Торшер

         Сердце бьётся ровно, мерно.
         Что мне долгие года!
         Ведь под аркой на Галерной
         Наши тени навсегда.
           Анна Ахматова
 



       Увидев Питер, Любочка Шатова передумала возвращаться в Салехард. Ради жилья она пошла в дворники; ей дали служебную площадь. Сначала это была комната в коммуналке, но подвернулся счастливый случай — и досталась однокомнатная квартира в полусгоревшем флигеле. Алексей Шатов, разумеется, переехал к сестре, благо что до университета было рукой подать — только перейти по мосту Неву.
Жили они на втором этаже. Два окна в комнате выходили во двор. Кухня была без окон и без горячей воды (в центре города её не было с царских времён). Имелся также туалет, тесный как гроб. Обстановку собирали по дворам: колченогий стол, диван без ножек и высокий платяной шкаф. Зеркало купили. Сестра спала на диване, брат — на шкафу. По утрам они махали метлами, потом Алексей убегал на учёбу, а Любочка мыла подъезды.
Как-то вечером Любочка готовила плов.
— Знаешь, какое время года не любят дворники? — спросила она из кухни.
— Осень. Надо листья убирать, — не сразу, оторвавшись от учебника, ответил Алексей.
— А ещё зиму. Снег сгребать, лёд долбить. Мне уже ломик дали.
— Ломик в руках — к ранней зиме.
— Народная примета?
— Ага. Сейчас придумал.
За окном лил дождь. Прогрохотав по крыше, он ослабел и сошёл на шёпот. Новый порыв ветра, и дождь застучал в стекло дробно, точно голубь лапками по жестяному сливу: тук-тук-тук. Алексей поднялся со стула и подошёл к окну. Голубя не было. В доме напротив горел свет на кухне: там за столом сидел мужчина в майке-алкоголичке, а к его тарелке наклонилась женщина со сковородой.
— В соседнем доме рыбу жарят, — сказал Алексей. — Дым валит!
— Пожар? — спросила Любочка, не расслышав из-за стука посуды.
— Нет. Пока только жарят. Камбалу.
— Почему камбалу?
— Глаза — набок!
— Отойди от окна, и без того они жалуются, что мы притон устроили. Кстати, завтра Галка Шпынова приедет из Салехарда.
— Очередная подружка. Будешь город показывать? В театр поведёшь?
— К тебе тоже кубинцы ходят! — отрезала Любочка. Через минуту она вошла в комнату, покосилась на брата, на окно и задумчиво произнесла: — Всё-таки занавески надо повесить. Живём как в аквариуме… Ты сможешь торшер починить? — Она нежно взъерошила ему волосы.
— Торшер? А что с ним?
— Я за верёвочку дёрнула, она и оборвалась.
Алексей с досадой обернулся к Любочке, но вдруг усмехнулся.
— Не плачь, Красная Шапочка! Я помогу твоему горю, только чур — завтра. Обещаю.

Назавтра, придя из университета, он не узнал квартиру: на окнах висели красные портьеры. На столе лежала записка: «Буду поздно. Мы с Галкой в театр пошли. Не забудь про торшер. Разогрей суп». Алексей, признаться, уже забыл о своём слове. Почесав в затылке, он взялся за торшер. Раскрутил выключатель, подвязал к рычажку оборванную верёвочку и потянул за неё с тем предвкушением, какое бывает, когда сдёргивают полотно с памятника. В торшере зажёгся свет.
— Дело мастера боится, — скромно произнёс Алексей. И вдруг лампочки затрещали и погасли. Причём свет пропал во всей квартире. Алексей выскочил на лестничную площадку, палкой дотянулся до пробки-автомата и щёлкнул в ней кнопочкой. В квартире зажглась люстра, зазвучало радио.
— Уже неплохо! Должно быть, проводки в выключателе перепутал, потому и коротит, — рассудил Алексей. 
Он перемонтировал выключатель, затем залез под стол и, высунув руку, осторожно потянул за верёвочку.
Торшер с оглушительным треском вспыхнул и погас. Повсюду был мрак и тишина.
— Чёрт! — закричал Алексей. — Чёрт, чёрт!

Бросившись из квартиры, он опрокинул в темноте стул и выскочил на лестничную площадку. Сбоку стояли высокие подмости, приготовленные малярами для ремонта. Алексей стремительно взобрался на них и пальцем надавил на кнопочку пробки-автомата. Из-под пальца выскочило синее пламя. Адский треск ударил в уши. Алексей отпрянул и сверзился на пол, зацепив рёбрами лестничные перила. Падение было болезненным, но удачным: он мог бы полететь вниз головой и сломать себе шею. Взглядом следователя он окинул место происшествия.
«Проблема в пробке», — подумал Алексей. Выкрутив пробку, он вернулся в квартиру. Зажёг от спички стеариновую свечку и дунул на спичку. Она потухла, но вместе со свечкой.
— Чёрт! Куда я их бросил?
Алексей наощупь искал на столе спички. Опрокинул банки, уронил на пол жестянку, влез пальцами во что-то склизкое…  Нашёл! Снова разжёг свечу и разобрал пробку. Все детали в ней были целы. Он склонил голову ниже. Что-то затрещало, запахло палёным — это горела его чёлка, попавшая в пламя свечи.

Алексей образумился и отправился к электрику, который жил недалеко, в переулке Леонова и работал в одной жилконторе с Любочкой Шатовой. Константин был завзятым холостяком, из тех, что выглядят моложаво лет до сорока пяти.
— Должно, вставки выбило на распредщите, — выслушав Алексея сказал Константин.
— Где это?
— Как во двор заходишь — под аркой. Посмотри: если вставки расплавились, вставь туда кусок медной проволоки. Сантиметров двадцать… Не понял? Хм. С тобой, что ли, пойти?..
Через пять минут они уже были под аркой, на Галерной. Константин зажёг лампочку, она пшикнула и погасла.
— И такая чертовщина весь день! — обрадовался Алексей, пытаясь разглядеть в тени лицо Константина.
— Черти ни при чём — у лампочки срок годности вышел.
Осветив фонариком распределительный щит, он пробежался взглядом сверху вниз.
— Вставки целы. Надо проверить в квартире.

Они поднялись на второй этаж. Алексей смотрел на электрика, как на волшебника — глазами, полными восхищения. В одну минуту он починил пробку-автомат, и тотчас в квартире загорелся свет, зазвучало радио. Три минуты Константин повозился с торшером.
— Включай!
Отвернув голову в сторону, Алексей зажмурился и медленно потянул за верёвочку. Ничего страшного не произошло. Торшер сиял тихим ровным светом.
— Переменного тока не стоит бояться, — успокаивал Алексея Константин, складывая в суму свои инструменты. — Переменный ток — это синусоида. Когда синусоида пересекает ординату «икс», напряжение равно нулю.
— Я понял! — просиял Алексей. — Потому городские огни мигают, когда смотришь издалека. Со мной было в детстве, когда я из Салехарда смотрел в Лабытнанги.
— Жизнь и смерть человека зависит также от сопротивления его тела. Сопротивление большое — будешь жив. У нас на ру;днике, на Кузбассе, был один Вася. Подойдёт, бывало, к распределительному щиту и без всяких резиновых ковриков, без резиновых перчаток — в любой дождь — проверяет так: послюнявит палец и водит по контактам: «Эта вставка хорошая, эта хорошая… А эту выбило» — голым пальцем! И ничего ему не делалось.
— Спасибо, Константин. Выручил. Век не забуду. Золотые руки! — Алексей пытался закончить разговор.

— Да уж, — не унимался Константин. — Навидался я всякого за то время, что работаю электриком в нашей жилконторе. И чего только не придумают жильцы, чтобы не платить за электричество. Например, дырочку в счётчике просверлят и туда палочку, чтобы колёсико остановить. Или клемму отожмут, и счётчик стоит. Или фотоплёнку всунут, чтобы притормозить. Лучший способ: подсоединить трансформатор, чтобы он колёсико в обратную сторону крутил. Я ещё до армии сделал такой у себя дома. Всё что днём счётчик намотает, я ночью с помощью трансформатора обратно отматываю…
Он замолчал, услышав, как стукнула дверь на первом этаже.
— Соседка, — пояснил Алексей, начиная догадываться, что Константин неспроста разговорился: он ждал прихода Любочки, а та его на дух не переносила. — Сестра с подружкой в театр ушла, — сказал Алексей и прибавил многозначительно: — Слава богу! Мне зубрить надо. Завтра зачёт по античной литературе…
Константин подумал недолго и распрощался.


 
 
 




 
 
 

Продолжение тут:
http://proza.ru/cgi-bin/login/page.pl






Снимок мой.