Случай

Все имена в данном рассказе изменены.
День выдался на редкость замечательным. Душа пела. Восходящее солнце уже ласкало своими лучами лица прохожих. А те щурились и улыбались при этом. В воздухе чувствовалось неуловимое чувство блаженства. Купив букетик белых хризантем у весёлой краснощёкой цветочницы, я направился к храму Всех Святых. Праздничная суета наблюдалась на территории, прилегающей к святому месту. Детки готовились к выступлению. Служба закончилась, и детский хор ожидал выхода священников  в окружении своих родственников и строгого вида преподавателя.
  И вот грянула и понеслась, отдаваясь отголосками от стен храма, песня во славу господа. Переливаясь и взлетая ввысь, детские голоса перекатывали её, не давая той упасть, а заставляя висеть  в воздухе. Колокола подхватили такт, и наступил всеобщий момент благости в душе каждого, пришедшего сегодня на праздник. Кто-то вздохнул, иные прослезились. Голоса детей смолкли, лишь колокольный звон продолжал свой переливчатый мотив. Потом были овации и благодарение от служителей церкви и приглашённых. Детские лица светились от счастья. Они что-то шептали друг другу на ушко, прыскали в кулачки, иные просто подпрыгивали. Ну что сказать —   дети есть дети.
  Пробираясь сквозь весёлую массу людей, я поймал себя на мысли, что и меня тронуло пение хора. Есть в божественной теме что-то такое, что находит местечко в душе у каждого человека. Купив свечу, вошёл в храм. Народу невообразимое множество. Перекрестив себя крестным знамением, стал искать по ликам ту, которой нёс букет. А вот и она. Растерялся, на мгновение не зная, куда деть принесённые цветы. Помогла служительница. Забрав у меня букет, ушла куда-то и вернулась, неся перед собой вазу с моими цветами. Поставив её под иконой, помолилась и отошла в сторону. Я зажёг свечу и поставил её на свободное место, молча прося здравия за тех, кто рядом по жизни, за детей. Поминовения за упокой тех, кого уже нет, но они живут в моей памяти. Молча, постоял, читая про себя, «Отче наш» и «Богородица дева радуйся». Люди заходили и выходили. Я перекрестился и тоже вышел на парапет перед дверями храма и, задержавшись на мгновение, стал спускаться по лестнице.
Остановившись и повернувшись, ещё раз перекрестился и стал пробираться к выходу с церковного двора.
  Меня буравил чей-то взгляд. Я понимал это каким-то внутренним чувством, но делал вид, что ничего не происходит. Уловка моя не удалась, так как только стоило мне поднять голову, как глаза наши встретились. Я  резко остановился, видимо мешая другим, так как меня задевали то с одной, то с другой стороны. Немного отойдя в сторону, я облокотился спиной о кованую решётку входных ворот, не отрывая взгляда от противоположной стороны. Там стояла Валя, та самая Валя, о которой я только что просил господа об её поминовении, её и её мужа Ильи. Это была, несомненно, она, выточенная из камня, прямо стоящая фигура. В своём светлом, когда-то фирменном плаще до пят и вязаном  свитере с двойным горлом. На дворе уже было довольно тепло, но её одежда не вызывала вопросов у прохожих, лишь бросающих мелочь в кружку, которую она держала в руке. Пауза затягивалась. Из-за створа противоположных ворот показалось знакомое лицо женщины, постоянно находящейся при этом храме. Я частенько подаю ей, проходя мимо. И сейчас, увидев меня, она приветливо махнула мне рукой. Я, собравшись с силами, перешёл на другую сторону и, поздоровавшись, автоматически отсыпал ей монет. Оставшиеся положил в Валину кружку. Она, полуобернувшись, молча, смотрела на меня своим проницательным взглядом карих глаз. Это была, несомненно, она, жена моего товарища. Невероятным было лишь то, что оба они покинули бренный мир лет этак двадцать назад.
— Откуда ты здесь, Валюша?— спросил её я.
— Оттуда, Никита, оттуда,— неопределённо ответила она мне.
— Вот, Ильюхе надо бы подсобрать немного, неважнецки ему там.
Я лихорадочно полез в карман и вытащил всю мелочь, что у меня была, и высыпал ей в кружку, взяв её за свободную руку. Та была холодной и мягкой, такой, какой была раньше, во времена нашего близкого знакомства.               Мы были достаточно молоды. Любили жизнь, и та баловала нас, чем могла. В те времена мы частенько собирались семьями праздновать тот или иной праздник. Дети были у кого совсем маленькими, у кого постарше. Такие семейные пикники давали повод для знакомства. Я бывал у Валентины и Ильи дома, они были у нас. Жили в поиске истинной любви. Наша с ней близкая встреча произошла всего один раз.                Уже стало темно, и после довольно бурной гулянки, не заснувшими оказались лишь мы оба. Свет включать не хотелось. Поэтому разглядеть друг друга мы могли лишь от неяркого света луны. Было всё, что могла нам подарить такая ночь. А вот продолжения не последовало. Я ещё бывал несколько раз у них в гостях, где хозяйка угощала меня едой, приговаривая в сторону Ильи, что суп только гостю, а хозяин пускай бутербродами обходится. Мне, право, было неловко. Но отказать ей не было никакой возможности.
У нас с ней была тайна, но её не должен был знать никто.
  Проходило время. Илья стал болеть и ходить всё хуже и хуже. Он уже не работал. Сидел дома. Валентина тащила семью на себе.
И вот в один из жарких дней наш общий знакомый позвонил мне и сказал, что несколько часов назад умерла Валентина, жена Ильи. Он заехал за мной, и мы отправились на их квартиру. Та лежала на ковре, который я знал с давних пор. Халатик на Валентине был расстёгнут, представляя на всеобщее обозрение её тело абсолютно без одежды. Это было объяснимо, стояла невероятная жара. Я спросил у товарища о том, что, может, стоит прикрыть её? На что тот ответил, что вызванная полиция, возможно, станет предъявлять претензии. Илья сидел в кресле и молчал. Лишь раз он произнёс:
— Не успел спасти в этот раз, опоздал. Как оказалось, у Вали случались приступы эпилепсии, и вот в очередной раз ей не удалось помочь. Илья совсем плохо стал перемещаться и не смог помочь жене. Он негромко всхлипывал, уставившись в окно.
  Я снова задержал взгляд на фигуре этой женщины, которую хорошо знал и которую никогда не видел раздетой при свете дня. Она была божественна. С неё, можно было писать натуру. Валя просто спала, закрыв глаза, вольно раскинувшись на полу. Лишь немного лиловый цвет лица портил всю композицию. Мне хотелось броситься к ней и попытаться её оживить.            — Такая красота не имеет права умереть.
  Вошла общая подруга семьи и, не говоря ни слова, сняв с дивана накидку, накрыла ею подругу. Сказка исчезла.
Потом были похороны. Я не присутствовал на этом мероприятии. А вот Илью хоронил уже я. Ну не только я, а вся наша компания.
Их предали земле рядом с родителями.
  И теперь такая встреча… не укладывается в голове. Я стоял и то гладил, то сжимал её руку.
— Что я могу сделать, Валя? — спросил я у женщины.
— Жертвуй для нас, Никита, а вот она, — и, повернувшись к моей знакомой, продолжила: — Помолится за нас. — И после этих слов отдала той свою кружку.
Резко зазвонили колокола, подняв в небо не сметную стаю голубей. Все невольно уставились в голубое небо.
А Валентина исчезла. Как и не было её. Моя знакомая вопросительно уставилась на меня. А я, не зная, что ответить, лишь только пожал плечами.
Повернувшись, неспеша, пошёл по дорожке. Потом резко обернувшись, обратился к женщине, которая стала обладателем кружки Валентины:
— Вы, пожалуйста, молитесь за Валентину и Илью, а я буду подавать.         Та молча мотнула головой и, обернувшись в сторону храма, крестясь стала просить господа о прощении грехов рабы Божьей Валентины раба Божьего Ильи.
— И за тебя буду молиться, — услышал я её слова вдогон. Она знала, как меня зовут, а я знал, как зовут её.
Я пообещал себе, что обязательно отыщу их могилки, которые не смогли найти мои товарищи. Обязательно их найду.