Святой родник у большой дороги 3 часть

                3 часть
Не хотелось, к случаю, пропустить ещё один, пожалуй, немаловажный этап своей жизни – учёба игры на гармошке. Баян был уже потом. Музыку всегда, с раннего детства любил. Играть на музыкальном инструменте хотелось всегда, сколько себя помню. Самым доступным была гармонь-хромка, у нескольких земляков она уже была. Как-то к соседской бабе Марише Конакиной приезжал в гости из города внук лет 8-10, который вовсю шпарил на маленькой гармонике, на зависть нам, его ровесникам. Только где ж нам было такое богатство взять – в доме не было лишней копейки.
Но, лет в 13-14 на старенькую, растрёпанную гармошку папа из своего бюджета, в обход мамы, мне 3 рубля, всё же выделил. За столько я купил её из третьих рук у друга, когда тот уже научился играть. Папа, труженик, сколько его помню, пока мы подрастали, никогда не имел выходных. Строились жилые дома по своей и соседним деревням, поэтому, в эти дни его приглашали ставить на стены домов стропила с решетником, и крыть железом крыши. Повзрослев, я помогал ему. Кроме зарплаты, что он получал на сахарном заводе, это была небольшая прибавка на наши плечи и домашний стол. А значит было не до новой гармони – стоила она немало – 45 рублей – половина папиной зарплаты.
Но и я был не промах. Первый опыт игры я уже получил на собственных коленках – всё получалось удачно – левая рука на левой, правая на правой – только перебирай в ритм. А далее, перед тем, как папа мне пообещал заветный трояк, я на найденном на чердаке, посылочном ящике, с двух сторон нарисовал кнопки басов и голосов, и напевая собственным голосом, давил на них и, получалось, как бы играл любую мелодию. Говоря современным языком – работал на тренажере. Только меха не раздвигал. И потому, как только друг, Шурка Томилин сбагрил мне свою худую и без многих кнопок гармонь, я сразу же заиграл – довольны были все, особенно папа – не зря выкинул трояк. А на баяне научиться уже потом, было делом техники. Хотя до нотной грамоты, дело так и не дошло.
Если назвать мою последнюю любовь – это радиодело. До сих пор старинные радиоприемники, уже не нужные никому, бередят мне душу и скребут самые больные струны. Ведь когда-то они были, в том числе и в нашем сокровенном детстве, предметом удивления, культуры, и достатка.
Электричество в нашу деревню провели, когда мне было уже 14 лет. Леонид, тот, что забирал меня из Задонска, пришёл из армии, когда мне было лет 8-9. А служил он радистом. Я видел его на фотографии в наушниках и безмерно гордился им и чуточку завидовал. И примерно в это же время у нас появился радиоприемник «Воронеж». Он был батарейный – три огромные батареи мама привозила из Ельца. Такие тяжеленные, ей приходилось их тащить от магазина до автостанции, и от автобусной остановки до дома, без малого километр. И всё, только ради того, чтоб в доме заговорила Москва, заиграла настоящая музыка, или передавали утреннюю зарядку. Хотя ею, конечно же, никто не занимался – в деревне тогда было не до этого, там своя зарядка в сарае с животными. Но интересно играло пианино- «па- бам, па- бам, па- бам…», и хотелось тоже маршировать, но, надо было в школу собираться, там, по дороге намаршируемся.
Так вот, с одной стороны армейская профессия брата, с другой – в чёрном пластмассовом корпусе, завораживающий мое воображение «Воронеж», вколотили в мою вместительную голову ещё одну загадку, от которой я не могу отделаться и по сей день.
На нашем столе, а он был и кухонный, и обеденный, и письменный, смотря что кому надо, я видел этот загадочный «Воронеж» каждый день и каждый день ждал, когда, наконец, увижу, разберусь, кто в нём всё-таки поёт, говорит, играет! Сначала задача была простая – достать этих типов пальчиком через расковырянную дырочку в ткани, если никто не обращает внимания на меня. Но непонятно – палец чувствует дребезжание, а голос притихает. Дальше - больше, и вдруг – ай! Беда! Все смолкло. Влип. От папы хулиганскую выходку не скрыть – получил хорошую дозу ремня в известное место. За ремонт соседу мама отдала целых пять рублей!
А сосед поступил хитро. Получалось, надо было всего- то спаять проводок. Но тогда эта работа будет стоить копейки. Он же поступил надёжнее, выдрал с корнями весь бумажный диффузор- вот, мол, что наделал ваш любопытный сынок! А теперь платите денежки! И, заменил динамик на новый.
Шок у меня был надолго, но не навсегда. Таких людей, живших за счёт облапошивания других, встретилось мне в жизни потом немало.
 Теперь, позднее, выбрав время, когда никого не было дома, я аккуратно занавесил окна и принялся за более крупную операцию. Найденная среди папиного инструмента отвертка помогала мне вершить преступление. Радиоприемник я предусмотрительно спустил на пол и началось действо- снял заднюю, картонную,  в дырочках крышку и …вот оно! Передо мной предстало все или почти все загадочное нутро этого самого «Воронежа». Фантастика- передо мной светятся волоски в лампах с зеркальными, острошлемными макушечками, бросаются в глаза  кровяно- ярко- малинового цвета круглые заплаточки на перевернутых алюминиевых стаканчиках и необычный, почти волшебный запах! А где люди? Кручу ручку и почти вижу, как ловятся волны, только я не вижу никого из певцов и говорунов. Но почему- то мне все кажется наоборот- вижу, почти реально, откуда они говорят и поют. Фантастика! Но уже этого мало. Иду на крайний шаг- отворачиваю два шурупика и о, боже… я вынимаю все самое сокровенное нутро нашего «Воронежа», переворачиваю, и все передо мной! Разноцветные проводки, зелененькие, красные, коричневые детальки. Вот оно, все, что и говорит и поет, а ни какие человечки. Прикасаюсь пальцем к проводкам- интересно щекочет- раз, другой и… стук щеколды в задней  двери сенец. И через секунду в затемненную избу входит старшая сестра- наверное ее пораньше отпустили из школы.
-А-а-а, попался? Все папе расскажу!
Опять преступление…!...!...! Больше говорить нечего. Дальше следовало все, что  должно было следовать.
Но продолжение этой истории было более приличное. Сначала, когда по деревне протянули подземные провода радиотрансляционных точек, и мои родители отказались от батарейного «Воронежа», тогда- то  мне и было позволено его благополучно расковеркать в пух и прах, о чем теперь откровенно жалею. Однако, разборка раритета подтолкнула меня пристроиться в радиокружок при тогдашнем Задонском  Доме Пионеров, где я позанимался с годок, по воскресеньям, ездить было не близко. Там приобрел какой- ни какой практический опыт радиолюбителя, повторюсь- тем самым, загнав себе в душу еще один гвоздь любви к творчеству по самую шляпку! Практически, мне знание радиотехники и физики пригодилось очень скоро, и не только мне, но и всей нашей семье. Я уже был в седьмом классе, когда в нашу деревню подвели электричество - копали ямки, куда ставили столбы, тянули по ним провода. А вот проводки в домах надо было делать наёмным мастерам, или кто может- сам. Тут- то мой опыт и сгодился. Только, как счетчик подсоединить, мне подсказал наш учитель физики Иван Михайлович, с остальным я справился сам.
Когда включили свет- было что- то невообразимое. Самое удивительно, помню, стало светло в чулане, в погребе- я и туда свет провел, в самые недоступные места! Казалось стены погреба или сарая были в растерянности или даже испугались такого яркого света. Это было так необычно и непривычно просто солнце среди, казалось, вечного мрака. Мне представлялась паника в душах жучков и паучков в щелях погреба- б- р- р!
 Свет в доме помог мне включиться еще в одно не менее интересное занятие. Уже учась в Липецке, с одной из стипендий, я купил фотоаппарат «Смена-6». А значит, я мог не только  фотографировать, но и дома делать фотографии, когда позднее докупил и остальную аппаратуру. Почему позднее- позднее и скажу.
 Но главное, теперь я мог свободно пользоваться электропаяльником. Опять же, когда уже учился в Липецке, собрал с помощью того же паяльника проигрыватель пластинок, что было далеко не у всех, сделал в горнице дневной свет- на него приходили полюбоваться соседи. И на сэкономленные со стипендии деньги покупал радиодетали, и пытался собрать какую- либо простенькую аппаратуру. К сожалению, не все работало- не хватало опыта. Потом, уже после службы в армии было в планах обязательно выучиться на радиотелемастера- жаль, но эта мечта так и осталась мечтой- нашлись более важные дела: работа шофёром, учёба в вечерней школе и институте. А любовь к радио осталась нерастраченной.И сейчас в музее, где работаю- большая коллекция радиоаппаратуры, и подарки, и приобретения. Любуюсь на них и думаю- как тогда, в детстве этого не хватало- золотые горы бы за них отдал! А теперь они никому не нужны. И для меня- только память будоражат!
А пока о том, кем бы я хотел тогда стать, вырастая во взрослого. Летчиком- да, хотелось, но без математики в самолете делать нечего. Музыкантом- считал, что играть на инструменте можно всегда, согласуя с любой профессией. В художники- же, без специальной подготовки и с моими восемью классами, до службы в армии тоже бесполезно было торопиться. Книжку написать хотелось бы- да разве это для моих талантов? И потому, как только на руках у меня оказалось свидетельство об окончании школы, я решил учиться на электрика- хоть что- то от радио. Любовь к радио не унималась и беспокоила. Старшая сестра в это время училась в липецком медучилище, и потому посоветовала родителям пристроить в Липецк и меня- поближе к ней. Я разрывался между желанием продолжать учёбу в школеи получать профессиональные знания. И всё- таки пришлось покинуть и свою школу, и одноклассников, и учителей. Ну а среднюю школу, хотя и вечернюю, я всё равно закончил перед самым поступлением в институт. Работал на автобусе, ходил в изостудию Трубного завода и учился в школе. По-другому просто не мог. Учиться очень хотелось.
Потом, будучи сам уже учителем, со своими детьми- Ваней и Тамарой неоднократно заезжал с подарками к своей классной руководительнице Марии Александровне Хохловой. Она в тоскливом одиночестве, после смерти мужа, доживала свой век- у них, при жизни с Евгением Александровичем Фрейман, физиком, детей не было. Мы беседовали о многом, вспоминали. К этому времени она пристрастилась к вере, но на её беду к ней пристроились мошенники, якобы от монастыря и приезжали точно ко времени получения ею пенсии. Она им деньги отдавала, а сама оставалась ни с чем. Пытался ей советовать отказаться от «помощи» им. Но она упорно доказывала, что делает это для веры добровольно. Тут я помочь ей ничем, к сожалению, не смог. На память она подарила мне свою фотографию. Вскоре Мария Александровна скончалась. Об этом я узнал позднее. Фотография её пригодилась мне, для метало -керамической копии на её могильном памятнике. С уходом Марии Александровны обрывалась последняя нить связи с детскими годами, проведёнными в Хмелинецкой школе.
Теперь, уже пенсионером, наведываюсь в стены родимой школы- встречают, может быть внуки моих школьных друзей, и их учителя добрыми словами, расстаёмся друзьями.  Одноклассники все разбежались по миру. Если пришлось встретить кого- только на бегу, случайно, толком поговорить, вспомнить не получалось. А многих уже не встретишь, кому не повезло, кто покинули этот мир.
Теперь об училище. Вот это была по- настоящему моя учеба, правда поступал- то я на электрика, а оказался в автоэлектриках, да и то на треть, остальную часть профессии занимала вообще материальная часть автомобиля и слесарное дело. Но мне и это нравилось. Кроме того, при училище был духовой оркестр, где я хотя и недолго, но успел поиграть на баритоне. Потом мне это почему- то разонравилось- хотелось то играть на баяне. Жил на квартире у чужой, но доброй тети Маруси, и с голодухи и тоски играл на своей подремонтированной гармошке…
Стипендия в 23 рубля 50 копеек расходилась в миг. 8 рублей сразу, за квартиру. А что оставалось на дальнейшую жизнь? Хотелось что- то еще купить себе, даже приодеться, уже и на девчонок- заглядывались. Купил скромную «болоньевую» курточку. В ателье заказал, кажется, за три рубля, простенькие штаны-клеши, вельветовые чтоб подешевле, шапку кроличью, шик тогдашней моды, не важно, что она из клочков. И на проживание уже не оставалось. Конечно, все это «добро» покупалось не с одной стипендии. Кто- то может напомнить о родителях- но из дома тоже перепадало. Старался ездить почти каждый выходной- больше недели не выдерживал. От мамы- папы вёз, когда 3, иногда 5 рублей. Из них отдай 2-50 за автобус Дома то оставалась школьница сестра и две учились на стороне, а девчонок одевать – это не мальчишку. Но можно было привезти из дома картошки. На 2-3 дня супчик сварить или пару- тройку раз пожарить. А потом… Потом, бывало, хвастались в училище друг перед другом:
-Я уже два дня ничего не ел…
-Чо там, два, я уже три!
 Если были в кармане хоть несколько копеек- спасали пирожки с ливером- замечательная была штука за пятак. Два схавал и можешь до завтра спокойно дожить! И не думали, что в завтрашней жизни всё это аукнется.
Но все- таки, было интересно учиться. Записывал всю лекцию в конспект, а на утро без запинки отвечал. На практических занятиях делали в мастерских слесарный инструмент- хорошая школа и развития терпения, и трудолюбия, и мастерства. В жизни все пригодилось. Была практика и в автохозяйствах- ну это же производство, считай, взрослая жизнь. Нам на практике дозволялось ремонтировать автобусы- менять центровые болты в задних рессорах! Сама рессоры весит около центнера, а мы два практиканта сами того не весим! С верху на голову течёт грязь, и снять рессору не так просто - сорвать гайки стремянок можно только с ломом, а их четыре. Но надо, так надо. Как, говорил механик, который курировал нашу практику перед спуском в смотровую яму: «Ребята! Спускайтесь с неба на землю!» К тебе относятся почти, как к настоящему мастеру. И мы спускались в яму, «на землю», и делали эту работу.
Правда, мне, как «умеющему» рисовать перепадало поработать и художником- оформителем- писать плакаты, вырезать трафареты для автобусных, кузовных номеров, обозначений автобусных остановок, да много чего еще. И это тоже был опыт.
 А в летние каникулы нас, отличников и хорошистов свозили в Волгоград на экскурсию. Впечатления незабываемые! Город с его памятниками военным событиям ошеломил. Понравились и жилые, восстановленные после военной разрухи дома, вычурные, с колоннами, с элементами орнамента, и оставленные для памяти развалины, такие как «Дом Павлова». Но особенно впечатлили Мамаев курган и скульптура «Родина мать». И теперь сохранились фотографии от той поездки, но немного- мало пришлось фотографировать, не хватало на пленки денежек. Удивила Волга- другой берег почти у горизонта. До этого я считал наш Дон большой рекой. Правда, после того он не стал менее родным.
Второй курс мне уже давался в училище легче- я, как отличник учебы, получал повышенную стипендию- 29 рублей.  Не- ах! Но все же. Шесть рублей в довесок! Когда- то лошадь стоила пять рублей.
 В свободное от учебы время любил бродить по городу, особенно по Ниженке. Она была похожа на деревню. Но потом ребята рассказали несколько историй о том, как там местная пацанва лупит без разбора чужаков- не важно когда встретят- днем, а тем более ночью. Отходился. Спасали походы в областной краеведческий музей. Он располагался тогда в здании собора на площади Ленина. Там было на что посмотреть. Это была отдушина, но ненадолго. Потому как тоска по дому съедала. И эту тоску ничем нельзя было заглушить. Даже, вроде бы, появилась какая- то обида на город, потому что он отнял у тебя родную деревню. И по приезду на выходные домой тоска еще больше усиливалась- твои друзья дома, а тебе ехать на чужбину.
А вообще Липецк тех лет был интересный, расстраивался, полно было и старого и нового. А старину я просто обожал. От дворов на улицах Фрунзе, 8- марта, из одно- двухэтажных частных домиков, Каменного лога, Нижнего парка веяло живой древностью. А как впечатлял шпиль памятника Петру, тот, что на Петровском спуске, а старинная круглая «канцелярия», что позднее  снесли, когда прокладывали подземный переход. Трудно было по- настоящему назвать её канцелярией- больно тесновата, да и без окон, но что это живая старина- прекрасно чувствовалось. Удивительно было видеть настоящие пушки в парке, впечатлял только что возведённый драмтеатр. Тогда за неимением выставочного зала художественные выставки устраивались в театральном фойе. Я теперь мог часами рассматривать настоящие картины, настоящую живопись, а не копии в «Огоньке».
Нравилось ходить в библиотеки, в читальных залах, которых, можно было пропадать на целый выходной день? И всего- то войди в трамвай и, вот они домны Новолипецкого, а дальше, с железнодорожного моста, любуйся цехами тракторного, а захочешь и в цех Сокольского завода попадёшь, или трубного. Интересного было много- жаль только… родной дом далеко.
После окончания училища работал шлифовщиком коленвалов на авторемзаводе- кругом необычные станки, рабочий шум, деловая атмосфера. Но от профессии автослесаря тут был только сам коленчатый вал автомобильного мотора. Но перед тобой станок, который, огромным, около метра в диаметре шлифовальным кругом восстанавливает его шейки- основные рабочие элементы вала. Я тогда и не представлял, что такие станки вообще существуют. Тут просто взыграло самолюбие: да я и этому научусь! За спиной стоял дядя Саша, шлифовщик высшего разряда, который и стал меня учить. Меня уже устраивало то, что зарплата хоть и по тем временам небольшая, 78 рублей, как ученику шлифовщика, но гораздо больше стипендии. И началась практическая учёба. Дядя Саша за несколько минут рассказал устройство станка и что я должен делать. Что забыл, можно обернуться, спросить. Поначалу было жутковато, боялся перепутать кнопки, операции, но самое главное- не пропустить размер шейки, не сделать брак- высчитают с зарплаты дяди Саши! А это аукнется тебе самому. Как- пока не представлял. Только заметил- дядя Саша мужик строгий, на первый раз может отматерить, а потом…? Но меня пока не подгоняют, можно и не спеша, повнимательнее делать. И на удивление, дело пошло.
Но, как известно, беда приходит, откуда не ждёшь. А тут началось, кажется с мелочи. У меня с детства плоскостопие- до этого оно мне сильно не мешало. Но отстоять смену за станком на горизонтальной решётке оказалось проблемно. Стали болеть ступни. Решение пришло быстро. Под решётку со стороны пяток подложил два кирпича и наклонённые ступни совершенно успокоились. Я быстро привык к своей новой позе, но тут появилась необходимость что- то спросить у дяди Саши. Он останавливает свой станок. Подходит к моему, собирается стать на решётку но спотыкается о её приподнятый край и со всего маху летит в станок, где вращается и шлифовальный диск и коленвал! Но по счастью, успл рукой ухватиться о неподвижную переднюю бабку станка! Я с испугу выкатил глаза- дядя Саша инвалид войны, у него одна нога с протезом- что я наделал?! Тут была секунда до трагедии! Но дядя Саша только разразился на меня крепкими матюгами, а, разобравшись с делом, даже мастеру цеха ничего об этом происшествии не сказал. А ошибка моя была простая- надо было своего наставника вовремя предупредить!
Ещё один случай произошёл, который заставил меня вспомнить пословицу со школьной парты: семь раз отмерь- один отрежь! Это случилось, когда я уже считал себя умелым шлифовщиком. Я уже работал полгода, мне присвоили второй разряд, и я, вполне освоившись, уже выполнял норму без брака и нареканий. И в один такой рабочий и спокойный день я шлифую очередной вал и вдруг к моему станку сборщик– моторист подвозит на тележке обработанный мною вал и говорит:
-Промерь вал!
Сам хмурится, и по раскрасневшемуся лицу вижу- это неспроста! Я останавливаю станок, беру микрометр- это мой измерительный инструмент, по нему я контролирую размер вала до сотых миллиметра. Оборачивается и дядя Саша, видит, тут что- то не то, и тоже тормозит станок. Я начинаю промерять шейки, вижу, во всех допуск не более двух сотых. Во всех семи! Смотрю на моториста непонимающе, а он говорит:
-Вот и я так же мерил, и три раза снова разбирал собранный движок. Вижу- допуск две сотки. Не пойму, собираю снова, а вал провернуть не то, что с монтировкой, с ломом не могу! А теперь внимательнее мерь седьмую шейку!
Меня уже пробил пот. Я начинаю промерять … ёлки зелёные! В две сотки укладывается, но, на целый миллиметр больше! Я стою красный, как рак, готовый получить заслуженную оплеуху. Моторист- сборщик из-за меня потерял полчаса рабочего времени, он бы три мотора за это время собрал! Цена моей ошибки. Я б должен ему утерянную зарплату вернуть. Но он только сказал:
-Переделывай быстрее.
Когда переделанный вал «уехал», дядя Саша меня только спросил:
-Всё понял?
Я кивнул:
-Да.
Это был повод для рассуждений на два дня, а может и всю жизнь.