Сновидения призрачной любви

Глава №15.  В гостях у гения

      В размеренное, привычное движение нашей жизни Судьба иногда вкрапляет знаковые минуты, которые позволяют оценить окружающий мир в его особых состояниях и внутренних смыслах, которые раньше как-то и не замечал в бесконечной суете сует. Вот и сейчас, как мне показалось, в неспешное течение осеннего солнечного утра ворвались особенные минуты, наполненные стремительным движением, красотой и изяществом.

      Прикрыв за собой калитку, я решил спуститься к реке, чтобы немного прогуляться по берегу. В окружающем мире незримо повисла чарующая тишина и особая умиротворённость, которая бывает только осенью. Через несколько шагов я невольно остановился, чтобы понять,  действительно ли мне слышится какой-то незнакомый, странный, шелестящий, приглушённый шум, который приближался из-за полосы прибрежных деревьев. Нет, мне не почудилось – шум действительно приближался из-за крон высоченных дубов. Подняв голову, я обомлел – надомной, стремительно набирая высоту, проплыл клин красавцев-лебедей. Вожак поднимал собратьев в неоглядную осеннюю синь, чтобы повести их за собой за тысячи километров к далёким берегам Турции, где они несколько месяцев переждут российскую зиму, а с наступлением весны вернуться в родные края.
 
     Я, как заворожённый, смотрел вслед улетающим белым ангелам, и как-то, сам не заметив того, начал напевать легендарную песню поэта Михаила Исаковского и композитора Матвея Блантера «Летят перелётные птицы»:

Летят перелётные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою,
Родная навеки страна!
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне не нужна.

     – А у тебя красивый и сильный голос, Владислав, можно заслушаться! Извини, что тебя перебила, но уже вот-вот должен подъехать Глеб Евгеньевич, и я не хочу, чтобы ты далеко уходил от дачи. Я немного нервничаю, так как никогда не общалась с личностью такого эпохального масштаба.
     – Рашида, не переживай, – эпохальные личности в обыденной жизни зачастую очень просты и демократичны в общении. Чванливость и высокомерие в отношении других людей – не их удел. Они живут в мире гипотез, формул, идей, и для них было бы большой нелепостью тратить драгоценное время жизни на абсурдные выяснения, кто там и почему значимее. Только Бог знает истинную цену каждому человеку, которого он посылает в этот мир с определённой миссией.

      Тебя сегодня может посетить большое везение, если всё нормально сложится и Глеб Евгеньевич, несмотря на свою всеобъемлющую занятость, всё же приедет. Написать портрет выдающегося инженера-конструктора современности – это большая удача. Ты просто успокойся, приведи весь свой творческий потенциал в полную боевую готовность, и когда наступит час истины – действуй. Ты умница, и у тебя большой опыт – ты же профессионал,  выше голову, Рашида Ринатовна!
      Пусть тебя сейчас вдохновит красота осенней природы – ведь это неисчерпаемый источник творческого вдохновения для мастера, создающего на холсте свой особый мир. Смотри, как солнце, словно добрый волшебник, своими лучами пронизывает листву на деревьях, зажигая её словно золотые и багряные огоньки. А вон несколько паутинок развиваются на ветру – это оборванные струны лета. Летний карнавал прошёл,  но лёгкое, чарующее послевкусие осталось. А только что пролетевшие над нами  красавцы-лебеди – они собой украсили умиротворяющий душу утренний пейзаж и исподволь заставили задуматься о смысле жизни. Всё проходит, чтобы затем вновь вернуться в новом качестве – и так до бесконечности.

      Мы же творим для следующих поколений: города, самолёты, корабли, песни, стихи, картины и многое другое должны принять следующие поколения, чтобы успешно двигаться дальше, продвигая нашу цивилизацию. И тем, следующим поколениям, уверен, будет полезно заглянуть ныне живущим поколениям в глаза и душой ощутить, что мы жили в очень даже непростые времена. И твой цикл выдающихся наших с тобой современников очень даже придётся кстати.

     – Владислав, тебе нужно было стать не инженером, а христианским проповедником – у тебя это здорово получается. Я действительно успокоилась и взяла себя в руки. Я, собственно, волновалась только из-за того, что друг моего брата, на даче которого мы сейчас находимся, говорил, что Глеб Евгеньевич, когда приезжает с супругой на дачу, не бежит скорей копаться в грядках. Они вдвоём любят гулять по окрестностям, и эта прогулка может длиться и час, и полтора, и два. Они неспешно идут и о чём-то тихо говорят – говорит больше его жена, а он её с интересом слушает. И это повторяется каждый их приезд. А тут я со своим портретом! И он не сможет так же погулять по берегу с женой, как это делает каждый свой приезд сюда.

      – Рашида, но у нас есть для самих себя уважительная отмазка – сегодня особый случай, ведь одна красивая дама будет писать его портрет для потомков, она будет увековечивать выдающегося конструктора – и ради этого можно один раз пожертвовать прогулкой по берегу реки. Прав я или нет?
      – Скорее всего, ты прав, но ведь каждый человек на одну и ту же жизненную ситуацию смотрит со своей колокольни.
Ой, смотри, вон из-за поворота показались две «Волги», и едут в нашу сторону! Скорее всего, это они: Глеб Евгеньевич и его коллега, на даче которого мы сейчас находимся. Давай вернёмся в дом и поставим самовар – организация чаепития будет кстати.

     – Рашида, самое главное – это первые пять секунд знакомства. Первое впечатление от собеседника на уровне интуиции бывает самым верным, так как в следующие полминуты собеседник на тебя настраивается и может на время превратиться в того, кем он на самом деле не является. И глаза! Глаза, и ещё раз глаза. Они постоянно что-то рассказывают о своём хозяине, нужно только понимать их язык. И помни – глазами гениев на нас смотрит Бог.

       «Волги» промчались мимо нас в конец дачного посёлка. Мы ошиблись – это был кто-то другой из элиты оборонно-промышленного комплекса и академии наук нашей страны. Здесь по соседству были расположены дачи нескольких знаменитых академиков.
       Но не успели мы закрыть за собой калитку, чтобы пойти в дом и поставить самовар, как к даче Лозино-Лозинского тихо подъехал обычный «Москвич», и из него вышел пожилой седой мужчина в сером плаще и кепке, козырёк которой был сдвинут вниз, к глазам. На волевом лице глубоко пролегли морщины, знаки  прожитых непростых лет жизни, наполненных напряжённой работой и огромной ответственностью.

      Да, у меня и Рашиды не было больше ни тени сомнения, что это Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский – Генеральный директор и Главный конструктор научно-производственного объединения «Молния», создавший орбитальный  корабль  «Буран», который совершил триумфальный полёт в космос и автоматическую посадку на посадочном комплексе космодрома «Байконур» 15 ноября 1988 года.

      Конструктор, возглавляющий пятнадцатитысячный коллектив инженеров и рабочих, контролирующий миллиарды рублей, выделенных на космические программы. Руководитель, часто категорично отстаивающий свои позиции на самом высоком уровне, в том числе – и в министерстве авиационной промышленности. Учёный, обладающий уникальным умом и энциклопедическими знаниями.

      Коллега Глеба Евгеньевича, на даче которого мы ждали выдающегося конструктора, представил ему нас. В эти мгновения Лозино-Лозинский стал буквально меняться на глазах и из железного генерала звёздных войн – как его часто называли на Западе – превратился в обычного человека, такого же, как и мы. Он приветливо улыбался, рассматривал нас с интересом и был похож на любящего отца. Рашиде он ещё раз улыбнулся и, чуть-чуть подтрунивая над собой, сказал: «Так вот она какая – отважная женщина, решившая увековечить для грядущих поколений занудливого, вечно брюзжащего, своенравного старика, которому давно пора на даче  в грядках копаться, а не по космодромам мотаться. Отважная и, что немаловажно, – красивая!
      Но вот только, Рашида Ринатовна, я сегодня смог вырваться сюда на час – как всегда, одолевают дела. Да, я прекрасно понимаю, что для полноценной работы над портретом этого времени катастрофически мало, но я обещаю, что в ближайшие дни найду ещё возможность выделить для Вас пару часов своего времени. Поэтому, чтобы не терять ни одной драгоценной минуты, приглашаю вас всех на свою дачу. Моя дочь Ирина Глебовна приготовит нам душистый чай с чабрецом и клубничным вареньем, которое мы прихватили с собой из дома, а я тем временем Вам всем что-нибудь интересное расскажу из своей жизни. Ну, например, моё восхождение  на Эльбрус с друзьями в юности, а может, что ещё на ум занятное придёт.

     Рашида Ринатовна, мне можно будет  при позировании разговаривать? Или это будет Вам мешать – процессу увековечивания моего образа потомкам?»
– Нет, Глеб Евгеньевич, это мне ничуть не будет мешать, а скорее наоборот, будет способствовать моей работе над портретом. Да мне и самой очень хочется узнать что-нибудь интересное из Вашей насыщенной событиями биографии.
– Замечательно! Тогда немедленно идём пить чай и слушать мои специфические байки.

     Мы прошли в дачный дом, разместились в уютной гостиной за овальным столом. Ирина Глебовна поставила на середину стола большой, уже закипевший самовар, банку с клубничным вареньем, маленькие пиалы под него и красивые фарфоровые чашки с блюдцами. Началось чаепитие. Рашида в считанные секунды разложила этюдник, установила на него натянутый на подрамнике холст и стала энергично наносить рисунок на загрунтованное белоснежное пространство холста. Она красиво работала и была немного похожа в эти минуты на дирижёра. Правая рука с карандашом то стремительно взлетала к верхней части полотна, то плавно опускалась к его середине и нижней части.

     Лозино-Лозинский ещё раз обвёл присутствующих внимательным, изучающим взглядом и, как бы самого себя, задумчиво спросил: «Так что же мне вам, соотечественники дорогие, интересного рассказать из своей биографии?»
Я не растерялся и мгновенно подкинул тему для разговора: «Глеб Евгеньевич, а когда Вы обнаружили в себе незаурядные способности к техническим наукам, которые  в последующие периоды жизни позволили Вам добиться выдающихся результатов?»
     – Коллега, Вы задали прекрасный вопрос! Все мои, как Вы выразились, выдающиеся достижения на профессиональном поприще, по большей части – не моя заслуга,  из ста процентов в лучшем случае – десять, а остальные девяносто – это усилия моих дорогих родителей. Именно им я обязан всеми своими научными и профессиональными достижениями.

     Родился я 5 декабря 1910 года в Киеве, в семье государственного адвоката Евгения Лозино-Лозинского. Родители дали мне имя Глеб, значение которого  несколько меняется с возрастом, но есть черты, которые  с детства отличают его от других и остаются с ним навсегда – мудрость, порядочность и целеустремлённость. Вообще, гармония и порядок – те вещи, которые люди с именем  Глеб ищут всю жизнь. Но делают они это, опираясь на логику, редко согласовывая свои действия с чувствами.

     По происхождению мой отец был столбовым дворянином, относившимся к древним потомственным дворянским родам, с 16-го века заносившимся в специальные «столбцы» – родословные книги. В 1914 году наша семья переезжает в Кременчуг, где отцу дают пятикомнатную квартиру. Мои детство и юность пришлись на бурные и тяжёлые годы первой четверти двадцатого века – революции, войны, голод, разруха, эпидемии, репрессии в отношении отдельных социальных групп, в том числе – и против интеллигенции. Например, нашу семью выселили из собственной квартиры и дали две комнаты в другом доме, только с гораздо худшими бытовыми условиями. В годы Гражданской войны частыми были в нашей семье дни, когда вообще есть было нечего.
 
      Сами понимаете, разве в таких условиях могла идти речь о нормальной учёбе в гимназии. Поэтому всю систему моего образования взял на себя отец – он занимался со мной по всем предметам. Вот именно в этот период я очень хорошо усвоил, что такое ответственное отношение к порученному тебе делу, самокритичность, трудолюбие, педантичность, умение «держать удар» при совершении каких-либо ошибок и просчётов. Да отец и всей своей жизнью был для меня  идеальным примером для подражания – всегда целеустремлённый, собранный, пунктуальный, харизматичный, строгий, но в то же время с хорошо развитым чувством юмора.
      Благодаря домашним занятиям, в 1923 году я пошёл учиться сразу в 7-й класс трудовой школы, затем два года учёбы в профтехшколе, где я получил специальность слесаря. По настоятельному совету родителей, в 1926 году поступил в Харьковский политехнический институт, который в 1930 году реорганизовался в пять самостоятельных отраслевых институтов. В этом же году я стал выпускником одного из них – Харьковского механико-машиностроительного института, получив квалификацию инженера-механика по специальности «Паротехника».

     С особой теплотой вспоминаю сейчас свою маму Елизавету Исаевну. Она всегда была свято убеждена, что её сын – человек исключительный. Эту мысль она постоянно внушала мне и, как бы, между прочим, иногда с улыбкой говорила: «Ты у меня не такой, как все, ты талантище – ведь тебя Бог поцеловал в темечко». Я поначалу не понимал значения этого выражения и всё пытался у неё узнать смысл, но она отшучивалась и говорила: «Подрастёшь, всё сам поймёшь».

     Женщина она была набожная, воцерковлённая, постоянно дома молилась и меня часто с собой брала в церковь. Благодаря этому мне открылся особый духовный мир, без которого сложно самого себя считать настоящим человеком.
В связи с этим мне сейчас вспомнился один случай, который оставил неизгладимый след в моей, тогда ещё детской, душе. В одно из воскресений мама в очередной раз взяла меня в церковь, но пошли мы почему-то не в ту, которая была ближе к нашему дому, а расположенную в центре города.

     Прежде чем нам туда войти, она мне тихим голосом сказала: «Этой церкви несколько веков – очень намоленное место, но эта особая намоленность не твоя заслуга, а тех многих тысяч людей, которые сюда приходили до нас и обращались в своих молитвах к Богу. А ты в свою очередь  своими молитвами должен приумножать этот духовный клад, и каждым словом, обращённым к Богу, оставлять здесь и свою частичку души. Что ж,  теперь можно  туда войти».

     Как я ни силился своим детским умом понять, в чём особая сила этого намоленного места, так понять и не смог. Внутри церкви я всё смотрел по сторонам,  упорно ища глазами признаки этой самой намоленности. Но ничего не находил.
     И вдруг я остановился как вкопанный – на одной из внутренних больших несущих колонн храма я увидел большую икону, с которой на меня смотрел Иисус Христос. Я и раньше видел иконы с его ликом и молился вместе с мамой перед ними, но эта была какая-то особенная,  сподвигающая тебя немедленно остановиться и начать молиться, молиться и молиться. Какие были у Христа глаза! Я неотрывно в них смотрел и как будто тонул в их бездонной глубине. Мне казалось, что там таится другой, особый, удивительный мир – ещё недоступный для меня.

     На мои плечи нежно легли мамины руки: «Что с тобой, Глебушка, ты чего сам не свой?»
     – Мам, смотри, какие у Христа глаза! Почему он так строго на меня смотрит? Я, наверно, в чём-то виноват?
     – Успокойся, родной, – ни в чём ты не виноват! Он на всех так смотрит – и на меня тоже. Он нам всем этим взглядом даёт понять, что жизнь прожить – это не просто поле перейти – всё очень и очень в ней непросто. Жить нужно по чести, по совести – не за счёт кого-то, а за счёт своего собственного трудолюбия и целеустремлённости. Бог сейчас с тобой говорит – просто ты его сейчас не слышишь, но его слова  ложатся в твою душу, и по мере взросления ты будешь слышать всё новые и новые его откровения. Идя по жизни, чаще  заглядывай в свою душу – всё там найдёшь.

     Ещё скажу тебе самое главное – если эта икона так тебя поразила, как можно чаще  возвращайся к ней и молись перед ней, молись – это будет самая надёжная путеводная звезда в твоей жизни.
     Слова моей матушки  стали пророческими – эта икона стала неотъемлемой частью моей жизни.  Много раз я к ней приходил в студенческие годы и потом ещё до того периода, когда служебная необходимость отправляла меня трудиться в другие города нашей страны. И скажу я вам откровенно, что после каждого общения с той иконой в моей душе наступало благостное просветление, как будто что-то ложное, наносное растворялось безвозвратно, уступая дорогу истинным  духовным  ценностям.

     Уже в студенческие годы от священника, служившего в этом храме, я узнал, что эту икону написал знаменитый византийский, а впоследствии и русский, иконописец, миниатюрист и мастер монументальных фресковых росписей  Феофан Грек. Родился он в Византии, а работал в Константинополе, Халкидоне, генуэзских Галате и Кафе.
     Из-за невозможности самовыражения на родине Феофан Грек принял решение переехать на Русь. В своих работах художник большое  внимание уделял деталям, таким, как складки на одежде или выражение лица. Через лицо изображаемого  Феофан передавал его внутренний мир, что строго запрещалось византийским духовенством.

     Стиль Феофана Грека поражает выразительностью и экспрессией, оказывает огромное духовное воздействие на зрителей. В творчестве мастера выразились наиболее полно и нашли своё воплощение два полюса византийской духовной жизни – классическое начало (воспевание земной красоты) и устремление к духовной аскезе, отвергающей  внешнее, эффектно красивое.

     Меня лично во фресках художника всегда поражали острые пробелы, которые будто фиксируют Божественный свет. Яркие вспышки белых мазков на ликах, руках и одежде отражают участие Горнего мира, пронизывающего материю,  ведут  к новой одухотворённости образа.
     Работая многие годы в оборонной промышленности СССР, а затем и в области космических технологий, я часто мысленно обращался к своей чудотворной иконе, особенно перед началом каких-нибудь ответственных государственных испытаний новых видов оружия или космических аппаратов. И, что интересно, – она мне всегда помогала.

     Взять хотя бы теперь уже знаменитый полёт орбитального многоцелевого космического корабля «Буран». От первых секунд старта и до триумфального приземления на взлётно-посадочную полосу мой мозг работал на максимуме напряжения – в голове прокручивались все возможные и даже непредсказуемые варианты развития ситуации. Но над всей этой предельно напряжённой работой ума плыла как огромное, прекрасное и спасительное видение – моя чудотворная икона. Я неотрывно смотрел в бездонную глубину глаз Иисуса Христа, о которых я в те минуты подумал, что это вход в ещё одну Вселенную – бесконечную и непостижимую, а сам, как заведённый, повторял: «Помоги, помоги, помоги!»
И, о чудо, – ПОМОГ!

     Вам, может быть, сейчас странно слышать от доктора технических наук, профессора, который всю жизнь работает с реально осязаемыми материальными объектами рассуждения о том, что нельзя потрогать, увидеть, проверить. Но вы поймите одну простую истину – мы не существуем в этом мире сами по себе. Мы постоянно сопровождаемы той безгранично могущественной силой, которая нас, собственно, и породила. И, по моему глубокому убеждению, мы должны с нашим Творцом, Отцом Небесным, вести постоянный диалог. Я вам всем это говорю потому, что моя профессиональная деятельность  связана с космосом. И когда ты связан с этой безграничной звёздной бездной, твои представления о мироустройстве претерпевают серьёзные трансформации в сторону мудрого отношения к ней.

     О, я вижу, Ирина Глебовна подаёт мне знак, что время нашей встречи подходит к концу. Что ж, будем завершать наше прекрасное чаепитие, мои дорогие соотечественники. Рашида Ринатовна, а мне можно сейчас взглянуть на начало  портрета в честь себя любимого?
     – Конечно, Глеб Евгеньевич, здесь нет никакого секрета!
     – Ух ты, вот это да! Как живой! Как Вы так много успели сделать за час?! А глаза! Глаза – да, это мой взгляд, когда у меня бывает хорошее настроение. Рашида Ринатовна, а можно будет Вас попросить сделать мне потом копию с этого портрета для моей семьи? Мои внуки будут показывать  своим внукам мой портрет и так далее.

     – С удовольствием сделаю для Вас копию, Глеб Евгеньевич!
     – Ну, а Вам, Владислав, я, думаю, смогу подсобить с достойной работой. Негоже главному инженеру завода ходить в безработных даже в такое непростое время, как сейчас. Мой заместитель с Вами свяжется в ближайшие два дня.
     – Спасибо, Глеб Евгеньевич! Буду Вам очень признателен.
     – Ну что, проводите нас до машины, нам уже действительно пора ехать – дела нужно делать.

     Мы вышли на улицу, – какой прекрасный, тихий и солнечный, осенний день 1992 года! С деревьев неспешно срывались и медленно летели к земле, кружась, золотые листья. Над гладью реки едва заметно плыл невесомый, подсвеченный золотыми лучами солнца, туман. В поредевшей кроне кряжистого дуба одиноко насвистывал свою нехитрую песенку зяблик. Осенняя идиллия, дарующая душе человеческой умиротворение и покой.

     Вдруг в осеннюю идиллию стал вплетаться откуда-то из-за дубовой рощи приглушённый размеренный звук. Мы, как по команде все повернули туда головы и увидели клин журавлей, который через несколько секунд пролетит над нами. Журавли летели красиво, грациозно – о чём-то своём, птичьем, курлыча.
     Глеб Евгеньевич, глядя на них, с улыбкой сказал: «А ведь как красиво летят – совершенное творение природы. Просто красавцы!»
И вдруг, может быть, вспомнив что-то своё,  глубоко личное, тихим голосом запел:

Летят перелётные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.
А я остаюся с тобою,
Родная навеки страна!
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне не нужна.

Мы с улыбкой посмотрели друг на друга и стали дружно подпевать Великому конструктору Великой страны.