Как Ландер своего тела стыдилась

     Кошмарный сионизм, так и не сокрушенный товарищем Сталиным, буйно расцвел махровым цветом чуть позже, как и все остальные направления жизнедеятельности адаптировавшихся к эпохе застоя советских граждан, в глубоком подполье. Оно отличалось разнообразием, многосегментированный формат позволял объединяться двуногим по интересам, что вообще присуще виду хомо сапиенс, так клуб любителей выпивки на зимней рыбалке ничем практически не отличался от кухонных посиделок диссидентов, а кочегарные переборы гитарных струн впрямую соответствовали гаражным выставкам непризнанных художников. Там, в подполье, разумеется, нашлось место и сионизму, время от времени все же прорывавшемуся наружу, то в виде очень специфического набора фамилий деятелей советского шоу - бизнеса, хотя такое наименование не приветствовалось зашоренными идеологицкими постулатами, сгнившими с момента своего придумывания в косматых парховизмом головах Маркса и Энгельса, а то и прямым призывом еврея Высоцкого, почему - то любимого руссиш швайн, коих ничему не научил геноцид русского народа иудобольшевиками, о чем, кстати, никогда не забывает коала, мудро возложивший коллективную вину на все проклятое племя, антихристово семя, отобрать орден у Насера.
     - Крайне своевременно, - нашептывал на ухо Захаровой, голой, конечно, смешноносый Мохов, озираясь в тщетных поисках соглядатаев и подслушивателей, - вся советская жидовня показала сразу после победы агрессивного фашистского государства Израиль в Шестидневной войне.
     - И чего же это она показала ? - вяло поинтересовалась Захарова, раздраженно зудя возбужденной, но так и неудовлетворенной мандой.
     - А все, - зевнул Мохов, вскакивая и торопливо одеваясь. - Ладно, Марковна, я щас отъеду ненадолго, лишь вот всучу, - он потряс картонной папкой, - вот это вот какому члену Политбюры, а там продолжим.
     Он выскочил из палатки, а недовольная Захарова задумчиво протянула руку к туристскому рюкзаку, откуда извлекла невесть как угодившую туда самую обыкновенную кухонную скалку. Потрогала один из ее концов и, нахмурив брови, принялась пихать скалку себе меж ног.
     - Ишь, - осклабился один из подслушивателей, плотнее прижимая массивные наушники к своей вытянутой огурцом голове, - наяривает. Щас кончит, - предупредил он напарника, тщательно заносившего все происходящее в палатке в журнал наблюдений.
     - Хер на нее, - отмахнулся журнальный, запечатывая журнал сургучом. - На, отнеси.
     - Кому ? - удивился подслушиватель, снимая наушники.
     - Им.
     Подслушивавший, судя по всему, никогда не читавший запрещенного тогда Войновича, схватил папку и бросился к выходу из землянки, спешно отрытой солдатами стройбата накануне туристического похода Мохова и Захаровой.
     - Ах ты, сука ! - в сердцах воскликнул журнальный, срывая со стены землянки автомат Калашникова. - Ну, сам выпросил.
     Запрещенный тогда Войнович очень смешно описывал ежевечерний расстрел прокурором своей жены, но поскольку сотрудники КГБ не читали Войновича, то их самопридуманный расстрел заканчивался у палатки Захаровой.
     - Лучше бы вам меня трахнуть, - высовывала та свою растрепанную блондинистую головку из палатки, призывно подмигивая обеими глазами сразу, - расстрел, слава Богу, неактуален после товарища Сталина.
     Кагебешники бросали расстрел и скрывались в палатке, где предавались разврату и непослушанию. От этого от самого, между прочим, и кончился нерушимый республик свободных, от халатности и разложения в быту.