Зеркальная Комната

Глава I

  Пятьдесят лет я носил этот мир на плечах, как проклятый Атлант, у которого диагностировали хронический радикулит ответственности. Я был серьезен. О, боги, как же я был серьезен! Я был черной дырой серьезности, поглощающей любой намек на легкость.
  Я воспринимал жизнь как тяжелый, монументальный факт. Мое существование было отлито из чугуна и бетона. Рождение? Это начало контракта. Свадьба? Слияние активов и юридическая неизбежность. Похороны? Это был ужас, ледяной, сковывающий ужас перед Великой Пустотой. Я стоял у гробов, в дорогих итальянских костюмах, и чувствовал, как тяжесть земли давит мне на грудь еще до того, как туда опустят тело. Я плакал, потому что верил в необратимость. Я верил в Финал.
  Войны, голод, биржевые крахи — я пропускал это через себя. Я читал новости с лицом человека, которому зачитывают его собственный смертный приговор. Нищета вызывала во мне брезгливость, смешанную с виной, а роскошь — гордость, смешанную с паранойей. Я был поглощен этой "полноценной формой". Я был идеальным гражданином реальности. Я был плотным. Я был вещественным.

  Я не знал, что я — просто набор пикселей, которые слишком сильно поверили в свою материальность.

Глава II

  Это случилось в четверг. В самый банальный, серый четверг, когда я отчитывал совет директоров за падение квартальной выручки на 0,3%. Я кричал. Вены на моей шее вздулись, как синие реки на карте обреченного материка. Я чувствовал праведный гнев — ведь это было важно! Эти цифры были самой жизнью!
  И вдруг — щелчок.
  Не боль. Нет, боли не было. Был звук, похожий на то, как лопается струна на виолончели в пустом концертном зале. А затем свет выключили.
  Инсульт.
  Врачи потом скажут: "Геморрагический удар в левом полушарии". Скучные люди в белых халатах, объясняющие магию химией. Но я знаю, что случилось на самом деле.
  В тот момент, когда я падал на ковролин цвета "мокко", реальность поплыла. Мое тело, этот мешок с костями и амбициями, рухнуло, но Я остался висеть в воздухе. Я увидел себя со стороны. Искаженное лицо, слюна на губе, паника в глазах коллег. И вдруг меня накрыл смех. Дикий, гомерический, вселенский хохот.
  Потому что я увидел швы. Я увидел текстуры. Я увидел, что дорогой ковролин — это просто плохо прорисованная поверхность, а лица моих партнеров — маски из папье-маше.
  Темнота поглотила меня, но это была не тьма могилы. Это была тьма за кулисами, пока меняют декорации.

Глава III

  Я очнулся в реанимации, привязанный к трубкам, пищащим в ритме дешевого техно. Вокруг суетились родственники. Жена плакала. Дети изображали скорбь, уже, вероятно, деля наследство в своих айфонах. Раньше это разбило бы мне сердце.
  Но сейчас? Я смотрел на них и видел лишь потенциал.

  В моей голове, прочищенной кровоизлиянием, как жесткий диск после форматирования, засияла одна мысль. Ослепительная, как сверхновая.
  Это. Всё. Игра.
  Вся тяжесть пятидесяти лет испарилась. Гравитация? Чушь. Мораль? Правила сервера. Смерть? Респаун или выход в главное меню.
  Я попытался сказать им это. Я хотел крикнуть: "Эй, идиоты! Хватит играть свои роли так бездарно! Вы переигрываете!" Но мой язык был ватным, и вместо пророчества вышло невнятное мычание. Жена зарыдала громче. "О, он страдает!" — выла она.
  - Я не страдаю, чёрт тебя побери! — кричал я внутри своего черепа. — Я только что понял правила!

  В ту ночь, глядя на мигающий датчик пульса, я вспомнил физику. Квантовую механику. Ту самую, которую я зубрил в университете, но никогда не понимал.
  Электрон. Маленький ублюдок.
  Пока ты на него не смотришь, он — везде. Он волна. Он вероятность. Он может крутиться вправо, влево, вверх тормашками, быть в Париже и на Марсе одновременно. Он свободен. Он — чистый хаос.
  Но стоит наблюдателю — назовем его "Глаз" — посмотреть на него, как электрон пугается и застывает. Коллапс волновой функции. Он притворяется точкой. Он делает вид, что он — "реальность".
  Мы все — эти электроны.
Мы мечемся в хаосе вероятностей, пока на нас не посмотрит ОН.

Глава IV

   Я вышел из больницы другим человеком. Моя походка стала дерганой, скользящей. Я больше не ходил — я глитчил по улицам. Я купил себе фиолетовое пальто и очки, отражающие небо. Я продал акции. Я сжег свой ежедневник.
  Люди думали, что я сошел с ума после удара. Они шептали: "Повреждение лобных долей". Ха! Я был единственным здоровым в этом дурдоме.
  Я начал экспериментировать.
  Я заходил в самые опасные районы города. Бандиты, ножи, грязь. Раньше я бы умер от страха. Теперь я смотрел на грабителя и представлял, что я — наблюдатель, который отвернулся. И знаете что? Они меня не замечали. Я проходил сквозь конфликты, как призрак. Я перестал придавать значение "серьезным фактам", и факты перестали цепляться за меня.
  Я понял структуру.
  Представьте зеркало. Огромное, во всю Вселенную. В этом зеркале отражается Игра. Мы — фигуры в этом отражении. Мы бегаем, любим, убиваем, строим империи. Но мы не настоящие. Мы — отражение этой игры в игру.
  Но самое страшное и великолепное открылось мне позже, под воздействием абсента и бессонницы в моем пентхаусе, где стены теперь были расписаны формулами Шрёдингера.
  Зеркало не работает само по себе.
  В него должен кто-то смотреть.
  Есть Кто-то. Назовем его Игрок, или Демиург, или просто Ребенок с лупой. Он смотрит в зеркало. И пока его взгляд скользит по нам, мы существуем. Мы "замраем в конкретной позе", как тот испуганный электрон. Мы обретаем плоть, кровь, налоги и ипотеки.
Но что, если он моргнет?
Что, если ему станет скучно?



Глава V

  Мир начал плавиться.
  Я перестал различать сон и явь. Однажды на светском рауте я увидел, как лицо мэра начало стекать на его накрахмаленную рубашку. Он говорил о бюджете, а его рот превращался в черную воронку, из которой вылетали геометрические фигуры.
— Это всё рендеринг! — захохотал я, опрокидывая пирамиду с шампанским. — У вас текстуры не прогрузились, господин мэр!

  Меня вывели. Но я чувствовал экстаз.
  Я видел нити. Я видел код.
  Свадьба моей дочери? Я стоял там и видел не союз двух сердец, а слияние двух алгоритмов для генерации нового кода.
— Играй! — шепнул я дочери, целуя её. — Не живи этим серьезно, милая. Это плохой тон. Просто отыгрывай роль. Будь гениальной актрисой в этой мыльной опере.

- Играй, а не живи! — я хотел написать это на небе горящим дирижаблем.

  Я понял, почему войны и катастрофы так популярны в нашем мире. Потому что Наблюдателю скучно. Если мы будем жить мирно и скучно, он переключит канал. Он перестанет смотреть. И тогда — пуфф! — волновая функция распадется. Мы исчезнем в квантовом бульоне.
  Кровь, страсть, драма, ужас — это то, что удерживает Его взгляд. Мы — гладиаторы, развлекающие незримого Цезаря, чтобы он не опустил палец вниз, выключая симуляцию.

Глава VI

  Сейчас я сижу на крыше небоскреба. Ветер треплет мое нелепое фиолетовое пальто. Моя трость инкрустирована черепом, в глазах которого — настоящие алмазы. Я потратил на неё последние сбережения, потому что в Игре ресурсы нужно тратить, а не копить. Копить байты — глупо.

  Внизу город пульсирует неоном. Миллионы маленьких электронов бегут по своим орбитам, думая, что они опаздывают на работу, что они любят, что они страдают.
  Бедные, серьезные идиоты.

  Я смотрю в небо. Там нет звезд. Это битые пиксели на мониторе Наблюдателя.
Я чувствую, как в моей голове снова нарастает давление. Второй инсульт? Возможно. Или просто перезагрузка уровня.

  Мне больше не страшно. Свадьбы и похороны вызывают у меня лишь эстетическую оценку: "Плохая режиссура" или "Отличный саспенс". Я — фаталист, но фаталист веселый. Я знаю, что мой конец неизбежен, но это не конец меня, это конец персонажа.
  Я поднимаю бокал с чем-то светящимся и ядовито-зеленым к невидимому Зеркалу.

— Эй, ты! Тот, кто смотрит! — кричу я в пустоту. — Тебе нравится шоу? Я играю свою роль? Я достаточно безумен для твоего прайм-тайма?

  Я вижу, как реальность начинает дрожать. Углы зданий изгибаются. Звук сирен превращается в замедленный дабстеп.
  Если ты перестанешь смотреть, меня не станет.
  Но пока ты смотришь — я всемогущ. Я — отражение твоего интереса.

  Я делаю шаг к краю парапета. Не чтобы упасть. А чтобы станцевать.
  Потому что жизнь — это не серьезный факт.
  Это квантовое кабаре. И единственный грех здесь — быть скучным.

  Запомните этот слоган, когда будете хоронить меня под аплодисменты:
  "Играй, а не живи. И молись, чтобы Зритель не моргнул".

Занавес падает. Но за занавесом — лишь еще одно зеркало…