Нельзя жить вечным в себе мимо своего времени

Словесный бисер. Вместо предисловия

Добросить слово до небес не каждому дано потому, что для этого надо чтобы слово было целым, живым, тогда в этом акте соединяются воедино три силы, три целостности: сила человека, сила слова и сила благого Бога, всегда готового помочь, выйти навстречу. Настоящие стихи творят втроём.
И только доброшенное до небес слово возвращается, орошая землю небесными смыслами, не принадлежащими человеку-автору. Этот смысловой дождь «орошает» и самого автора, питая его как младенца.
Настоящие мысли приходят, как стихи. Да они и есть стихи в смысле — поэзия. Всё подлинное — поэзия.
* * *
Поэзия  — это танец божественного, осуществляемый на поверхности реки сознания.
* * *
У метафор иная точность, не математическая. Метафора точна сквозь — как кротовая нора. Поэзия и есть «кротовая нора»: нырнув в неё, можно оказаться в самом неожиданном месте, опережая при этом привычно текущие время и пространство, в том числе время и пространство отдельных слов.
Целое и дискретное живут и движутся не одинаково во времени и пространстве. Более того, вечность и время — разные измерения времени и пространства. Целое в каждый миг присутствует целым — вечным, как бы отменяя дискретность.
Одни и те же слова в целом и дробном, дискретном, повествовании ведут себя неодинаково — у них разные пути. И в сердце входят они по-разному, и ведут за собой впустившее их в себя сердце по-разному.
* * *
Стихия человеческого — это океан, в нём можно купаться, чувствуя, как волны омывают все «клеточки» существа, как они накатывают, бьются друг о друга. В нём можно тонуть, захлёбываясь; можно жить и работать, плавая; можно созерцать, наблюдать, познавать... И можно, наверное, остаться на берегу, и умереть, так и не войдя в воду — на суше...
Душевное и телесное, чувственное и функциональное — алгоритмичное. Духовное, умное небо простирается над бурлящим страстями океаном человеческого. И у неба своя алгоритмика... Всё это в нас: в каждом отдельном человеке и всех вместе — таких разных, но соединённых воедино.
Океан — Бог? Нет, Океан — это Человек. Небо — Бог? Нет, и Небо — это Человек. А где же Бог? Бог — не здесь, даже когда здесь.
* * *
Бога в себе нельзя открыть для себя — Он Сам открывается и открывает меня для Себя и для меня. Но Бога можно открыть в себе для другого. Если я сочувственно замечаю ближнего и хочу его поддержать, я могу сама открыть в себе измерение Бога. Я могу быть в Боге сколько угодно — для другого.
Именно поэтому заповеди о любви к Богу и любви к ближнему называют двуединой заповедью.
* * *
Человек намеревается схватить Бога, но то, что при этом оказывается в его руках — всегда не Бог, а что-то другое. Однако человек обожествляет всё, чего нахватался, и создаёт идола, который заслоняет собой и Бога, и другого человека, и реальность, и познание реальности. Человек создаёт кумиров, намереваясь присвоить себе Бога.
И только если Бог захочет, Он распускается в человеке живым и прекрасным цветком. Это случается с теми, кто любит Бога и служит Ему, но не присваивает Его себе, как вещь. Бог присваивается Сам, кому хочет и когда хочет.
Единственно законный (в смысле возможный) способ «присваивать Бога» — дарить Его другому.
* * *
Душа — это то, что болит, когда больно другому.
* * *
Диалог — это всегда втроём, с Богом, а когда без Бога, тогда только монологи.
* * *
Истина открывается при взаимодействии людей. И дело не в советах, а в Присутствии. Когда два человека присутствуют в Присутствии, происходит чудо Встречи («Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди»). Присутствовать в Присутствии можно только для другого, это и есть любовь. Любить — это присутствовать в Присутствии (для другого). Я становлюсь Присутствием в Присутствии Другого (Бога и человека). Жизнь — в Присутствии.
* * *
Пока человек не вырос, он думает, что истина ему дана для того, чтобы бить ею других (тех, у кого не так, иначе, по-другому — не в соответствии с его истиной). А когда вырастет, начинает понимать, что истина ему дана для того, чтобы видеть ею другого, видеть её в другом, всматриваться, вслушиваться в другого и любить его — истиной.
* * *
Смирение вырастает при усилии выпрямиться в благодарность.
* * *
По человечности своей люди все различны, но в Боге все равны — Богом, приобщением к Богу. Понятное дело, степень приобщения тоже разная, но это совсем не так принципиально. Само приобщение уравнивает приобщённых, делая всех своего рода сообщающимися сосудами — чем-то единым.
* * *
Мысль думают состоянием, а не умом — целым человеком думают. Мысль думают всей своей жизнью.
* * *
Мысль, как вода, течёт кратчайшим путём. Однако этот кратчайший путь зависит от местности, на которой приходится течь, т. е. иногда это стремительное и быстрое движение — что-то вроде водопада, иногда медленное и витиеватое. Но это всегда кратчайший путь.
Именно это свойство мысли течь кратчайшим путём формирует стиль автора, т. к. слова выстраиваются в согласии с потоком. Лишние слова — преграды на пути реки или ручейка мышления.
* * *
Бывает, что от перестановки слов во время правок написанный прежде текст умирает, словно забывает путь, откуда пришёл, и куда должен привести. Он превращается в пустые буквы. Живой текст звучит внутренним своим Зовом, Цельностью — он ведёт, а не просто информирует. Живой текст есть путь.
* * *
Наблюдатель наблюдает из себя и потому неминуемо трактует то, что видит, а значит домысливает и даже, возможно, придумывает, а не видит.
Видит — созерцатель, потому что он смотрит не из себя, а из определённого состояния, которое можно было бы назвать квантовой неопределённостью. То есть созерцатель никак не относится к тому, что видит, и позволяет быть чему угодно — не предписывая, что должно быть, не диктуя.
* * *
Может ли вечное в нас отставать от времени? Не может. Вечное всегда актуально или опережает время.
Нельзя жить вечным в себе мимо своего времени, это будет иллюзией жизни.
Так что не стоит тешить себя иллюзиями: живя позавчерашним умом, человек пребывает не в вечности, а в своём позавчерашнем дне, т.е. не живёт, а измышляет — думает, что живёт, но при этом вряд ли думает.
Отрешиться от мира вполне невозможно потому, что тело наше пребывает в этом мире — здесь и сейчас. Если человек этого избежал, значит он избежал самой жизни. А вечной жизни?
Вечную жизнь в себе тоже надо проводить сквозь искус времени, чтобы она стала настоящей.
* * *
Времени не осталось именно в том смысле, что не осталось пространства, где оно природно движется — внутреннего человека.
* * *
Спасён тот, кто смотрит на другого вечными глазами, ибо в таком поселилась Вечность.
* * *
Близкие люди — это люди, между которыми возникает Бог.
* * *
Отсутствие потребности в другом — иллюзия. Другой человеку необходим, как воздух. Быть может, себя мы ищем именно для того, чтобы было кому предстать перед Другим, чтобы Встреча стала возможной. Другой для меня, возможно, важнее, чем я сам.
* * *
Падать можно по-разному, и стоять можно по-разному. Ни то, ни другое само по себе ни о чём не говорит.
* * *
В отношениях человека и Бога быть может самое прекрасное, но мало понимаемое то, что Бог не требует от нас праведности, Он наделяет ею, одаривает — даёт, а не требует предъявить. Требуется от человека только одно — сердечное (т. е. бытийно востребованное, а не умно придуманное) желание принять в себя Бога, а значит и праведность, которая всегда в Нём и от Него (т. е. не от человека — для человека). Всё, что делает человек со своей стороны есть только подготовка к принятию (делами не спасёшься).
* * *
Догматы указывают точку стояния внутри, из которой виден Бог.
* * *
Чем отличается судьба от ошибки выбора? Конечным результатом. Положительным.
* * *
Любовь это когда прощать нечего. Не потому что все правильно, а потому, что такое отношение и состояние.

Светлана Коппел-Ковтун. Из дневников