Перестройка новые западники и почвенники

В конце 198-х годов в СССР обострились национальные конфликты. Эти взаимные распри особенно болезненно затронули «русский вопрос». Парадоксальным образом, в стране, где русские составляли большинство, получила распространение русофобия. Со стороны кавказских, украинских и прибалтийских националистов звучали обвинения в том, что русские организовали голод на Украине, что Русская Православная Церковь виновата в репрессиях против украинского духовенства после Второй мировой войны, что «ленивые русские свиньи» переселяются в более обеспеченную Прибалтику. При этом реальным виновником и голода в Поволжье и Южной Сибири (ныне Казахстан), и коллективизации, больнее всего ударившей по русскому крестьянству, и тотальных репрессий против православного духовенства был интернациональный коммунистический режим.
Русофобия способствовала укреплению химеры «советского патриотизма», подменяя образ реального врага всех народов — денационализированного люмпена-идеократа — образом мифического «русского оккупанта». Националистические предрассудки либеральной интеллигенции мешали разглядеть здоровые силы в русском патриотическом движении, а советские и западные СМИ, муссируя тему маргинального общества «Память», создавали ему карикатурный образ.
В Польше, Прибалтике, на Кавказе или Украине альтернативой коммунистическому тоталитаризму закономерно виделось религиозно-национальное возрождение. Считалось, что благую будущность нельзя построить без отказа от губительных утопий и восстановления национальной культурной традиции. Однако «властители умов» не распространяли этот принцип на русских. Между тем, для России освобождение было возможно именно через религиозно-национальное возрождение и воссоздание органичного уклада жизни. Эта проблема и стала главным водоразделом между западниками и почвенниками конца 198-х годов, если оставить в стороне радикальные крайности обеих платформ и анализировать полемику их умеренных представителей.
Западники: утопия «русского Запада»
Для западнического сознания, ориентированного на западные образцы, которые оно считает «общечеловеческими», органичные ценности русской культуры остаются чужды. Начётнические знания некоторых из них не спасают от невежественных суждений о русской истории. Всё русское для них имеет отрицательный знак, и нередко из уст интеллигентного человека можно было услышать: «Россия — проклятое место», «в этой стране никогда не было и не может быть ничего хорошего».
Характерна циркулировавшая в прессе цитата из романа В.С. Гроссмана: «Девятьсот лет просторы России… были немой ретортой рабства… Развитие Запада оплодотворялось ростом свободы, а развитие России — ростом рабства… русская душа — тысячелетняя раба». Подобные высказывания о любом другом народе были бы справедливо квалифицированы как шовинизм, но видный либерал Анатолий Бочаров видел в них «самоосуждение» и «самоочищение».
Западническое сознание не способно признать гибельность насильственного внедрения любых заимствованных утопий. Катастрофа Февраля 1917 года свидетельствует: единого «европейского» пути для всех народов не существует. Подлинно общечеловеческое включает в себя многообразие национальных форм, что только и создаёт условия для плодотворного диалога.
Признавая суверенность каждой культуры, западники отказывали в этом праве русской культуре. Никого не удивляло, что польский парламент назывался сеймом, а прибалтийское народовластие — Думой, что депутаты из национальных республик говорили о нуждах своих народов. Но когда речь заходила о России, либералы называли призывы к возрождению её традиционных заветов «отвлечённостями, вроде того, что спасение России – в возрождении её “традиционных духовно-нравственных заветов”» (А. Бочаров). Россия, по их убеждению, должна развиваться только по западному образцу, который сам является утопией, ибо Запад — это сообщество самобытных национальных культур.
Наши западники, не будучи европейцами, видят на Западе лишь периферийные явления. Их секуляризованное сознание не различает христианских корней европейской цивилизации, не понимая, что западный либерализм вырос из христианской антропологии. Они же заимствуют его вырождающиеся формы — индивидуализм, экономический эгоизм, массовую культуру и цивилизацию потребления, несущую человечеству самоистребление. Их утопическое западничество, видящее Европу через иллюзию «русского Запада», обречено на бесплодие.
Почвенники: утопия «советского отечества»
Образы возрождения России могла бы предложить почвенническая позиция, призванная воплощать идеалы в национальной реальности. Однако почвенники тех лет были не менее утопичны, хотя их отрыв от реальности имел иную природу.
В отличие от западников, быстрее освобождавшихся от марксистско-ленинского догматизма, манифесты почвенников были преисполнены симпатий к «ленинским идеалам». Они готовы были видеть врагов России в чём угодно, только не в идеологии, принёсшей народу невиданные бедствия. Эта «патологическая привязанность» к интернациональной и антинациональной силе отталкивала на фоне антикоммунизма западников.
Тем не менее, искажённая почвенническая ориентация была ближе к истине, чем западническая. Если западничество — это экзистенциальная позиция, почти не поддающаяся корректировке, то симпатии почвенников к ленинизму — болезненное заблуждение, которое можно преодолеть.
Его причины — в «патриотическом невежестве». Советское образование, вымаравшее целые пласты культуры, идеологизированное сознание, неспособное ориентироваться вне марксистско-ленинской схемы, — всё это заставляло многих хвататься за ленинизм как за «последний оплот». Гласность лишь приоткрывала завесу над тайнами истории, и общество оставалось в плену невежества.
Кроме того, в сознании почвенников происходила роковая аберрация: они не могли отказаться от «завоеваний Октября», потому что это «наша история». Стремление принять на себя ответственность за всю историю Отечества, не подкреплённое просвещённостью, порождало химеру: любовь к России и к её разрушителю — Ленину.
Отсутствие христианского просвещения закрывало от почвенников Православие — святая святых русской культуры. Не чувствуя христианских основ истории, они видели в ней лишь охранительно-консервативные тенденции, предпочитая Победоносцева, призывавшего «подморозить Россию», а не Столыпина — реформатора, стремившегося возродить её через предоставление прав личности и воспитание свободных граждан. Борясь с чуждыми заимствованиями, почвенники отвергали сами свободы и права человека, отрицая тем самым не западные, а христианские ценности.
В современной им жизни почвенники также видели многое искажённо. Апокалиптический ужас у них вызывали молодёжный рок или панки, но не бесчеловечная идеология, породившая систему насилия.
Многое в их позиции было защитной реакцией на западническую русофобию. Но одни фантомы сменялись другими. Если западники требовали расчленения СССР, то почвенники противопоставляли этому утопию «единой и неделимой» советской империи, забывая о реальных интересах изнурённого русского народа. Обе крайности — искусственное расчленение и сохранение империи — перекрывали путь к органичным формам национального самоопределения и усиливали власть интернациональной идеократии.
Путь к возрождению
Судороги почвеннического сознания отталкивают, но чтобы оценить этот феномен, нужно понять его причины. Коммунистический режим был навязан России насильно, и основной удар террора пришёлся по русскому народу именно потому, что идеология была ему враждебна. После семидесяти лет плена народ мучительно освобождался от неё. Оздоровление национального сознания шло драматично, с рецидивами и срывами, что закономерно для столь экстремальных обстоятельств.
Но параллельно с идеологическими тупиками шёл подлинный процесс религиозно-патриотического возрождения, путь «не назад, а вперёд — к отцам» (прот. Георгий Флоровский). Молодое поколение, свободное от идеологических шор, приходило к Православию и начинало черновую работу по восстановлению основ: создавались общины, братства, издательства, кружки. Эта деятельность, обращённая в мир, закладывала основу для новой политической силы — движения христианского обновления России.
Духовное возрождение государствообразующего русского народа не несёт угрозы другим народам. Долг современных поколений — не впадать в утопическое прожектёрство и поиски врага, а в ответственной работе по отстраиванию Отечества, где взаимная корректировка и отрезвление обоих типов сознания — и западнического, и почвеннического — может быть полезна.

Суть противостояния «новых западников» и «почвенников» в позднесоветский и ранний постсоветский период:
1. Идеологический тупик двух лагерей. И западнический, и почвеннический проекты, предлагавшиеся в качестве альтернативы коммунизму, оказались в плену утопического мышления и в силу этого нежизнеспособны. Западники предлагали слепое копирование периферийных явлений западной цивилизации (массовая культура, потребительство), игнорируя её христианские корни и уникальность русской культуры. Почвенники, в свою очередь, находились в плену советских идеологических мифов, ностальгируя по «ленинским нормам» и «завоеваниям Октября», что несовместимо с подлинным национальным возрождением.
2. Общая основа: секуляризм и невежество. Оба направления были продуктом секуляризованного сознания, оторванного от духовных основ как западной, так и русской цивилизации. Западники не понимали христианской сути Европы, а почвенники — православных основ России. Их мировоззрение было сформировано фрагментарным советским образованием и идеологическими штампами, что делало их позиции уязвимыми и неглубокими.
3. Русофобия как ключевой фактор. Идеологический раскол усугублялся насаждаемой русофобией, которая становилась инструментом борьбы с советской системой в национальных республиках и неофициальной идеологией либеральной интеллигенции. Это мешало адекватно оценить роль русского народа как главной жертвы коммунистического режима и признать его право на национальное и религиозное возрождение — право, которое безоговорочно признавалось за другими народами СССР.
4. Ошибочные подходы к государственности. В вопросе о будущем государства обе стороны предлагали разрушительные крайности. Западники выступали за расчленение страны, вплоть до отделения русских регионов, а почвенники — за сохранение СССР в его коммунистически-имперских границах. Оба подхода игнорировали органичные, исторически сложившиеся формы русской государственности и реальные интересы русского народа.
5. Прорыв к новой парадигме. Несмотря на тупиковость основных идеологий, в обществе, особенно среди молодежи, зарождалось подлинное религиозно-национальное возрождение. Его основой стало не политическое прожектерство, а «черновая работа» по духовному и культурному восстановлению: создание православных общин, братств, издательств, возрождение традиций. Именно в этом — в отказе от утопий и обращении к вечным ценностям залог будущего возрождения.
Главный итог. К концу 198-х годов ни западнический, ни почвеннический лагеря не предложили России здравой и целостной программы выхода из системного кризиса. Их идеологическая борьба была во многом бесплодной, так как велась в рамках секуляризованного и во многом советского сознания. Реальная альтернатива вызревала вне этих полюсов — в медленном и трудном процессе духовного и культурного преображения, основанного на христианских ценностях и исторической преемственности.