Березка 1

     (Из триптиха ЖЕНА)

  Базар он и есть базар, шумное торжище: кому продать,  кому купить- тут у всякого своя забота. Людскую разноголосицу время от времени перекрывало мычание коров, ржание лошадей у перевязи, а то и заполошный крик петуха, привязанного  за ногу к тележному колесу, которого напугала собачонка, что бежала мимо. Народ деревенский привел, привез, выставил свою живность в надежде заработать копейку.

   В тени винного сарая, за стопкой или стаканом бочкового вина (тут уж смотря что по карману), шел мужской разговор, одивленный и громкий. После долгой и надоевшей зимы теплые дни особо располагали к некоторой словесной свободе.

   Когда над шумом и гамом вдруг раздался этот необычный ( точнее, неуместный) звук, люди вдруг на секунду замерли. И вот уже снова продавцы стали расхваливать свой товар: кто  молодую черемшу, кто пучки зеленого лука, кто сушеные боярку "от сердца" и  шиповник "для крепости организма", кто прошлогоднюю картошку из собственного  пОдпола, рассыпчатей которой нет на всем белом свете...

   Те же , что пришли не за надобностью, а за поглядом, наскоро пробежав все ряды, обсмотрев крестьянский товар, а за одно и тот, что предлагали лавчонки и  магазинчики, заспешили к главным воротам.

  ... Их было двое, мужчина и женщина. Они стояли слева от входа. Вокруг быстро собралась толпа зевак. Любопытствующие наблюдали, как женщина поставила на землю табуретку, что принесла в руках. Проверила, устойчиво ли стоит. Помогла сесть своему спутнику так, чтобы солнце не светило прямо в лицо.

  Все внимательно разглядывали мужчину в выгоревшей от долгой носки солдатской гимнастерке, и черный, большой как чемодан, футляр рядом.
   Наклонившись, он провел по нему руками, нащупал и открыл замки. Бережно, очень осторожно достал, нет - ИЗВЛЕК!, настоящий баян. Не знакомую всем гармошку, а настоящий баян с лаковыми боками и фигурными накладками.

   Публика молчаливо и напряженно смотрела, как музыкант поднимает его на колени, как обнимает одной рукой, а другой накидывает на плечо один ремень, другой. Как пробегают по кнопкам пальцы, пробуя звук...
   В этот момент какая-то единая нервная мысль владела всеми: "Как  это можно?.. Он же слепой!"
  Но уже после первых аккордов лица зрителей просветлели. И глаза... Глаза стали  другие. В них уже не было неверия, только, застенчивая еще, готовность к чему-то хорошему.
 
  Человек в гимнастерке заиграл. Ну, конечно же, все сразу узнали  "Синий платочек".. Песню, слова которой даже вспоминать не надо было. Вот уже тихонько кто-то подпевает.
  Потом раздались,  "Подмосковные вечера", голосов подпевавших добавилось.   Как и окружающих: ради такого случая даже спешащие  останавливались.

   Слепой, надо сказать, был отменным музыкантом. Когда начали кнопочки выговаривать: "Валенки, да валенки, эх, да не подшиты стареньки!",-  в круг выскочила бойкая молодуха, да начала отплясывать,  задорно по сторонам поглядывать...

  А тут и мужичок, что у винного сарая рассуждал уродится ли нынче  брусника в тайге, кепчонку свою поправил и со словами
-Эх, мать честна! - пошел к плясунье этаким гоголем...

 Но вот зазвучала зажигательная  "Барыня." Тут уж народ совсем развеселился: похохатывать в толпе стали, ладошками в такт прихлопывать, да ногами притопывать.
   Тот, кто первым начал  плясать , закуражился:
   - У нас нонче субботея,
   а назавтра воскресенье.
   Барыня ты моя, сударыня ты моя.
   Барыня ты моя, воскресенье!

  Молодуха  тут как тут явилась вновь, характер запоказывала:
   - Ко мне нонче друг Ванюша приходил,
   Три кармана мне гостинцев приносил.
   Барыня ты моя, сударыня ты моя.
   Барыня ты моя, мне гостинцев приносил!


   Лишь одна женщина стояла в сторонке с серьезным лицом, окружавших не разглядывала, не улыбалась, в общем  веселье не участвовала.

  Высокая худенькая в ситцевом платочке и темном штапельном платье она сосредоточенно слушала не то , что играл, а как играл музыкант.

   Только внимательный  взгляд мог заметить в ее руках, прижатых к поясу, жестяную кружку, которую, закрывая, обнимали ладони.

   Но вот закончилась плясовая. Она подошла к баянисту, вытерла платочком вспотевший лоб, что-то тихонько сказала и пару минут постояла рядом.
   "Жена," - догадалась публика .

   Нет, она не просила милостыню, не стояла с протянутой рукой за подаянием. Теперь держала кружку так, что ее просто могли видеть.

   Кто мог или хотел  подходили  к ней  - монетку опустить, спасибо сказать.  Молча и благодарно кивала  тому, кто картошин парочку из сумки для них достанет. Тому, кто от своего пучка черемши половину отделит. Тут слов не говорили. В эти несытые еще послевоенные годы многое и без них понимали...

         (Окончание следует)