Часть вторая. Ужасы

Часть вторая. Ужасы.

...Мелькает электричка. Встречная.

Она пролетает так быстро, что деталей и подробностей не разобрать. Проносится с визгом, тонким и длительным.

Потому что навстречу электричке летим мы. Мы едем в Подмосковье. В гости к нашей бабушке. Она нас пригласила погостить на денек.

И потому ,что мы приехали в Москву утром. Немного посидели на вокзале, переживая тяжести дальнего пути.

Приглашение нашей бабушки пришлось очень кстати. Дети просили. Муж думал и молчал.

Но сестра мужа, подмосковная наша бабушка, была такой уже старой, ей исполнилось восемьдесят четыре года, что ведь могло же так случиться, что больше, по родственному, увидеться бы им с нашим мужем и не довелось…

Поэтому я уступила просьбам детей. Мы загрузились в электричку. Теперь летели второй час вперед, навстречу неизвестности.

Обыкновенные ужасы начинаются так просто и обыденно!

Бежит, спешит электричка, считает километры. А ужасы, бытовые, обычные, нас совсем рядом спокойненько ждут!

И ужас первый встречает меня, когда прибываем в провинциальный и маленький подмосковный городок Каширу. Стоянка электрички небольшая, очень короткая. От силы пара - тройка минут.

Люди впереди меня встают в тамбурах, готовятся к выходу заранее. И, краем глаза, отмечаешь, что чем дальше от города Москвы, тем меньше становится вокруг московского разма;ха в стройках и ремонтах, тем хуже выглядят окрестности, тем меньше вокруг, в московской провинции, остаётся столичного великолепия.

И люди становятся все проще. И одеваются скромнее, и выглядят так же скромно те, кто едет в дальнее Подмосковье, как только электричка, вторым часом своей езды, начинает удаляться от Москвы…

Красивые пальто на женщинах блекнут от пыли, становятся не светлыми и шикарными, а беловесыми. Заломы и складки у пальто на з&адницах появляются от долгого сидения на жестких и ребристых сиденьях электрички, отделанных мелкой деревянной реечкой.

Даже мужчины выглядят усталыми, отдавая ради московской работы четырехчасовый ежедневный проезд, испытание дорогой из своей личной жизни: Два часа дороги туда. И в тот же день два часа дороги обратно.

А между этими дорожными маршрутами еще и поработать где - то, в Москве, бывает надо…

И вот, электричка в Кашире встает. Люди выходят быстро. Мой ужас только начинается…

Инвалидное кресло, в котором с недавних пор только и может путеществовать мой муж, внезапно понимает, что железнодорожные перроны города Кашира, это не Москва.

Там, в Москве, все было вылизано и приспособлено для посадки - высадки и других нужд инвалидов.

А здесь, в Кашире, между ребристым полом электрички и надежным асфальтовым покрытием перрона железнодорожного вокзала существует такой широкий и зияющий провал!

Наша электричка в Кашире стоит не больше двух минут. Ужасные картины того, как я начинаю вытаскивать кресло с мужем внутри кресла и роняю его в зазор( провал?...), на рельсы и под колеса электропоезда, теснятся в моей голове и отдаются дрожью всего тела и рук.

Но дети уже вышли. Они выгрузили пачку памперсов, пачку пеленок, сумки с вещами и запасными штанами мужа, его продуктами. Потому что теперь, после своего тяжелого инсульта, муж может жить только на кровати. А передвигаться в инвалидном кресле.

Один сосуд, один только сосуд лопается в мозгу у мужчины. И вместо сильного, сноровистого и ловкого человека, настолько быстрого в движениях, что хочется назвать его приёмистым, как новый гоночный автомобиль!

Мужчина не перемещается, а срывается с места, если захочет действовать быстро и очень быстро. И я никогда не успеваю отслеживать начало или окончание его движения. Успеваю заметить только результат:

Мужчина опять переместился из точки «А» в точку «Б». И я опять не уследила за его перемещением.

Но все это закончилось вместе с инсультом! Мужчина еще может что - либо понимать. Еще пытается отвечать мне непослущными губами и заплетающимся о зубы языком. И я подозреваю, что большая часть его, моего настоящего мужа, все - таки живет внутри такого непослушного и ставшего обузой для него, а в ответственные моменты и для нас для всех, тела…

Мы и приехали - то в Москву вместе с мужем и детьми, чтобы показать мужа в московскую и высокотехнологичную больницу.

Но день сегодняшний уже начинал клониться к вечеру. А ночь надо было где -то пережить.

И я согласилась с желанием детей проведать нашу московскую, точнее, подмосковную бабушку…

А вот теперь понимала, что проиграла.

Мы не смогли добежать в Москве на железнодорожном и Павелецком вокзале,через весь перрон, к стоянке головного вагона электропоезда, который один только был оборудован железным противнем - сходнем, который выставляли помощники машиниста электровоза, чтобы помочь инвалиду в коляске, сьехать из тамбура электрички на перрон.

- Машинист электропоезда нас просто не видит! - Понимаю я. Сейчас поезд тронется. И, проплывая, мимо детей с авоськами и сумками, мы будем ехать в неизвестное и ужасное будущее, через все Подмосковье, в чужие места, до поздней ночи…

И там нас никто никогда не найдет!

- Какая же была идиотка! - Возможно, думала я, которая пыхтела и подтаскивала кресло, готовилась прыгнуть вместе с креслом через непреодолимую для инвалидного кресла пропасть между полом электрички и покрытием перрона.

А поезд уже шипел дверями, приготовляясь их закрыть! А динамик поезда кряхтел и кхекал, собираясь голосом диктора скомандовать отправление от остановки.

- Какая же я была идиотка, отзываясь на желание прид&урковатых детей увидать подмосковную бабушку! - знала точно я и катила, тащила кресло через провалы и препятствия порожка в тамбуре электропоезда.

Кресло теряло опору под колесами. Оно зависало.

И страшная картина мужа, зажатого вместе с креслом между дверьми электрички, стояла в сознании, не преследуя, а ужасая меня.

- Но муж не Волк из мультика «Ну, погоди!» - Очень точно понимала и знала я. - Не сможет он выжить, когда и если, защемит его дверями электричка вместе с креслом.

И, набирая плавно и медленно, разгон, потащит за собой, разнося на кусочки все тело, вместе с конструкцией кресла. По закоулочкам…

Мы, вместе с креслом, застревали в дверях, окончательно.

Тут старшая дочь, улыбнувшись непередаваемо и обольстительно, сказала мимо выходившим около нас мужчинам, которые торопились и были сосредоточенными, покидая подмосковную электричку в Кашире:

- А вы нам немножечко не поможете?

- Мой ребенок меня спас! - Понимала я. - Сначала почти угробил своим пожеланием повидать подмосковную бабушку. А теперь спасает, почти уже спас меня!

Прошипевши дверями, прощально и в последний раз, электричка проплывала мимо. Она плавно набирала разгон. И улетала по рельсам прочь в темнеющие быстро сумерки другого, незнакомого нам и дальнего Подмосковья…

Рассматривала печально детей, авоськи и сумки, мужа, разобранное на кусочки или разломанное инвалидное наше кресло и думала:

- Может ли быть худшая неприятность, и может ли быть больший ужас, чем оказаться вечером в незнакомом месте, на перроне, с беспомощным после инсульта мужем, который весит более восьмидесяти килограмм. И с полностью разобранным добровольными помощниками и попутчиками инвалидным креслом.

Они разбирали, дергая кресло на себя, с усердием. Они не могли перенести нас по воздуху, не маги были наши помощники, не Повелители Воздуха были они!...

Тяжеловатым для наших молоденьких помощников кресло с мужем оказывалось. И времени до отправления поезда мало было. И муж сидел в кресле, внутри.

Мне радоваться бы, что худшего ужаса мы избежали.

Муж цел был и невредим. Из электрички полностью выдернут.

Но было мне тошнехонько:

- А что же дальше теперь делать? - Так думала не я одна. Так ужас, что сидел внутри меня, подсказывал мне мысли.

Он угнездился внутри меня. Он вместо меня в моих мыслях со мною и за меня говорил…