Призрачная прогулка

I
               
                14 Мая, 2019 год.
В дверь кто-то позвонил. Прошло пару секунд, этот некто позвонил еще несколько раз. На часах не было ещё девяти. Хозяин квартиры, любивший крепко поспать, до третьего звонка надеялся, что нарушитель его покоя все же образумится, смирится со своим поражением и, наконец, поняв, что дверь не откроют, позволит ему вернуться в сладкий и беззаботный мир сновидений.  Но через минуту молодому жильцу, лет тридцати с виду и с легкой, но безобразной щетиной на лице, с негодованием пришлось, безобразно надев на себя рубашку в стиле «кантри», встать с кровати и плестись к двери. «Иду я, иду» сонно прокричал он и открыл дверь. Перед ним стояла красивая женщина, его ровесница, хоть и выглядела лет так на пять моложе. Она была поистине расстроенной, скорее даже растерянной. И он, увидев её, стоящей на пороге, выдавил:
- Ох… Чёрт.
Она подняла и показала лист, который держала в правой руке. На нём было начертано лишь пару строк, а в конце надпись “для А”. Наконец она спросила то, за чем пришла:
- Это ведь был он? Скажи. Это был он? – она процедила этот вопрос сквозь слезы.
В ответ он лишь тяжело вздохнул.







II

Тремя днями ранее
11 мая, 2019 год

Первое, что я увидел за долгое время, это ослепительно яркий белый свет, который больно ударил в глаза, едва я открыл их. Словно из бездны я услышал разговоры людей, стоявших вокруг меня. 
- Кажется, он приходит в себя, - раздался вдруг женский голос.
- Зафиксируйте время, сестра, - ответил кто-то низким, грубым басом.
Сосредоточиться на происходящем вокруг оказалось довольно сложно. Открыв, наконец, глаза, я увидел людей в белых халатах, один из которых ближе других стоял по отношению ко мне. Выражение лица этого человека чем-то напоминало орлиный взгляд: такой же сфокусированный и беспристрастный.  Возможно, виной тому были его черные глаза, над которыми в задумчивой манере сдвинулись густые брови.
- Мистер Соул, меня зовут доктор Томас Ньютон, вы находитесь в больнице Святого Варфоломея. Вы меня понимаете?
В ответ я лишь кивнул.
- Вы попали в аварию, в которой вы получили черепно-мозговую травму. У вас было диагностировано вегетативное состояние. Сегодня…
- Можно простым языком? – прервал я доктора.
- Говоря проще и чтоб вам было понятно, довольно долгое время были в состоянии комы. Вегетативное состояние и кома отличны друг от друга, но большинство пациентов понимают эти два термина одинаково.


«Вы. Были. В коме».
На мгновение мне показалось, что эти слова эхом пронеслись в моей голове. Несколько секунд я пытался осмыслить происходящее вокруг, позже, собравшись духом, спросил:
 - Довольно долго, говорите, - перевел дух, – Сколько?
Эта история берет свое начало еще с 2011 года. Сомневаюсь, что смог бы вспомнить полноценную картину событий произошедших. Нынче моя память была похожа на неполноценный пазл, кусочки которого давно затерялись в моей памяти.


















III

   Февраль,2011. Скользкая дорога и мокрый снег.

Медленно, но, верно, мой мозг стал восстанавливать цепь событий, произошедших в тот вечер. Я провел выходные в горной местности у своего двоюродного брата, который жил там последние два года. В тот вечер, мой кузен Майлз несколько раз предложил мне поехать рано утром, однако, боясь проспать и не успеть на работу, я решил, что будет благоразумнее отправиться в путь в тот же вечер.
Благоразумнее. ХА!
В свои девятнадцать я был неплохим водителем, однако таковым не оказался некий мистер Блэк – водитель такси преклонного возраста, который был в нетрезвом состоянии. Столкновение произошло, когда мы оба совершали крутой поворот.  В этот момент мое внимание отвлек звонок моего смартфона. Это был мой кузен, который позвонил мне, дабы сообщить о том, что я забыл свой ноутбук. А мистер Блэк, двигался по встречной, то есть моей полосе. Пытаясь избежать удара, я резко повернул в противоположную сторону, однако хвост машины был все же задет водителем такси, и меня по скользкой дороге занесло к дорожному ограждению, которое было сломлено ударом моего пикапа.
Таким образом, я, сидя в своей машине, летел со склона, высота которого достигала около десяти метров.
«Если бы я не забыл свой ноутбук; или если бы этот треклятый таксист в тот вечер не стал бы пить; или если бы мой кузен позвонил бы мне чуть позже, чтобы сообщить об оставленном в его доме компьютере;  или если бы я послушал его и отправился в путь поутру - восьми лет в больничной койке в состоянии комы мне, возможно, удалось бы избежать».
К подобному умозаключению пришли бы многие, но не я.
Даже тогда, в столь юном возрасте, я прекрасно понимал, что жизни людей порой тесно переплетаются без нашего согласия или ведома. Еще за день до той трагедии, я и предположить не мог, что проведу следующие восемь лет в отключке. Ровно, как и таксист не думал, что его пагубная привычка лишит жизни человека, о существовании которого он доселе и не подозревал. И как после этого можно продолжать верить в то, что мы решаем что-либо на этой Земле? Как можем мы наивно предполагать, что от нас что-то зависит? Все это сценарий вселенной. Не судите строго: человеку в моем положении приходится верить в предопределение.


IV

И вот теперь, согласно этому сценарию, крайне негативные обстоятельства того вечера вынудили меня провести целых восемь лет в больничной палате.
Грубоватый голос доктора, что сидел напротив меня, прервал мои тщетные попытки восстановить в голове цепь давно утраченных воспоминаний.
-Мистер Соул. Как я говорил ранее, восемь лет назад врачи диагностировали у вас вегетативное состояние.  К счастью, благодаря ряду клинических испытаний, проводимых коллегией наших докторов и профессоров, мы смогли разработать лекарство, способное не только выводить человека из комы, но и максимально быстро возвращать его к повседневной жизни. Период реабилитации сокращен до максимума, при прохождении полноценного курса, физическое восстановление займет считанные дни, а может и меньше. Столько же уйдет на восстановление и улучшение мозговой деятельности.
Здесь он остановился и, словно провинившись в чем-то, взглянул на других врачей, стоявших рядом.
- Есть «но»? – спросил я
- Есть. К сожалению, мы еще не знаем, насколько его хватит, поскольку вы… Вы - первый человек, на котором мы испытали это лекарство.    
Постепенно, с каждой секундой, мое сознание становилось яснее, я стал лучше понимать и анализировать происходящее вокруг.
- То есть я – ваша подопытная крыса?!
- Вы наш первый испытуемый.
- Обнадеживает.  Когда я смогу покинуть больницу?
- Покинуть больницу? Боюсь, в вашем состоянии следует оставаться под наблюдением врачей ближайшие несколько дней, а то и недель.
Меня не радовала перспектива того, что придется пролежать в больнице невесть сколько при уже проведенных здесь восьми годах. Хоть лекарство и привело меня в сознание, поверить в то, что упущено столько лет жизни впустую было довольно трудно.
- Я смогу ходить? Как у меня с…физикой?
- Мы уверены, что сможете. Как мы уже говорили, необходимо провести физиотерапию и пройти краткий реабилитационный курс. На это уйдет до семи дней. Может и больше, к сожалению, мы пока не можем сказать точно.
Я ничего не ответил.  Через некоторое время после нашего разговора, в палату вошли две медсестры вместе с доктором. Они помогли мне подняться и сесть в кресло. Пару минут спустя мы очутились в отделе физиотерапии. Это была продолговатая комната с тренажерами.
Мои единственные на тот момент соратники помогли мне встать и отвели на дорожку, по бокам которой были поручни. Держась за них, я начал шагать и к удивлению всех, кто находился в комнате, в том числе своему собственному, я обнаружил, что могу ходить без посторонней помощи. Лекарство действовало. Моей радости не было предела. Казалось, будто никакой аварии и последовавшей за ней восьмилетней комы не было вовсе. Словом, я чувствовал себя на «ура».
После мне сообщили, что необходимо пройти в другое отделение, где сделают МРТ и предложили сесть в кресло, на что ответил «черта с два!» и отправился туда на своих двух.
По дороге врачи пытались доступным языком более подробно рассказать мне об этапах реабилитации:
- Раньше процедуры восстановления сознания занимали месяцы, а то и больше. Однако благодаря введённому вам препарату в этом больше нет необходимости. В этом и заключается инновационная составляющая нашего лекарства. Помимо прочего, оно также восстанавливает пациента и физически. Единственный минус, как мы уже ранее говорили …
- Длительность действия под вопросом. Да. Вы уже говорили, - перебил я доктора.
В течение всего дня мой организм подвергался различным тестам и анализам, которые казались если не бесконечными, то, по крайней мере, длительнее моего восьмилетнего сна. Одновременно с приливом физической силы я чувствовал моральную утомленность от того, как проходило мое восстановление. Ближе к десяти часам вечера, вернувшись в палату, мне рекомендовали выспаться и отдохнуть, поскольку завтра меня ждал первый визит к психотерапевту. По словам докторов, на физическое и психологическое восстановление могло уйти до двух недель. Было ли у меня столько времени? Никто не знал, и этот вопрос, вполне естественно, лишил меня покоя. 
Завтра продолжим, сказали они.
Ой ли, подумал я про себя.
С утра я принял душ, побрился, привёл себя в порядок. Однако готовился я отнюдь не к обещанным процедурам.
Я готовился свалить отсюда.
Я оделся в приличную одежду, которую привык некогда носить. Рубашка, под ней футболка, обычные джинсы темно-серого света. После, лишив себя завтрака, я объявил о своих намерениях медсестре, что первой за сегодня навестила мою палату. Та позвала доктора, который пытался убедить меня остаться еще на пару дней.  Десять минут он пытался вразумить меня; я же не проронил ни слова, пока он сам, после длительного потока медицинских терминов и научных объяснений, что звучали для меня как ересь на латинском языке, наконец, не замолчал.  И тогда я заговорил:
- Док, судя по вашему утверждению, я провел последние восемь лет в этой чертовой койке, и теперь, когда у меня появилось время для гребанного антракта перед тем, как я продолжу играть роль спящей красавицы, вы действительно полагаете, что я останусь здесь еще на какое-то время? 
   Доктор понял, что, таким образом, я призывал его поставить себя на моё место и, выдержав небольшую паузу, вновь заговорил все с тем же орлиным взглядом:
- Должен признать, мы ожидали услышать от вас нечто подобное, но попробовать уговорить вас остаться все же стоило. Мы предвидели ваше желание покинуть больницу, поэтому мы кое-кого позвали:
Кого, чёрт возьми?!
Я услышал, как за моей спиной отворилась дверь: на пороге, словно в шоковом состоянии, застыл в клетчатой рубашке с подвернутыми рукавами бородатый мужчина лет тридцати с виду. Через мгновение, прежде чем я услышал его голос и понял, кто передо мной, он быстрым шагом преодолел разделявшее нас расстояние и, обхватив меня за плечи обеими руками с огромной силой, заговорил:
- Твой ноут я оставил себе, надеюсь, ты не против.
- Поправка – «одолжил», теперь пора возвращать.
- Эгоист, знал, что вернешься за ним. Щедрость – не самая сильная твоя сторона.
- Ты думал, по тебе соскучился?
Мы оба засмеялись. Воспользовавшись возникшей небольшой паузой, доктор заговорил:
- Джентльмены, прошу прощения, что перебиваю. Вынужден попросить вас надеть эти часы, мистер Соул, они позволят нам отслеживать ваше состояние на расстоянии. И позвольте еще раз напомнить, действие введённого вам препарата может закончиться в любой момент, посему крайне важно, чтобы рядом кто-то находился.
Я взглянул с удивлением на часы.
Отслеживать состояние здоровья на расстоянии?! Как?!
- Видать, я многое пропустил…
- Ты не представляешь сколько, - с улыбкой съязвил Майлз.
- Расскажешь по дороге.
Уже в следующий миг мы были на парковке, где стояла машина Майлза. Измученный чувством голода, я обратился к своему кузену:
- Помнишь нашу традицию поочередно оплачивать счёт в ресторане?
Майлз тут же понял к чему дело идет и попытался увильнуть:
- Ну да, как раз твой черед.
- Ничего подобного, сегодня ты.
- Я прекрасно помню, что я оплатил последний счёт!
- Да? И в каком ресторане мы были в последний раз?
В тщетной попытке припомнить столь давние события, он в ехидной манере прищурил глаза, и слегка заулыбался. Не дождавшись от него ответа, я продолжил:
- Для тебя все было восемь лет назад, в моем же случае мы виделись ещё вчера. Лезь в тачку.
- Говоришь так, словно побывал на планете Миллер.
- Что? Где побывал?
- Забей. Поведешь?
- Мое последнее вождение кончилось довольно плачевно. Я завязал.
- А как же «молния не бьет в одно место дважды»?
Молчание. Я недовольно взглянул на него. Он садится за руль со словами «понял, поехали». Секундное молчание царит в машине. Я решил подразнить Майлза:
- Признайся, ты ведь скучал?
- Ничего подобного, – с усмешкой ответил Майлз.

V

Майлз направил машину в сторону центра города. Больница же была расположена на окраине, и ехать предстояло около часа. Мы разговорились на разные темы, каждая из которых была посвящена тому, что я пропустил за последние годы. Постепенно наш разговор сошел на «нет», и я, охваченный тоскливым чувством понимания всего упущенного мной за восемь лет, стал размышлять. В некогда знакомых улицах теперь мало что осталось узнаваемого, адаптация к изменениям давалась мне с трудом. Погруженный в свои ностальгические мысли, я совсем забыл о присутствии своего приятеля, голос которого вернул меня в реальность:
- Приехали. Выходи, чувак.
 Мы заказали еду и расположились за свободным столиком у окна. Я оглядел посетителей. Одежда на них другая, не такая широкая как прежде. Прически, да и в целом люди выглядели как-то иначе. Никто из них не сидел один. У всех была кампания. Однако, к моему удивлению, они не говорили друг с другом. Каждый из них сидел, упершись в экран смартфона. Это было безумие. Исчезло удовольствие от общения, ради которого люди приглашали друг друга в кафе или кино.
Грустно.
Наконец, нам принесли нашу еду, за которую мы принялись незамедлительно. Я смотрел на все такой же восхитительный, как и восемь лет назад бургер, который мы в былые времена постоянно заказывали в этом заведении, и мной овладел животный голод, заставивший меня позабыть о всяких манерах, что, конечно, не ускользнуло от внимания моего саркастичного горе-попутчика:
- Чувак, руку себе откусишь и не заметишь. Где твои манеры?!
- Когда тебе предоставляется шанс поесть бургер раз в восемь лет и неизвестно, когда будет следующий, на манеры, мягко выражаясь – плевать.
- Ладно, продолжай в том же духе. А я добавлю это в сторис, - сказал он с усмешкой.
- Куда?
-Забудь. Нет времени объяснять, - выдавив еще одну усмешку, продолжил, – Куда направимся?
Думаю, ответ на этот вопрос был очевиден для нас обоих. Куда еще отправится человек, который столько лет не видел своих родных?
- Домой. В Хиллвуд…
Хиллвуд. Прекрасное, тихое место на невысоком холме, окаймленное деревьями, а на самой вершине виднелся густой лес.  Здесь был мой дом. Все такой же зеленый и, благодаря своему удачно отдаленному от города расположению, тихий, особенно в предзакатное время, которое моя мать всегда любила.
По пути к моему дому, предавшись чувству ностальгии, которое парадоксальным образом сочетает в себе  одновременно тягостное чувство тоски и приятную, легкую эйфорию, я стал вспоминать свой дом. Я размышлял о встрече со своей семьей: родителями и братом. Постепенно я ощутил приятное волнение, чувство, которое испытываешь в раннем детстве, в ожидании возвращения кого-то из взрослых. В столь юном возрасте для полного счастья нужно не так много. Я задумался и огласил мысль вслух:
- Интересно… Тебе не кажется, что чувство предвкушения и ожидания доставляет большее удовольствие и радость, чем наслаждение тем, чего ты так долго ждал?  Возможно это по той причине, что подсознательно мы допускаем вероятность и соответственно испытываем страх того, что сам результат нас может огорчить, в то время как в основе предвкушения лежит надежда. Хотя, может это только у меня так, не знаю ...
Майлз слегка помедлил с ответом и, не отрывая взгляд от дороги, произнёс:
- Ты не успел проснуться, а уже «сократствуешь» тут.
- Только не говори, что не скучал по этому?!
- Не льсти себе. Я едва ли заметил твоё отсутствие.    
Через несколько минут, что протекли в молчании, мы были на месте. Оказавшись в центре своего родного Хиллвуда, Майлз сбавил скорость, и во мне заиграло желание оглядеться вокруг, узнать, что изменилось за все эти годы. Улицы остались прежними, однако новые дома и обилие супермаркетов во многом изменили окрестности, когда-то столь мне знакомые. 
Проехав еще два поворота, мы с Майлзом очутились на моей родной улице. Мы остановились, и недолгое молчание было прервано вопросом моего попутчика:
-Мы на месте старина. Где хочешь, чтобы мы остановились?
-Они знают твою машину? – речь шла о моих родных.
-Да, порой я навещаю их.
-Тогда остановись поодаль.
-Эм, ладно, - несколько озадаченно ответил Майлз.
Остановив машину поодаль, он вновь заговорил:
-Признаюсь, что не способен в полной мере почувствовать то же, что и ты сейчас, но точно знаю, как они обрадуются, увидев тебя после стольких лет.
-Не обрадуются.
-Что?! Почему?
-Потому что я не собираюсь заходить.
-И лишить их единственной возможности встретиться с сыном?! Ты представляешь, что они испытают, когда увидят тебя?
-Да. Но я так же представляю, что они испытают, когда я вновь усну, к тому же…
-Если ты уснешь, - перебил меня Майлз.
-Для них я уже мертв. Прошло столько лет, за такой период любому станет легче. Зачем заставлять мою семью повторно переживать эту утрату. Парадоксально, знаю, но в этом больше гуманности.
Было видно, что Майлз, хоть и не оговаривал этого вслух, хотел протестовать, однако несколько мгновений спустя, он начал понимать и, казалось, успокоился и более того – согласился со мной.
-Что, если нам придется ждать их слишком долго? Хочешь я…
Но тут он осёкся: мы оба обратили свой взор на дом, из которого вышел мой отец, а следом и мать с братом. Каждое биение сердца стало эхом отдаваться в ушах, оно и понятно: что еще должен испытать человек на моём месте? Поначалу реакция моя была вполне сносной и сдержанной для человека, не видевшего своих родных столько лет, ведь мои родители ничуть не изменились внешне, чему я был бесконечно рад, но стоило мне увидеть моего младшего брата, Аарона, который из мальца превратился в мужчину с щетиной на лице – вот тогда-то я и ощутил ту временную пропасть и всю тяжесть ситуации, в которой оказался. Горюя по утраченному времени, которое у меня несправедливо отняли, мысленно я начал проклинать все живое и в то же время радоваться тому, что теперь я жив по-настоящему и вижу своих родителей, хоть и на короткий миг. 
Мы живем в постоянном окружении родных и не ценим в должной мере их присутствие, за что корим себя на их похоронах. Однако, оказавшись в том положении, в коем я был на тот момент, я ценил их и этот миг, как стал бы ценить глоток воды, сбившийся с пути кочевник, что измучен жаждой в знойной пустыне. Говоря проще, люди склонны осознавать истинную ценность их окружающего лишь после утраты.
Они сели в машину и, мне оставалось лишь смотреть им вслед с пониманием того, что  вижу их в последний раз. Прошло еще минут десять или около того, не знаю, ибо погрузившись в бесконечный поток воспоминаний и раздумий, я уже потерял счёт времени, как вдруг, в очередной раз, голос Майлза вернул меня к реальности, которой одному лишь Богу было известно, сколько суждено продлиться:
- Я не отрицаю, что ты прав в своем решении, ведь аргументируя его, ты, как и всегда, редко оставляешь пути для отступления, но все же… Уверен, что не хочешь поехать за ними и поговорить?
- Абсолютно, - ответил я, будучи полон сомнений и выдавая свою нерешительность паузой, которую я выдержал перед ответом.   
-Так, куда едем, дальше? Уверен, после стольких лет в койке, тебе захочется развеяться.
-Да. Я так много отдыхал,  что устал отдыхать. Теперь мне нужно немного отдохнуть.
-И что для тебя «отдых»?
-Хотя знаешь что – пожалуй, есть еще одна персона, которую я бы хотел увидеть… нет, не так, - «с» которой я хотел бы увидеться.
Майлз сообразил о ком идёт речь так быстро, словно с самого первого момента нашей встречи в больнице, ждал этой фразы:
- Ах да, - промямлил он, будто чувствовал вину, - на счет неё…
               



         
               
               










VI

  Январь, 2011 год.

Амелия.
   Я никогда не говорил о ней с кем-либо, ибо относился слишком ревностно, чтобы заводить разговор о той единственной, которая, независимо от того, сколько я проживу, оставила свой след навечно. Вдобавок к тому, подобные разговоры, если они отличались постоянством, казались мне безнравственными; прерогативой ментально слабых и обделенных характером «любителей выпить» (последнее не обязательно), которые с удовольствием балагурят на эту тему где-нибудь в барах после n-го стакана виски, или еще какого дешевого пойла. Но раздумывать о женщинах, оставшись наедине или же делиться с самым близким человеком, временами избегая имен и/или  проводя параллели, будто рассказываешь или даже рассуждаешь абстрактно, чисто гипотетически – в этом определённо нет,  не может быть ничего постыдного. Женщины – в отличие от мужчин, существа, в которых с роду заложено изящество, одно любование которыми доставляет радость и удовольствие. Так уж все устроено.  Бесспорно, в каждой из них есть что-то прекрасное, но для индивида находится среди них одна и только одна, которая, станет эталоном совершенства на фоне других; мерилом для всех остальных.
Женщины. Мы часто ведем себя как женоненавистники, порой и вовсе становимся таковыми за их спинами, но только мы встречаем их воочию, как тут же теряем голову, становимся романтиками, мечтателями и поэтами, слагающими в уме стихи на шекспировский лад. Но об Амелии я был самого высочайшего мнения, неважно была ли она рядом или вдали от меня. Такую встречаешь, наверное, лишь раз.
Последний день нашей встречи. За неделю, или около того, до той злополучной поездки, после которой я потерял сознание на следующие восемь лет, мы гуляли по парку, где вели разговор о нашем совместном будущем. Наши представления о нем были наивно светлыми и многообещающими и теперь, оказавшись в нынешнем состоянии, я вижу, что у судьбы чертовски черный юмор. Прогулка длилась несколько часов, мы не замечали, как быстро летит время.  Далее помнится, что разговор наш постепенно стал заходить в более негативное русло. Причина, как мне кажется теперь - сущий пустяк: еще в самом начале беседы, она сообщила, что едет навестить подругу, однако час был поздний, а город не отличался особой безопасностью. Волнуясь за неё, я убедил свою потенциальную невесту остаться дома, но в конце нашей прогулки, Амелия стала настаивать на поездке. Не любя повторять что-либо дважды, я наорал на неё, из-за чего мы слегка разругались, что в нашем случае значило лишь одно - я читал ей лекции на повышенных тонах; что до неё – она редко перечила, чаще лишь молча выслушивала.      
Закончилась прогулка на довольно холодной ноте, мы едва ли говорили друг с другом. Амелия всегда была отходчивой и шла на мировую первой; я же, глупец, был глух к её примирительным попыткам и косвенным просьбам успокоиться, хотя в глубине души было омерзительное чувство непомерной вины за то, что повысил голос на столь прекрасное и беззащитное создание.
Тем холодным, зимним вечером, в январском воздухе, на некоторое время повисла тишина. Безмолвно своими большими изумрудными глазами она внимательно всматривалась в мои, и казалось весь мир перестал дышать; затаив дыхание наблюдал за нами. Чуть позже Амелия стала просить меня сделать хмурый взгляд со сведенными к переносице бровями.
- Вот так сделай, ну сделай вот так! -  старалась она меня рассмешить.
Чуть позже, дабы повысить шансы на успех, она стала наступать мне на ноги, провоцируя у меня улыбку, плавно переходившую в смех.
Сколько мог, держался я с виду сдержанно и строго, но все было бесполезно. Мы снова начали улыбаться и шутить, все лучшее в наших отношениях было её заслугой. Чуть позже, мы попрощались, после чего она направилась в сторону дома.  Я же остался смотреть ей вслед: изящная, величественная и в то же время хрупкая фигура; шелковые волосы, что опустились ниже плеч, и то, что было зримо лишь мне – её чистая и светлая душа, коей не хватало мне, прекрасное дополнение. Мне захотелось крикнуть ей вслед, увидеть, как она оборачивается и сказать, что нет её вины в этой ссоре, да и ни в чем вовсе;  но что-то (будь оно проклято) заставило меня сдержать этот крик. Еще мгновение – и она скрылась в подъезде своего дома.
Это моё последнее воспоминание, связанное с Амелией. Говорили мы после по телефону или были от неё смс-сообщения? Я не помнил.

VII

И вот, спустя восемь лет после нашей встречи, мы с моим верным соратником и вечным попутчиком Майлзом едем в машине. Прежде, чем сантименты пробили меня на воспоминания о прошлом, мы остановились на его реплике:
- На счет неё… Ты должен знать: пока ты был в коме, она навещала тебя не один десяток раз. Но со временем, надежд на благоприятный исход ни у кого не оставалось, мы теряли веру, что ты придешь в себя, но она… она верила, что однажды ты очнешься.
Он взял небольшую паузу, коей я мог воспользоваться, дабы узнать, что с ней сталось, но вдруг Майлз продолжил:
- В общем, год спустя… Амелия вышла замуж.
Что чувствует человек, который теряет близкого и дорогого ему друга или родственную душу? Кладя руку на сердце, честно признаюсь – услышав эту новость, я не испытал чувства потери в тот миг. Не знаю истинную причину своего равнодушия и апатии, кои были мне присущи еще с детства, однако в данном случае я мог обосновать подобную реакцию: я знал, что не могу её винить, ведь, как было сказано ранее, ни у кого не осталось надежды на моё воскрешение. Кто же знал, что я стану вторым Лазарем?
- Она оставила тебе это, - Майлз протянул письмо.
Я открыл конверт и изъял пожелтевший со временем небольшой лист. На нем, её красивым почерком, было написано:



«Спасибо. За то, что дал мне понятие о
Счастливой семейной жизни
за то отношение и за то,
что ты был.»
Сколь лаконично!
После прочитанного, я испытал на себе чувство той потери, которую должен был испытать несколько минут раньше. Я прочёл письмо еще раз. Потом ещё и ещё. Этот листок – последнее, что у меня осталось от неё. Предавшись раздумьям и тлеющим воспоминаниям, я хранил молчание… не помню сколько. После выговорил:
- Я хочу её увидеть, ты ведь знаешь, где она?
- Знаю. Считаешь, хорошая идея?
- Не знаю. Но увидеть хочу.
- Она работает менеджером в ресторане в центре города. Возможно, мы её увидим там.
- Едем.

VIII

Учитывая, что ехать нам предстояло около часа, мне захотелось слегка отвлечься от мыслей, навевающих мне воспоминания прошлого, и мы с Майлзом решили сосредоточиться на том, чего я не застал, на том, что пропустил. Начали мы с обсуждения наших общих знакомых, будь то одноклассники, друзья и родственники, говорили о том, что с ними сталось. Чуть позднее перешли на общие факты, Майлз стал перечислять их неторопливо с короткими паузами:
- Что до общих событий. Лео наконец взял свой первый Оскар; в штатах президент Трамп, кстати в России все тот же чувак, как его… Путин; Саша Грей завершила карьеру; Мстители кстати тоже успели снять все части, в том числе спин-оффы, последнее, по-моему, твое самое большое упущение, - подытожил свой список Майлз.
Преисполненный отчаяния, я ответил:
- Не могу поверить. Она завершила карьеру.
- Чувак, я перечислил тебе столько всего, а ты услышал только это.
- Лучше бы я не просыпался. Мир без неё пуст.
- Господи, сменим тему.
 - В таком случае - надеюсь,  у меня хватит времени глянуть все части мстителей, включая спин-оффы.
- Если не хватит, перед тем, как снова вырубишься, я скажу, чем все кончится.
- Единственный спойлер, который я прощу. Спойлер из благородства.
Благодаря нашим насыщенным событиями и рассказами диалогам, любая поездка, пусть даже в тысячи километров, показалась бы мне короткой прогулкой. Так и этот час миновал столь быстро, что мы даже слегка удивились, когда увидели, как вдали начал виднеться тот самый ресторан, где работала Амелия.  И вот уже второй раз за день мне приходится испытывать то самое чувство предвкушения, одновременно приятное и тревожное. Мы вышли из машины:
- Как настрой, Ромео?
- Как у призрака, которому уже нечего терять.
- Справедливо. И исчерпывающе, - слегка помедлив, ответил Майлз.
- Идём.
Мы направились в сторону ресторана, как вдруг, через несколько шагов, Майлз внезапно остановил меня:
-Стой! А вдруг она тебя узнает? Я имею в виду – ты хочешь, чтоб она тебя узнала? Поговорить с ней.
- Не думаю. Просто хочу увидеть её для начала. Там видно будет.
- Предлагаю поступить так: мы наденем бейсболки, сядем в отдаленном углу и будем как бы невзначай прикрывать лица. Чтобы она нас не узнала.
Так мы и поступили. Вооружившись имевшейся под рукой маскировкой, если маску с бейсболкой так можно было назвать, в дополнении с нашим актерством мастерством, пусть и дилетантским, коего было вполне достаточно на тот момент, мы, наконец, вошли в ресторан и уселись за дальним столиком. 
- Обычно менеджеры стоят вон за той стойкой – Майлз указал за дальний угол зала, что был за моей спиной.   
- Если увидишь, скажи.
- За тем мы и здесь, не так ли?
К нам подошла официантка, и мы сделали заказ: Майлз, видимо, успел нагулять аппетит, в принципе и мне было в пору хорошенько поесть. Но осознание того, что я в любую секунду могу встретить небезразличного мне призрака прошлого, лишило меня аппетита. Хотя, учитывая обстоятельства, возможно, справедливее было бы назвать призраком меня, а не её или кого-либо ещё. По этой причине, я ограничился чашкой латте.
Следующие десять минут мы беседовали о том, как будем вести себя в форс-мажорных случаях, которые могли возникнуть, если Амелия узнает Майлза и подойдёт к нам. Мы решили, что я отправлюсь в мужскую комнату, если она направится в мою сторону или же, если времени на сей манёвр будет недостаточно, я просто отвернусь в противоположную сторону,  и, глядя в окно, прикинусь, будто говорю по телефону. План был близок к идеалу.
Прошло около двадцати минут, Майлзу принесли его заказ; к тому моменту я уже успел выпить две чашки своего кофе. Периодически мы поглядывали на барную стойку, где, по словам моего компаньона, должны были находиться менеджеры ресторана. Время шло, и с каждой минутой нам казалось, что сегодня она уже не появится.
- Наверное, сегодня не её смена, - предположил мой напарник.
- Наверное, - ответил я, пытаясь скрыть свою досаду.
После вышеозначенного предположения, воцарилось молчание за нашим столиком. Мы с моим напарником перестали опасаться её внезапного появления, мне захотелось снять бейсболку. Вовсе не потому, что так принято, мне попросту было некомфортно в ней. К тому же мне захотелось поесть чего-нибудь, я взглянул на Майлза, дабы он попросил официанта принести меню. Он был в лёгком ступоре, глаза были широко раскрыты. Он смотрел в дальний угол так, словно был под гипнозом и молча указал мне бейсболку, намекая, чтоб я надел её снова. Нацепив кепку на голову, я аккуратно взглянул через плечо.
За барной стойкой в профиль стояла женщина с изящной фигурой, которую подчеркивала её одежда классического стиля. 
Амелия.
Признаюсь честно, что в душе я даже надеялся, что годы все же взяли своё, и она потеряла былую красоту, ведь так было бы легче пережить её утрату. Но моему эгоистичному желанию, судя по тому, что я наблюдал в тот момент, не суждено было сбыться. Вдруг я почувствовал, как адреналин, подскочивший в крови, заставил сердце биться чаще. Наконец она обернулась полностью и встала лицом ко мне. Долгое любование её вечной, как казалось в тот миг, красотой могло выдать меня, бездарного шпиона, что поддался эмоциям и позабыл все правила конспирации. Но вдруг все стало безразлично. Все вокруг внезапно потеряло смысл. Точнее остался лишь один: глядеть, не моргая и созерцать прекрасное.
Майлз, толкнув мой локоть, жестоко вернул меня в реальность:
- Чувак! Хорош смотреть! Ты же можешь выдать нас, Хьюстон.
- А зачем мы еще, по-твоему, сюда пришли? Велика вероятность того, что я больше не увижу её.
- Не стоит выдавать себя. Посмотришь в её сторону ещё через пару минут.
Обуздав свои желания и чувства, я последовал совету моего товарища. Через пару минут я взглянул еще раз. Потом еще и ещё и так минут десять. Все это время она была увлечена своей работой, говорила с официантами, проверяла какие-то бумаги, говорила по телефону и даже прошла разок мимо нас, пусть и поодаль.
Так и близко, и так далеко.
Понимание потери вернуло меня настоящее. Мне захотелось уйти, но при этом оставив какой-то след. Тихим голосом я обратился к проходившему мимо официанту:
- Будьте добры, вы можете принести книгу жалоб и предложений?
- Конечно. Что-то не так, сэр?
- Все превосходно. Хочу написать благодарственный отзыв.
- Чудно! Хотите, чтоб я позвал менеджера?
- Вот этого не стоит! – вмешался в наш разговор недоумевающий Майлз.
- Действительно, соглашусь со своим другом, - подытожил я – просто принесите книгу.
- Сию минуту, сэр!
Он вернулся чуть быстрее обещанного. Мне захотелось обратиться к ней, не напрямую, но оставить послание с небольшой подсказкой имени адресата. На составление сложных шифров не было времени, поэтому пришлось действовать быстро.
Я открыл последнюю страницу принесённой официантом книги и начертал на листке то, что в голову первым мне взбрело:

«Если тебе захочется с кем-то поговорить, покуда я дышу и жив – я все еще здесь и готов выслушать.    Для А.»

Записав свой «отзыв», я прочёл его разок и закрыл книгу, после чего вернул официанту. Майлз с нескрываемым любопытством спросил:
- Что ты там нацарапал?
- Да так. Похвалил ресторан за обслуживание.
- Хватит увиливать, мы оба знаем, что ты ей послание оставил.
- Не исключено. Но разве мне есть что терять? – спросил я Майлза с улыбкой, который смирился с таким ответом и не стал более развивать эту тему.
Расплатившись, мы направились к выходу. Нам предстояло пройти мимо той самой стойки, за которой сидела Амелия, но к тому моменту её уже там не было.  В следующий миг мы уже сидели в машине и рассуждали о нашей следующей отправной точке. Впервые за весь день, который был преисполнен ностальгирующими событиями, я предоставил сие решение своему кузену, который недолго поразмыслив, решил отправиться в парк, куда мы в былые времена часто отправлялись пофилософствовать.   

IX

Мы были в пути весь день, мысли мои переменялись слишком быстро для человека, который забыл каково это – мыслить: семья; Амелия; моя прежняя жизнь, коей я, так или иначе, теперь был лишен; лекарство – сколько продлится его эффект, не усну ли я снова? В голове ничего не укладывалось. Я сидел, погруженный в мысли, а Майлз, не желая отвлекать меня от раздумий, лишь изредка смотрел в мою сторону, проверяя, в сознании ли я все еще.
Тем временем в машине царила полная тишина, навевавшая чувство безмятежности и покоя, от которых меня стало клонить ко сну; впоследствии я уснул.
Проснулся через час, возможно больше.  Глаза открывать я не стал поскольку, очутившись, я почувствовал тупую головную боль, напоминающую мигрень, а в ушах появился шум, который слышишь при низком давлении. Впервые за эту поездку, да и вообще с момента своего пробуждения, мое состояние ухудшилось.  Я прикрыл лицо рукой и постарался максимально не выдать себя, ведь Майлз, заподозрив неладное, мог вернуть меня обратно в больницу. К моему счастью, сим страданиям не было суждено длиться дольше минуты.
Наконец, открыв глаза, я обратил внимание на своего водителя. Его забота, которую он проявлял в течение всей поездки, стала причиной моего озарения, меня вдруг осенило: я вёл себя крайне эгоистично, пусть даже мне было позволительно в виду исключительности моего случая, и все же я чувствовал себя неудобно. Вдруг я вспомнил дом, что был в горах и откуда я в ту ночь, восемь лет назад, отправился в свой последний путь.
- Старина, прости, что так усердно пытался наверстать упущенное, забыв о тебе. 
- Господи, да за что тебя винить-то? Тебе не за что просить прощения.
- Думаю есть. Твой дом в горах, ты его еще не продал?
- Было пару предложений, но я так и не смог его продать. Писать книги нужно вдали от людей, ты часто так говорил.
- Что ж, если ты не против этой затеи, и я тебе еще не надоел – поехали в тот дом?
Он хоть и продолжал смотреть на дорогу, но каким-то странным образом, с небольшой хитрецой в глазах, едва заметно, перевел взгляд в сторону.
- Поехали. Но, через библиотеку. Здесь недалеко, нам как раз по дороге.
Учитывая тот приступ, что был у меня несколько минут назад, мне было все равно куда ехать. Лишь бы остаться в сознании как можно дольше. Тем более я любил книги, любил читать и даже когда-то написал одиннадцать рассказов, которые так и не успел опубликовать. Я всегда хотел стать писателем, но туманное, ложное убеждение, что надо зарабатывать, не позволяли мне оставить скучную, морально изводившую меня работу и  заняться тем, чем я действительно хотел заниматься.  По дороге мы вспомнили и обсудили пару книг. Несколько поворотов, одна банка колы, короткий разговор и мы уже стоим напротив той самой библиотеки.
X

Книжный зал. С самого первого вдоха ты чувствуешь запах книг, погружаешься в крохотный мир абсолютной тишины, в царство мыслей и умиротворения. Интроверты, истинные книгочеи и просто любители одиночества и хорошей кампании авторов и их увековеченных историй, прочувствуют  сполна эту бесподобную, ни с чем несравнимую атмосферу, что царит лишь в этом зале великих мыслей и столь же великих творений.
Библиотека представляла собой продолговатый, незамысловатый в архитектурном и интерьерном плане холл. По центру в несколько рядов были расставлены столы, на которых стояли лэптопы, за ними сидела молодежь.  А по бокам стояли длинные ряды книжных полок. Света было достаточно для чтения, но при этом он был не слишком ярким, что не лишало посетителей чувства уюта, словно они были дома. Майлз провел меня в отдел прозы. Здесь глазами и рукой начал перебирать авторов, на секунду мне стало интересно, что он хотел показать.
Он взял и вручил мне в руки  книгу в твердом черном переплете, с виду страниц триста не больше. С улыбкой я спросил у него что это, глядя на обложку книги. И вдруг застыл. На ней была надпись «У стелы направо» и изображение в стиле ретро винтаж, на картине была дорога в закат, а с правой стороны тускло горевшая красным цветом стела. То,  что я увидел, то, что я держал в руках, было моим детищем. Это был тот самый сборник рассказов, который, как мне казалось до этого момента, так и не увидел свет. Оказывается, все же увидел. Восемь лет назад он был в том ноутбуке, что остался в ту ночь у Майлза. А сегодня я держал его в руках в печатном издании. Возможно, это был самый приятный момент для меня  не только за последние сутки, но и за всю мою жизнь. Ведь опубликовав эту книгу, я оставил свой скромный след в истории литературы.
- Как? – еле выдавил я из себя, пытаясь сохранить достоинство и не пустить скупую мужскую слезу.
- Если ты помнишь, а я уверен, что помнишь, они были в твоем ноутбуке, что ты оставил у меня в ту ночь. Я взял на себя смелость отнести эти рассказы в редакцию, готов был обойти их все, лишь бы опубликовать их. Но книгу приняли в самой первой из них. Люди узнали, что автор, - он слегка запнулся, - то есть ты в коме. Это стало хорошей рекламой для сборника, его стали покупать. А после прочтения все больше людей выражали восторг. Мы продали тридцать семь тысяч экземпляров за два месяца, со временем книга стал бестселлером. Я не знал, как ты к этому отнесешься, знаю, что взял чрезмерно большую смелость и ответственность, но мне казалось, что ты, возможно, хотел бы этого.
Последняя фраза прозвучала скорее как вопрос.
Я ответил не сразу:
- Тебя об этом никто не просил.
Он на секунду с удивлением приподнял глаза и сразу же, словно осужденный за страшное преступление, опустил их вновь. Я продолжил:
- Но ты знаешь меня так же хорошо, как и я сам. И сделал чертовски верный выбор, опубликовав его. Я благодарен тебе и в вечном долгу перед тобой. Если успею – сочтемся. 
С облегчением улыбнувшись, он посмотрел на меня, я похлопал его по плечу. Теперь умирать было не так страшно. Поскольку имя останется жить. Я снова спросил его:
-Признайся, ведь скучал все-таки?
- Ничего похожего даже не испытывал, - отшутился он вновь с улыбкой.
Говоря о прибыли с проданных книг, мне не пришлось задавать вопрос «где мои деньги, Лебовски», я бы и не стал, хотя бы по той причине, что неизвестно, сколько осталось жить. Позднее Майлз лишь вкратце объяснил, что открыл счет на имя моей матери, куда поступали все денежные средства, заработанные на продажах моего сборника.
После мы взяли экземпляр и отправились в тот самый дом, в который направлялись изначально. Теперь мне было чем заняться – чтением собственного сборника рассказов.
Итак. В руках у меня была моя книга, моё творение; способ заявить о себе будущим поколениям; шанс прожить еще несколько десяток лет, а то и больше, кто знает?
Мы с Майлзом сидели в машине, и если всю дорогу по радио играл джаз, то сейчас оно было выключено. Прямая и идеально ровная дорогая, окаймленная  зелеными деревьями, была почти пустой, лишь изредка проезжали машины, в основном по встречной полосе.
Рядом был верный товарищ, надежный союзник, человек, прикрывавший меня всю мою сознательную и, как оказалось, бессознательную жизнь.
Вдали была семья – мои родители и брат, которые были живы и здоровы. Даже будучи без сознания, я все еще мог принести им хоть какую-то пользу, речь шла о моей книге, и деньгах, заработанных для моей семьи. Чего еще я мог желать.
А впереди. Впереди была долгая дорога, возможно, и не такая долгая. Я уже и забыл, сколько нам предстояло ехать, да и было-то все равно. 




















XI
Ноа, что испытывал истому в этот момент, действительно было все равно, сколько ему осталось. Ему открылась простая истина, и теперь, как никому другому, было известно, что жизнь – это не количество прожитых дней, не просто дата на надгробии. Человек и его жизнь – это сумма его поступков, благих деяний; людей, которые тебя запомнят, в чьих сердцах ты останешься жить после своего ухода; жизнь – это имя что останется жить после тебя.
Братья, находившиеся в пути, продолжали вспоминать прошлое. Позднее Майлз поведал ему подробную историю публикации его сборника, не упуская никаких, пусть даже самых незначительных, а порой и забавных  деталей, и Ноа слушал его внимательно, не прерывая повествование. Где-то вдали, в конце прямой дороги, все отчетливее стал появляться горный пейзаж, оставалось ехать совсем чуть-чуть. Ненадолго в машине повисла тишина.  Майлз старался не отвлекаться и продолжал бдительно смотреть на дорогу. И все так же глядя вперёд, он заговорил:
- Назови меня сентиментальным, но, черт бы тебя побрал – да, конечно я скучал по таким денькам.   Всем не хватало тебя, старина. Да, я скучал по тебе. Знаешь, я…
Тут он впервые за последние полчаса посмотрел в сторону Ноа, который был без сознания и лежал на сидении с закрытыми глазами примерно столько же. Книга, которую он до сих пор крепко держал в руках, теперь же осталась лежать на коленях, лишь прикрытая его безжизненной ладонью.  Перед тем, как Майлз успел произнести свою последнюю фразу, Ноа почувствовал резкую тяжесть в груди и столь же внезапную слабость, овладевшую им в один миг, сразу после чего, он потерял сознание. 
Майлз понял, что последние слова так и остались не услышанными.






Альтернатива.

11 мая, 2019 год

В больнице Святого Варфоломея, в палате номер четырнадцать лежал некий Ноа Соул, который еще в 2011 году попал в аварию и получил черепно-мозговую травму, и вот уже восемь лет лежал в госпитале, находясь в вегетативном состоянии. Ему снился сон, будто он вышел из комы и вновь воссоединился с родными, наконец, увидел своего кузена и лучшего друга в одном лице и отправился с ним в путешествие, пусть и не в самую дальнюю дорогу.
Поодаль от входа в палату находилась группа врачей. После короткого разговора, некоторые из них отправились в буфет, было обеденное время. Самый старший и опытнейший из них, остался стоять и смотреть на спящего пациента в палате четырнадцать, рядом с ним стояла медсестра.
- Доктор Ньютон, вы идете? – спросила медсестра.
Томас Ньютон, или как он любил представляться Томми, ответил не сразу. Не отрывая свой орлиный взгляд, он приблизился к стеклянной двери палаты, в которой на больничной койке лежал Ноа Соул. С холодным, отсутствующим взглядом он заговорил, хотя не было понятно, обращался ли он к медсестре, да и вообще к кому-либо:
-  Я посвятил этой работе всю свою жизнь, отдал всего себя, как говорят. И пусть мне удалось спасти немало жизней, одно не даёт покоя: я так и не привнёс в медицину что-то новое; что-то, благодаря чему удалось бы спасти ещё больше жизней. В двадцатилетнем возрасте я был уверен, что стану новатором, тем, кто изобретет лекарство, способное выводить человека из вегетативного состояния или комы.
- Не все возможно, доктор Ньютон. На свете нет лекарств от всех недугов,- наивно и как-то поверхностно, лишь бы поддержать диалог, проговорила медсестра.
- Нет, лекарства есть. Просто мы о них не знаем.
Доктор Ньютон, в кампании молодой медсестры, отправился в сторону буфета, чтобы пообедать. Мимо них, едва не задев плечо доктора Ньютона, прошёл некий Майлз Дэвис, в своей несменной клетчатой рубашке в стиле кантри, который раз в месяц старался навещать своего кузена, лежащего в палате номер четырнадцать.