Из дневниковых набросков

В избе трещал огонь в печи, бросая пляшущие блики на бревенчатые стены. За окном выла метель, засыпая снегом глухие леса и поля. В избушке, освещенной тусклым светом керосиновой лампы, сидел старый Игнат. Морщинистое лицо его озарялось теплом пламени. Он уже давно не был молод, но глаза его, цвета лесного ореха, горели живым, юношеским блеском.


Мужчина начал речь. Его голос, хрипловатый от возраста, звучал как шепот ветра в старых соснах.


— Вот так, дети мои, — начал он, обращаясь к двум внукам, примостившимся у печи, — жизнь и течет. Год за годом, как вода в реке. Один год — половодье, другой — засуха. Но всегда река бежит вперед, не останавливаясь.


Он замолчал, задумчиво глядя на огонь. Внуки затаили дыхание. Дед Игнат редко рассказывал истории, но когда начинал, то в его словах скрывалась мудрость, накопленная за долгую жизнь.


— Помню, — продолжил старик, — когда я был таким же, как вы. Голодные были времена. Не то что сейчас. Мы жили в деревне, что за тремя лесами, у самого Черного озера. Озеро-то было глубокое, загадочное. Говорили, что там духи живут, которые приходят на помощь тем, кто к ним с чистым сердцем обратится.


Старший внук подался вперед из-за любопытства.


— А ты, дедушка, верил в духов?


Игнат усмехнулся, его морщины углубились.


— Верил. И чудо видел, и горе. А чудо, оно часто там, где сам меньше всего ожидаешь. Вот однажды, когда мне лет двадцать было, зима выдалась лютая. Снегу намело так, что и не выбраться из дома. Запасы кончились. Ловить нечего, звери в берлоги залегли. Нас в семье было пятеро, и все голодные. Жена моя, мать ваша, совсем отощала. Я уж и не знал, что делать.


Игнат посмотрел на внуков.


— Пошел я тогда к Черному озеру. Мороз стоял такой, что пар изо рта не шел, а сразу ледышками оседал. Дошел я до берега, а там — тишина. Только ветер в голых ветвях шумит. И вот, стою я, смотрю на лед, а в голове одна мысль: "Что же делать? Как семью прокормить?" И так мне тоскливо стало, так грустно, что слезы сами из глаз брызнули. И упали они прямо на снег, и вдруг… вдруг я увидел, как из-под снега, там, где слеза упала, что-то блеснуло. Я разгреб снег, а там — рыбина! Большая, толстая. Такого я отродясь не видел. И это при таком морозе, когда вся рыба на дно ушла!


— И ты ее съел, дедушка? — уточнил младший внучек.


— Съел, — кивнул Игнат. — И не только я. У нас еще на весь поселок хватило. А на следующий день, когда я снова к озеру пошел, чтобы поблагодарить, там уже ни души, ни рыбы, ничего. Как будто и не было ничего. Только снег белый, чистый. Вот так, дети мои. Кто верит, тому и помощь приходит. Даже оттуда, откуда не ждешь.


Огонь в печи снова затрещал, словно вторя словам старика. В избушке стало тише, только метель за окном продолжала свой бесконечный вой. Внуки, завороженные рассказом деда, сидели, не смея пошевелиться, чувствуя, как в душе зарождается неведомое — то ли вера, то ли трепет перед тайнами, которые хранит большой и суровый мир. И старый Игнат, глядя на них, улыбался, зная, что слово, сказанное с любовью и мудростью, имеет свою силу, подобную той, что таится в глубинах Черного озера.