Святой родник у большой дороги

                4 часть
Я уже настраивался идти в армию. В военкомате поинтересовались:
-Может не пойдёшь? С плоскостопием не берут.
-Нет, пойду. – другого для меня решения и быть не могло. Но нужно было получать военную специальность, предложили на выбор: шофер, радист или парашютист? Решил, что профессия шофёра и на гражданке, и в армии пригодится. И началась по вечерам учёба в ДОСААФе.- раз уж ремонтировать авто научили, надо учиться и ездить на ней. И тут девять месяцев пролетели незаметно, дополнительно сдал экзамен на мотоциклиста. Учиться было просто- матчасть знал из занятий в училище, оставалось научиться практическому вождению. Но с вождением всё оказалось не так просто. Инструктор, что обучал меня, по совместительству работал в пожарной части, и всегда ему было некогда нас учить. Спешил на основную работу. Говорил: «Работать будешь- всему научишься.» Запомнился такой случай. Первый день учёбы вождению, едем по трассе, нужно было съехать на прилегающую грунтовку. Я- за рулём, инструктор рядом, говорит:
-Поворачивай влево.
Поворачиваю, съезжаю. Машину начинает дёргать как в лихорадке. Чуть проехав, говорит:
-Я думал, сам догадаешься. Переключи на пониженную.
 Вот так и учил: может, сам догадаешься? Поэтому вождению пришлось учиться самому , безо всяких инструкторов. Потом была служба в Советской Армии, шофёром при аэродроме, откуда пришел ефрейтором. Интересной была не только сама служба, а и тот край, юг Росси- Кубань, Адыгея. На горизонте в хорошую погоду хорошо виден Кавказский хребет, а днём насмотришься на настоящие самолёты, которые видел высоко в небе, в детстве, играя «в песочке».
А больше армейской службе благодарен, за то, что приучила к самодисциплине, порядку, научила ответственности, умению самостоятельно трудиться, находить решения в труднейших ситуациях. И всё это пригодилось потом, в работе шофером в течении почти шести лет в различных организациях Липецка. Но рисование не забывал. В изостудию, что была тогда в клубе Трубного завода, к преподавателю Владимиру Васильевичу Хорошенко я, конечно, пошел без конкретной мысли об институте. Здесь он мне смог дать основы построения рисунка, композиции на листе, развить глазомер. К сожалению, не хватило времени на умения по тональной разработке рисунка , по передачи формы и не получилось поосновательнее поучиться живописи. Но уже этих навыков хватило для сдачи экзаменов по рисунку в институт. Все решилось, когда однажды встретился с ним на улице, и он сказал: «У нас в пединституте открывается новый художественно- графический факультет, ты можешь со своей подготовкой пройти, не зевай». Шанс терять было нельзя. То, что институт педагогический, меня не смущало, я даже на это слово не обращал внимания. Главное- худграф. И не важно, что он только открывается, и нет пока преподавателей, нет базы и т. д. Но у меня есть энтузиазм, огромное желание! На первый случай хватит. А раз открыли- все найдется. Когда впервые входил в здание института, у меня и так тряслись коленки, а тут на меня искоса поглядывали скептически- что за переросток? Мне то уже было не семнадцать, как всем абитуриентам, а все двадцать пять. С другой стороны, конечно, понимали, в этом возрасте не поиграться «в учёбу» сюда приходят. А сколько случалось прямо на первом курсе отчисляли за несерьёзное отношение к учёбе. Как раз это мне не грозило. Но ещё надо было сдать вступительные экзамены, хотя у меня была весомая льгота: я после службы в армии проходил вне конкурса, лишь бы оценки на экзаменах были положительные.
Первые экзамены рисунок и черчение я сдал с оценкой пять, сочинение тоже написал, но вот с математикой и физикой пришлось помучиться, но на тройку натянул. Когда выходил из аудитории с экзамена, стоящие у двери, накинулись:
-Ну что?
Я улыбаюсь во весь рот:
-Три!
А мне в ответ:
-А что ж улыбаешься?
-Так я ж вне конкурса, после армии…Я поступил!
Теперь вспоминая те дни, берусь за голову: сколько мне пришлось отбросить, через что перешагнуть, что преодолеть! Ведь у меня уже была состоявшаяся жизнь, и  кажется, шла уже по накатанной колее- утром на работу, вечером– с работы. Что ещё надо? Работал на автобусе в солидной организации, где был в авторитете и у руководства, и в среде рабочих. Хорошая по тем временам зарплата, в ближайшее время могли бы от организации выделить квартиру, но как тогда уходить на учёбу? Получалось, я обманул людей! Мне дали квартиру, а я по- тихому смылся? Поговорил с руководством- мой поступок одобрили, и ничего, что моя квартира досталась следующему за мной. Во благо! У меня впереди был шанс поинтереснее. Вот и получается, не поступи тогда я именно так, сколько б я в сегодняшней жизни потерял, и ничего б не достиг.
Но моё желание получить достойное образование понимали не все, даже мои коллеги по работе, шофёры. Уже будучи студентом, встретил в магазине одного из них, Ивана, он был младше меня года на три, возил на своём «Москвиче» какого- то инженера в тресте. Но мы прежде общались по- дружески. И тут после некоторой разлуки встретились нос- к носу. Он спрашивает:
-Где ты пропал, что тебя не видно?
-Ваня, да я в институт поступил.
Он недовольно нахмурился:
-Понятно, решил от нас слинять.- И расстегнув куртку, показно выпятил покруглевший животик!- А мне, вот, нового «козлика» пообещали, на днях. Ну давай, учись жизни.
И не попрощавшись, направился к выходу, оставив неприятный осадок. Но, когда я накануне поступления рассказал о своём желании учиться своему начальнику Виктору Петровичу, он отнёсся к этому разумно:
-И правильно делаешь, пока годы не ушли.
За что я конечно же ему безмерно благодарен. Уже спустя пару десятков лет, случайно мы с ним встретились в Липецке, возле центрального рынка. Он заметно постаревший, но меня узнал сразу. Я конечно поблагодарил его за прежнее отношение ко мне и сказал, что работаю главой сельсовета. Он был как прежде немногословен, но сказал главное:
-Я рад за тебя!
Мы распрощались как прежние добрые коллеги. Хотя начиналось у нас не так просто. До того, как стать начальником в нашей организации, Виктор Петрович был простым инженером в тресте. И иногда, пока мой автобус стоит без дела, он просил меня подкинуть его в черте города по каким- либо своим делам. Я не отказывал, и общался с ним запросто- Петрович. Он не обижался, мог пошутить, рассказать подходящий свежий анекдот. Но вот нашего начальника продвигают на повышение и на его место приходит… Петрович. Я подхожу к нему:
-Петрович, поздравляю Вас… - и слышу в ответ:
-Какой я тебе Петрович? Виктор Петрович!  - И круто развернувшись пошёл в контору. У меня в голове всё сразу стало на своё место- ну, значит, Виктор Петрович. А когда поступил и мне потребовались средства для проживания, он предложил мне оформление их новой конторы, чем конечно же тоже поддержал меня на первом этапе учёбы. И я эту работу с удовольствием сделал. Во время выполнения мной этой работы заходили пообщаться и наши шофёры, мои прежние коллеги, часто протягивающие чумазые, замасленные руки, но улыбающиеся и соткрытой, чистой душой. От них я слышал только слова гордости за себя и благодарности за прежние отношения. Это были простые, добрые мужики, понимающие и безотказные в любой просьбе к ним, конечно, и со своими недостатками. Но в большинстве своём- порядочные. И своё УПТК, в большинстве своём, благодаря им, я запомню на всю жизнь Особенно с огромным добром вспоминаю крановщика дядю Мишу. Никогда и ни о ком не сказавший в моём присутствии о ком- либо плохие слова. Он всегда в человеке искал и находил только хорошие черты. Нам у таких людей бы поучиться.
Славное было время студенчества- это всяк знает, кто его испытал. Но у меня тут же подступала боязнь- справлюсь ли? На первом курсе лез из кожи- боялся, выгонят! Выгонят!!! Но первый курс закончил без хвостов и без троек. Тогда более- менее успокоился. А теперь вспомнить и смешно и грустно. Не трудно было на лекциях- слушай внимательно и пиши, чтоб проще было на семинарских занятиях отвечать. Но вот проходит, например, семинар по истории КПСС. Вячеслав Анатольевич Васильев, очень принципиальный и требовательный преподаватель задаёт вопрос. Я, конечно, тяну руку, поднимаюсь, готовый ответить, открываю рот… и молчу! Знаю, что говорить, но не знаю как, не подберу слова. Тогда преподаватель предлагает вариант ответа, но неверный. Спрашивает:
-Так?
-Горячо выпаливаю:
-Нет, нет!
Тогда другой вариант, уже правильный.
-Да, так!
-Садитесь, пять.
Сажусь с красными ушами от стыда, и от преподавателя, и от однокурсников. Как научиться говорить? Ведь на работе водителем автобуса от меня не требовались научные монологи.  Хотя я достаточно читал- у меня на капоте всегда лежал солидный том классики. Оказалось этого мало, нужна была речевая практика. Вторая, неменьшая была беда, когда шла лекция по истории искусств, которую проводил мой преподаватель по изостудии Владимир Васильевич Хорошенко. Он часто вёл лекцию тихим голосом, с применением показа слайдов, а значит в затемнённой аудитории. И вот уже после лекции приходим в комнату общежития, и мне мой земляк Валера, что сидел на лекции рядом со мной, рассказывает:
-Дед, ну ты даёшь! Хорошенко кончил лекцию, включает свет и идёт меж рядами. А ты откинул голову, спишь с открытым ртом. Он посмотрел на тебя, и молча пошёл дальше!
После этого- хоть сквозь землю провались! Я ж привык к реву мотора автобуса, а тут почти тишина, да в полутемени. Пришлось извиняться у преподавателя, этого прекрасного человека. А  он только улыбнулся и сказал:
-Ничего, привыкнешь!
Ещё одна проблема вывернулась, откуда вообще не ждал. Мне дали место в общежитии, но уже был конец ноября. Ребята мне уже немного знакомы. Но когда вошёл в свою комнату- ужаснулся- пол на полметра завален мусором, на постелях медведи зимовали- берлоги! Кроме всего, на тумбочках остатки пиршества и окно занавешено одеялами. Но они уже живут два месяца, а я, получается, пришёл в чужой монастырь. Но, они- молодняк, жизни не видели, кроме маминых и папиных квартир, а я, повидал кое - что, и главное- армию. Как поступить, пойти у них на поводу, привыкнуть к этому бардаку, или научить ребят порядку?
В первый вечер ближе перезнакомились, мне выделили койку у окна, где похолоднее–но я не завозмущался. А ближе ко сну спросил у них:
-Ребята, вам ни разу не делали замечания по порядку в комнате?
-Как же, уже два раза. Но мы объясняем- мы ж художники, это «творческий беспорядок»!
Я не стал с ними в этот раз спорить, а просто засучил рукава и за полчаса убрал комнату, сказав:
Постели сейчас можете не заправлять, но утром заправите как у меня. А сейчас время позднее, завтра три лекции, давайте спать.
Один из «жильцов», назовем его Николай, что был старше остальных на один год, покосился и заявил:
-Только пришёл, и начинаешь командовать!
Помолчав, и посмотрев на других ребят, я спокойно ответил:
-Вам мало двух предупреждений, ждёте, когда из общаги вытурят? А я хочу учиться в институте и жить в общаге по- человечески. Ваше дело, можете не заправлять постель и сорить. Но с пола мусор я буду убирать. Вы как хотите.
В оставшиеся полчаса до сна, снял с окна одеяло и заклеил щели в раме газетными лентами. Ещё написал табличку с перечислением проживающих, и прикрепил на дверь. Возмутился, пока один из троих, Николай, остальные ребята промолчали, меня уже это успокоило. А на следующий день, как по расписанию, пришли проверяющие из студсовета. Обстановка в комнате их неожиданно удивила. Они, с плохо скрываемой улыбкой, переглянулись:
-Это неплохо, что предупреждение, всё- таки, подействовало на вас. Ну, хорошо, пока живите, нынче, вам оценка «пять».
Тот, кто вчера возмущался, отвернулся. Остальные были в неловком смущении. Я был уверен, ребята поняли меня правильно. С этого дня в комнате стали дежурить по- графику, то есть по- очереди.
Недовольство «Николая» я понял так: он уже считал себя тут «стариком», я, вроде, как отнимал его первенство. Но я посчитал- время расставит всё на свои места, и особо не обратил на это внимание. Эта маленькая история не повлияла на мои отношения с остальными ребятами, а с «Николаем» отношения так и потом, уже после окончания института, долго «спотыкались». Но я думаю, в этом вина не моя.  Он даже как- то вызывал меня подраться. Я улыбнувшись сказал:
-Я тебе отдельно повторяю - я пришёл учиться! И отвали со своей дракой. Поищи другого, если кулаки чешутся.
В группе мне предложили быть старостой- самый возрастной и с жизненным опытом.  Но я отказался, большая ответственность, тогда я был просто не готов к этому. Посчитал, что общественная работа будет отнимать у меня время для учёбы, и потом, я пока не имел опыта руководства коллективом. Согласился на место старосты в подгруппе. Но, на этом дело не закончилось, моя активность всё ж привлекала внимание. В общежитии выбрали в студсовет- однокурсники звали «дедом», в институте- в комитет комсомола. И приходилось напрягаться, так как, обожал занятия по всем предметам, активно работал на семинарах, не пропускал ни одной лекции, и спорт стал занимать много свободного времени. В этом особую роль сыграл преподаватель физподготовки Алексей Иванович, замечательный человек, энтузиаст, влюблённый в сою работу. Без нашего участия не проходили ни одни институтские легкоатлетические и лыжные кроссы, играли в минифутбол,  ходили с ним в тир стрелять из малокалиберной винтовки. Кроме всего надо было заниматься живописью- ходить на этюды, просиживать в библиотеках, и ко всему, не отказывался в участии художественной самодеятельности. На нашем, пятом этаже общежития ребята- худграфовцы проживали в трёх комнатах. Иногда мы «отрывались» по- мужски, пять- семь человек покупали три литра разливного пива и шли в баню с парилкой и бассейном! Но на этом наш «кутёж» и заканчивался. Потом поняли- с чайком в бане тоже неплохо! А на этаже ниже комната девочек. Случалось, с тортом  и чаем отмечали вместе дни рождения, или какие- то праздники. Даже удавалось всем вместе сходить в кино. Кинотеатр «Заря» был рядом. Или выходили в парк фотографироваться, теперь эти кадры хранятся в альбоме.
Когда в такой график втянулся, стало увереннее получаться с учёбой, и хватать на всё время, вроде, стало обычным делом. Через полгода проживания коллектив наших комнат так сплотился, что не стало никаких вопросов в отношениях друг к другу. Теперь наша комната частенько признавалась студсоветом лучшей по этажу среди мужских комнат. Конечно, с девочками в этом соревноваться было сложно. У них блеск и чистота, отстиранные и чуть не накрахмаленные занавески, вышитые наволочки, и вообще во всём аккуратность. А мальчишки и есть мальчишки. Нет бардака и уже хорошо. Кстати, как только я, женившись на третьем курсе, ушёл из общежития, к сожалению, ребят из комнаты выселили, как только они перешли вновь на «творческий беспорядок». Мне было за них обидно, что не удержались.
Но, конечно, учеба занимала большую часть времени, а главными предметами стали для меня, как и для большинства ребят, живопись и рисунок. Даже, придя с занятий в комнату общаги, по вечерам, мы часто устраивали сеансы набросков или живописи. Приглашали девчонок из соседних комнат, однажды позировал парень из Эфиопии. А когда привозили из дома провиант, который в тумбочках надолго не задерживался, сразу писали натюрморты. И после сеанса устраивали коллективные просмотры, а уж потом пир на весь мир. Но, как показало время, мне знаний, получаемых от преподавателей, именно по живописи и рисунку не хватало. Или чего- то у них я не понимал. Однажды преподаватель по декоративному искусству, уважаемый мной человек Нина Ивановна Уткина, сказала мне даже так:
-Саша, с талантом у тебя, скажем, не совсем здорово, но ты вытянешь трудом.
Конечно, эти её слова меня не очень обрадовали, но показали путь, куда и как мне идти- много и упорно работать. Хотя второй преподаватель Григорьев Виктор Фёдорович, участник изготовления образцов монет СССР 1961 года, который преподавал у нас резьбу по металлу, потом предлагал мне делать диплом у него, я отказался. Но герб СССР из меди, законченный наполовину, который я делал с ним на третьем курсе, хранится в Тербунском музее.
 Для меня живопись была целью учёбы. И я старался своих преподавателей не подвести. Но на втором курсе познакомился с Андрюшей Тонких, студентом, младше на один курс, липчанином. У него в своё время папа, Виталий Борисович, работал в худфонде художником- оформителем. И с первого дня знакомства с ним, я увидел в нём и интересного, знающего человека, и увлечённого преподавателя, хотя он не имел ни художественного, ни педагогического образования. Просто, это был человек, очень одарённый художественным, и как оказалось, и педагогическим талантом. С этого времени я стал регулярно привозить ему свои этюды, которые он разбирал до мелочей, в отношении живописной грамоты, композиции и рисунка. И хотя он в это время был инвалидом, с удовольствием уделял мне время, хотя, наверное, это было ему не просто. Здесь, понемногу, моя живопись стала сдвигаться с места. Но спустя полгода, папа у Андрюши умирает. Это было для меня большим ударом. Я продолжал активно писать этюды, но так внимательно их разобрать со мной уже было некому. Мне казалось, у моих преподавателей это получалось уровнем ниже.
В итоге я закончил учёбу без троек- из 22 предметов только 8 на хорошо, остальные отлично, но живопись и рисунок на «отлично» всё же вытянуть не смог.Хотя дипломную работу по живописи «Пейзаж» я защищал у тогда заслуженного художника СССР Сорокина Виктора Семёновича. Он какое- то время преподавал у нас. Но учёбой в институте моя живописная практика не закончилась. Уже работая в школе учителем, я продолжал писать этюды на пленере, изучать скрупулёзно творчество живописцев по их работам в авторских альбомах. Тем самым добившись какого- то результата- мои работы стали участниками трёх областных выставок. И на первую областную выставку предложил отобрать мою работу «Весеннее марево» именно В. С. Сорокин. Мне, конечно, этот факт был очень приятен, словно я исправил свою дипломную оценку. К сожалению, в связи с пожаром, этот этюд не сохранился. Но сохранились и по сегодня два каталога, с упоминанием выставляемых картин.
Институт отложил самый большой отпечаток на мою последующую жизнь и дал направление- куда двигаться дальше. Хотелось поучиться еще, но на третьем курсе женился, да и аспирантуры тогда при нашем институте не было. А впереди была работа, большая, разнообразная, в том числе и творческая, необходимая и самому, и семье, и моим ученикам. И вся последующая моя жизнь, со всеми достижениями и потерями, была связана со ставшим мне родным, Тербунским районом. Который для меня когда- то был далек и незнаком, но с которым я познакомился ещё во время учёбы в институте.
К нам в комнату в общежитии заглядывали многие с других факультетов- посмотреть, что творят «художники», да и просто пообщаться. Уже на первом курсе часто ходил Вовка с биохима. Однажды он принёс нам показать свой альбом, как он сказал, «с картинками».Это были скопированные от руки образцы агитационных рисунков, в виде плакатов и заставок из разных периодических изданий, цветные или монохромные, чёрно- белые. Более- менее приличные по рисунку, конечно о живописи говорить не стоило- копировал, какие и были по цвету. Но труд был большой, мы его скромно похвалили. Как оказалось, эти картинки он копировал не случайно. В свободное от учёбы время, он занимался оформлением агитационных стендов в школах, других заведениях, используя эти «картинки», как эскизы. И однажды, после летней сессии он предложил мне совместную работу- в дальнем районе оформить школу, где был директором его бывший однокурсник. Я, конечно, не мог от такого «подарка» отказаться, я ведь и сам искал, где можно подработать, чтоб прожить ещё год. Стипендии критически не хватало.
Таким ветром меня занесло в Тербунский район. Школа эта была Берёзовская средняя. Нас поселили напротив школы в бывшем клубе, довольно просторном зале. Жить и работать нам было можно, хотя здание и старенькое, правда рядом с дорогой на Воронеж, но машины проходили не часто. А в охране нас за окном, стояли- здоровенные тополя, да и вокруг пейзаж был интересный.
Нам выдали материалы, инструмент, определили фронт работ. Всё, надо начинать. И тут неожиданно в школу позвонили с родины Вовки- у него умер отец. Вовка в шоке. Собирает вещи и говорит мне:
-Оформляй один, я не приеду.
Конечно, было печально- у друга умер отец- какая ж тут радость. Но к такому повороту событий мне не привыкать- один, так один.
Работа длилась более месяца. Было много нового и в познании оформительской работы, да и в познании истории школы, и села. Было приятно находиться хоть в чужой, но в деревне. Приходилось работать допоздна, не хотелось затягивать работу. А по темноте в окна заглядывала молодёжь- что там «приезжий» художник делает? Я понимал, интересно- пусть смотрят, плохого в этом ничего нет, и мне не мешают.
Село было старинное, тогда густозаселённое, во время Отечественной войны оккупировалось фашистами. Так, школьный огород располагался прямо на немецком кладбище, отчего немного коробило. Ещё были живы многие жители, которые хорошо помнили то время, потом мне с некоторыми даже пришлось общаться. А самый шоковый случай произошел, когда я однажды шёл по селу. Тропинка поворачивает за палисадник, и вдруг перед своими ногами я вижу… настоящий артиллерийский снаряд! Только поржавевший. Я стал, как вкопанный! Меня пробил пот. Оглядываюсь, а люди проходят, и их эта железяка не интересует.Лежит, себе и пусть лежит. Я посмотрел внимательнее, а снаряд оказался без боеголовки и пустой. Успокоившись, откинул его в сторону и пошёл дальше. Потом приходилось видеть возле фермы болтающуюся на колу немецкую каску, и которую все обходили, не обращая на неё внимания. У соседа- старика угловой кол загородки заменял ствол пушки- сорокопятки. Люди ко всему привыкают. Потом и та каска, и этот ствол стали экспонатами музея.
Оформление в Берёзовской школе я закончил, удачно, без замечаний сдал, но оплату пообещали только через полгода, о чём специально известят телеграммой. Шло время, и уже после Новогодних праздников телеграмма, приглашающая получить оплату, пришла. Я беру билет, приезжаю в Тербуны на автовокзал, и теперь встаёт в памяти: я стою на посадочной площадке в ожидании автобуса на Берёзовку, и в голове возникает мысль: вот стою здесь- чужой, никому незнакомый человек. Приехал, поработал и забыли меня, словно я здесь и не был. И вот так пролетит вся жизнь, и может быть тут, на этом месте я никогда больше не появлюсь. Только всё оказалось напротив, по- другому.
Когда приехал в Берёзовку, к директору школы, он попросил меня подождать ещё пару дней. И пока согласовываются документы, эти дни пожить в соседней деревне Ивановке, у его тёщи. Согласился. В доме тёщи директора школы успел только переночевать, а на второй день тёща, она же учитель начальных классов школы в селе Ивановка, излагает мне просьбу их завуча:
-Не мог бы ты помочь школе, подписать какой- то стенд, наша завуч очень просила!
Что ж не помочь, когда всё равно сижу без дела. Пришёл в школу к завучу и познакомился… со своей будущей женой. Оплату за оформление школы я, конечно же, получил, и уехал в Липецк, чтоб вернуться в Тербунский район теперь надолго. Здесь, даже до окончания института, начиналась моя новая, деревенская жизнь, где мне пришлось и воплощать свои мечты и принципы, и идти на поводу у сложностей судьбы, и учиться отдавать и помогать близким и дальним в том, чему научился сам.
19. 11.2025 г.                Колесник А. В.