораторными столами, на которых, принятые на работу радиоинженер и техники, конструировали опытные установки и размещали контрольно–измерительную аппаратуру. У Гурича появился штатный заместитель, закончивший Рязанский радиотехнический институт по специальности «Конструирование РЭУ» – очень толковый парень, который в своём институте тоже проводил опыты с электропунктурой. Это был такой единомышленник, что Иван ему полностью доверял и на равных беседовал на все темы, связанные и излучениями, и со здравоохранением.
           В начале апреля Ивана, на правах заведующего лабораторией, пригласили в спецбюро, где под роспись дали ознакомится со статьёй ведущего советского академика, создателя многих электронных приборов, где он приводил факты благотворного влияния миллиметровых волн на организм человека.   
           Предприятие, где работал академик располагалось в Подмосковье. Гурич на следующий же день выехал в этот подмосковный городок. С академиком, конечно, он не встретился, но на встречу с ним пришёл начальник отдела, который был одним из соавторов той статьи. И он в разговоре выразил мнение, что, мол, да, есть некоторые факты, доказывающие положительные свойства влияния на ход болезней некоторых частот, но данные требуют дополнительных проверок. На предложение Ивана о сотрудничестве в этой области его собеседник ответил категорическим отказом и заявил, что статья сырая и публикацию её считает преждевременной. И сожалел, что их данные могут использовать шарлатаны в корыстных целях. Но намекнул, что многие учреждения в стране занимаются подобным, но результаты таких исследований совершенно секретны.
           Гурич вернулся в Москву ни с чем. Доложил заведующему кафедрой о своей неудачной поездке и заявил:
           – Если у нас не будет возможности знакомиться с закрытой для многих информацией, то мы не добьёмся желаемых результатов.
           – В нашем институте только единицы имеют вторую форму допуска, – объяснил  заведующий. – Но они заняты своими делами и нам не помогут, да и не имеют права. Чтобы убедить компетентные органы в необходимость второй формы, надо доказать, что наши работы очень важны для государства и народного хозяйства. Вам такая возможность представится на научно–технической конференции. Дерзайте, батенька.
           Вечером Иван проанализировал всё, что знал, выяснил, читал и предпринял «мозговой штурм»: свёл вместе все сведения, полученные за последние полгода. После долгих раздумий вывел очевидное – он совершенно не знает объект своих исследований: не знает, как функционирует организм человека и почему он реагирует непредсказуемо на воздействие излучения. Значит, в их лаборатории должен работать специалист по физиологии человека. Сразу вспомнил про Надю и у него непроизвольно вырвалось:
           – Надя, где же ты? Ты мне очень нужна.      
           Завтра с утра надо было ехать на занятия в «Пентагон» – так студенты называли свою военную кафедру и Иван постарался поскорее заснуть.
           «Пентагон» находился в тридцати минутах езды на троллейбусе от общежития. В эту субботу все ребята из их группы (девушки освобождались от «военки»), кто жил в общежитии вместе со старостой, уже стояли на остановке и ждали троллейбус.
           – Гурич, живёшь рядом с остановкой, а приходишь самым последним, –заметил староста – такой шустрый, небольшого роста, паренёк. – Значит, так. Делимся на две группы. Подходит троллейбус и все дружно лезем в две двери. Чтобы никто не остался, буду пинками подгонять.
           Опаздывать на занятия в «Пентагоне» категорически запрещалось и спрос был со старост. Каждый опоздавший получал наряд вне очереди – мыть коридор, а староста должен был это контролировать. Потому–то старосты и следили, чтобы все студенты приезжали вовремя.
           Занятия начинались с восьми часов и продолжались до четырёх дня с тридцатиминутным перерывом в полдень. Занятия проводили офицеры–танкисты разных званий, которые после военного приветствия всякий раз начинали лекцию с фразы:
           – Если случится ядерное нападение, то я рекомендую вам не в атомное убежище бежать, а лезть в танк Т–64 или в Т–72: там безопасней. Поэтому приступим к изучению их материальной части.
           Сегодня Гурич был занят мыслями не о танках, а о физиологии человека и о Надежде. А в конце занятий, когда начались практические занятия в ангаре, где стояли танки, набросал возникшие свежие идеи в записную книжку.
           – Товарищ студент, что Вы там конспектируете? – услышал он голос офицера. – Ко мне! – приказал офицер.
           Гурич повиновался, показал книжку и записи.
           – Вы же знаете, что на занятиях нельзя производить записи на неучтённой бумаге. Вырывайте страницы, вот Вам зажигалка и немедленно сжечь над урной. На первый раз объявляю Вам замечание. Идите, выполняйте.
           – Есть выполнять, – браво отрапортовал студент. И стал искать глазами урну.
           И тут в ангар вбежал дневальный из соседней группы и объявил:
           – Иван Гурич. Вас ожидают на проходной.
           Иван метнулся к выходу, но его остановил властный окрик:
           – Отставить, товарищ студент. Занятия заканчиваются в шестнадцать ноль ноль.
           Гурич сразу догадался, кто его ждёт. Ровно в шестнадцать часов студенты выходили из проходной «Пентагона».
           – Надя, здравствуй! Ты приехала! Какая радость! На сколько дней? – затормошил он девушку.
           – Неисправимый Гурич! – Надя сделала строгое лицо. – А обнять? А поцеловать девушку?
           Они нежно обнялись и горячо поцеловались, подтверждая народную мудрость: «Чем дольше расставания, тем горячее встреча».
           – Пойдём в кафешку, что–нибудь перекусим, а то я приехала и только чай с родителями попила. Сказала им, что поеду к своей замужней подружке пошептаться, как замуж выходить. Предупредила, что у неё и заночую, вот моё доказательство, – и показала дорожную сумку.
           – Надя, потерпи полчасика: я тебя и обедом, и ужином угощу. Пойдём на троллейбус, – Иван подхватил сумку и они, взявшись за руки, пошли на остановку.
           Всю дорогу Надя рассказывала, как она стажируется в диспансере, какой город Ярославль, какие там церкви красивые и народ простой, приветливый и доброжелательный. Что стажировка заканчивается в середине апреле, но она может приезжать на выходные: добрый главврач её отпускает до вторника.
           – А ты как жил всё это время, будущий алкоголик? – спросила, смеясь, Надя, когда они направились к общежитию.
           – Думал только о тебе, потому что очень скучал, – прижимая девушку к себе, ответил юноша. – И работал. Я сейчас официально работаю на кафедре.
           – А учёба? Отчислили за пьянство?
           – Ну, что ты Надежда заладила про алкоголизм. Сейчас придём и я тебе покажу и расскажу, какие у меня изменения произошли.
           Через пять минут они стояли у двери с кодовым замком. Это был отдельный вход в преподавательское крыло общежития.
           – Что здесь? – Надя посмотрела на Ивана. – Твоя секретная лаборатория? Ты – секретный радиоэлектроник?
           – Здесь я живу. Мне выделили отдельную комнату, как сотруднику кафедры института.
           – Невероятно, – девушка была в замешательстве. А когда они вошли в комнату и Надя увидела её приличную обстановку, не выдержала, – да ты – богач, Гурич.
           Они, не снимая пальто, поцеловались жарко и неистово под ярко светившей лампочкой с новым абажуром.
           – Ваня, за эти два месяца я поняла, что не могу жить без тебя. Я люблю тебя, Гурич, – у Нади в глазах засверкали слёзы.
           – Надюша, милая, ты – самая лучшая девушка на свете. – Иван губами промокал Надины слёзы. – Нам надо жить вместе.
           Редкие прохожие могли наблюдать через тюль окна, как юноша и девушка застыли в долгом поцелуе.
           А молодых людей ещё ожидал ужин при свечах и страстные ночные разговоры. На этот момент они были самой счастливой влюблённой парой на планете Земля.

                Конец 3–й части.