Бал в Золотом Фазане

Зал "Золотого Фазана" гудел, как растревоженный улей. Воздух был густым от аромата духов, дорогого табака и легкого алкоголя. На паркете, под мерцанием хрустальных люстр, кружились пары.

Девушки плясали, пели, веселились. Их смех, звонкий и беззаботный, переливался через шум музыки. Платья, расшитые золотом и серебром, мелькали в вихре танца, открывая стройные ноги и изящные плечи. Глаза их горели огнем молодости и предвкушения. Они были королевами этого вечера, окруженные вниманием и восхищением. Каждая улыбка, каждый легкий жест были частью игры, в которой они владели всеми козырями. Они наслаждались моментом, забыв обо всем, кроме музыки, танца и ощущения собственной неотразимости.

Юноши платили, злились, матерились... Их лица, еще недавно сиявшие от предвкушения, теперь были омрачены. Они стояли у барной стойки, сжимая в руках пустые или почти пустые кошельки. Каждый новый заказ, каждая просьба девушки о еще одном бокале шампанского или о новой песне, которую она хотела услышать, отдавалась в их сердцах болью и раздражением.

"Еще один коктейль, дорогой!" – пропела одна из красавиц, легко касаясь плеча молодого человека. Он сжал зубы, пытаясь скрыть гримасу. Его взгляд скользнул по ее сверкающему платью, по ее беззаботной улыбке, и в нем мелькнула тень зависти и обиды. Он знал, что эта улыбка, этот танец, это веселье – все это стоит ему немалых денег, денег, которые он с трудом заработал.

"Проклятье!" – пробормотал другой, отворачиваясь от бармена. Его кулаки сжались так, что побелели костяшки. Он видел, как его друг, более удачливый или, возможно, более щедрый, осыпает свою спутницу цветами, а сам он вынужден считать каждую монету. Злость кипела в нем, смешиваясь с унижением. Он чувствовал себя пешкой в чужой игре, где его роль сводилась к оплате чужого удовольствия.

"Да чтоб вас всех!" – вырвалось у третьего, когда очередная девушка, не обратив на него никакого внимания, прошла мимо, увлеченная беседой с кем-то другим. Он чувствовал себя невидимым, ненужным, кроме как источником средств. Он матерился, но не вслух, а про себя, проклиная этот бал, этих девушек, эту несправедливость, где красота и молодость были товаром, а они, юноши, – лишь покупателями.

Музыка продолжала играть, смех девушек звенел, а в тени, у барной стойки, зрела тихая, но яростная обида. Это был бал контрастов, где радость одних была оплачена разочарованием других, где блеск и веселье скрывали под собой горечь и злость. И каждый, кто находился в этом зале, был частью этой сложной, порой жестокой, игры под названием жизнь.