Воспоминание шестое

    Когда мне хочется побыть одному, нет ничего лучше полузаброшенного кладбища на самом краю цивилизации. Брат меня не понимает, ему подавай макушку портового маяка, или крышу небоскреба, в крайнем случае, купол церкви, но обязательно с видом на городские огни. Говорит, глядя на людскую суету, думается лучше. Мне же, чем меньше вокруг народа, тем спокойнее.
Брат появился чуть позже. Некоторое время он просто стоял молча, потом все же спросил:
 - Зачем?
Я слабо улыбнулся несуществующими губами.
 - Я сделал выбор. И он.
 - Зачем? – Он почти кричал. – Кому нужен этот твой выбор? Тебе? Мне? Ему?
Я молча кивнул.
 - Ему?! – Брат орал, как казалось, на все кладбище. – Ему?! Да он застрелился спустя минуту! Для кого ты сделал этот широкий жест?! Может быть, для того мальчишки, что лежит сейчас с дырой в груди? Для чего ты сделал это?
 - Чтобы дать старику выбор. – Я пел глухо и еле слышно, если можно это назвать речью. – Старик его сделал.
 - Сделал? – В голосе брата слышалось издевательство. – Так это теперь называется?
 - Да. Сделал. Сам. И ты знаешь, что выбор, это единственное, что у них есть.
 - Дурак. – Брат покачал головой, устало сел в траву. – Какой же ты дурак.    
Теперь в его голосе не было ни намека на злость, лишь безграничная печаль.
 - Еще у них есть душа, то, что ты погубил, гоняясь за призраком свободы воли. Никто не свободен выбирать сам, все, так или иначе, рабы обстоятельств, предрассудков, привычек или воспитания. Право на выбор, всего лишь миф, которым провели всех нас. Им отсеяли агнцев от волков, а душу, то единственное у них, что не вызывает сомнений, ты только что погубил в угоду красивой сказочке.
Я молчал. Спор, длящийся тысячелетиями.
 - А как будешь ты? – Очень тихо спросил брат. – А я?
 - Ты отправишься в Аризону. Там есть хранитель…
 - Который бережет тебе тело, - насмешливо подхватил брат. – Который старательно подтирает ему сопли, кормит и убирает за ним вот уже двадцать лет. Да?
 - Да.
 - Который за эти двадцать лет не женился, не спился, не сдал в больницу лежащего в коме двадцатилетнего двенадцатилетнего ребенка, да? Не вывез его, наконец, в лес и не закопал в валежнике, да? Неужели ты думаешь, что есть такая чудовищная, беспредельная благодарность, чтобы столько лет возиться с живым трупом почти незнакомого мальчишки, в итоге ожидая в награду непонятно что и непонятно когда? И скорее всего, умереть в ожидании чуда? Что ты, наконец, вспомнишь о нем и придешь? Эту чушь ты имеешь в виду, говоря, что я отправлюсь в Аризону?
Я молчал.
 - В общем. – Брат устало закрыл лицо руками. – Я вернул старика и восстановил твое тело. Не знаю, что именно сейчас старик делает, может, душит тебя шнурками, но лучше бы тебе вернуться назад. Пока не рассвело.
Мы спорили долго, в конце концов, я сдался. Старика не было, похоже, он ушел, бросив пистолет и машину сразу же, как очнулся.
Ночь продолжалась, но случившееся напрочь отбило охоту искать приключений. Я вернулся в дом.
В моей спальне стоял старший брат, задумчиво разглядывая пустую кровать. Я вошел в полосу лунного света, прорезавшую комнату от окна до стены.
 - Ты меня ищешь?
Испуганно выругавшись, он направил на меня слегка дрожащий луч фонаря. Я шагнул в сторону, включил торшер. В руках мраморного ангела загорелся тонкостенный шар из розового камня, мягко осветив обозленное лицо старшего брата.
 - Присаживайся. – Я опустился на кровать. – Чувствуй себя как дома. - Закинув руки за голову, устало откинулся на подушки.
 - Где ты был? – Грубо спросил старший брат. Он продолжал светить вокруг фонарем, очевидно ища щель, откуда я вылез. Потом опомнился, раздраженно щелкнул кнопкой, грозно уставившись на меня. - Ты знаешь, что сделает отец, - начал зловещим голосом, - если я расскажу ему про твои ночные похождения? Что ты улыбаешься? – С негодованием выкрикнул он.
 - Но ведь ты не скажешь. – Я озорно подмигнул.
Непонятно почему, у меня вдруг родилось хорошее настроение. Казалось бы, нет никаких причин радоваться, а погляди ты.
Старший брат же кипел от возмущения, единственное, что не пускал пар. - Я то не скажу! – Рявкнул он. – Но вместо этого сам оттаскаю тебя за уши, вот и все!
 - Действительно, - искренне подтвердил я, - для чего еще тогда нужен старший брат?
 - Ну, все! – Он швырнул фонарь на кресло и принялся яростно закатывать рукава пижамы. – Сейчас я намотаю твои лопоухие уши на твой длинный утиный нос!
 - Во-первых, они у меня не лопоухие, - я отскочил, медленно попятился. – А маленькие и очень изящные. А во-вторых, мой нос не длинный и утиный, как Вы изволите утверждать, а прямо противоположно этому, прямой и короткий.
 - Ну, так будет! – Свирепо заорал старший брат и бросился на меня.
Я кинулся прочь. Мы сделали круг по спальне, потом второй в обратном направлении, устроили короткую, но яростную перестрелку подушками, после чего сошлись в рукопашной, наподобие древних гладиаторов. Удары подушкой старшего брата могли свалить с ног быка, но он постоянно промахивался, благодаря чему я пока оставался без серьезных увечий, хот все равно приходилось туго. И тут мы услышали сердитое:
 - Так, так, так!
У меня внутри все оборвалось. На подоконнике сидел мой настоящий брат, печально качая головой.
- А это еще кто? – Тяжело дыша, спросил старший брат.
Он переводил взгляд с моего лица на лицо настоящего брата.
 - Как он сюда залез? В окно, что ли?
 - Какой догадливый мальчик! – Восхитился настоящий брат, слез с подоконника, взял из вазы на столике персик, бросил мне, взял второй, вежливо спросив у набычившегося старшего: - Вы не желаете, молодой человек?
 - Ты кто такой, я тебя спрашиваю? – Угрожающе произнес тот. Очевидно, ему не понравилось, как его назвали вначале. - Или ты предпочитаешь, чтобы тебя просто выкинули обратно в окно?
 - Фи, какой невоспитанный, - величественно ответил родной. – На твоем месте, - назидательно заметил он мне, - я немедленно занялся бы его воспитанием.
Я застонал, закрыл лицо подушкой и повалился спиной на кровать.
 - А на твоем месте, - прорычал старший, - я бы нанял хорошего врача, понял? Потому что он тебе сейчас понадобится!
Старший размахнулся и нанес родному хорошую затрещину.
Я заинтересованно убрал подушку с лица.
Родной стоял, как стоял, а старший со змеиным шипением плясал на месте, тряся отбитой ладонью.
 - Плохие манеры, молодой человек, - учительским тоном произнес родной брат, скрестив руки на груди, - как правило, не доводят до добра.