О ясном понимании

Иной муж — ничем не примечательный —  как только пьяная и близорукая Фортуна нечаянно осыпет его золотом, славой или властью, тотчас задирает нос и взлетает. Летит, счастливчик, на крыльях, подобно Икару, и уже представляет себя не то сенатором, не то царём, а то и выше — орлом при Зевсе, главным в пантеоне по воздушной части. Глядит вниз, на землю, и плюётся, оттого, что она вся такая грязная и неподобострастно неухоженная.
Но удача, плутовка, только подмигнёт и солнышко, по её же наущению, возьмёт да припалит восковые крылышки. Перья, одно за другим, и осыпятся, словно листья платана в бурю перед зимой. И начнёт наш герой снижаться, и всё быстрее, с нарастающим свистом, какой издают встревоженные дельфины.
И, ещё не долетев до земли десяток локтей, уже чует он всем своим существом то самое прозрение, о котором в школах не проходят и в академиях не преподают. Не из книг, не из папирусов, а прямо из воздуха, пропитанного глупостью и собственной надменностью, приходит это понимание.
Обнаруживает он, что всё было напрасно: и взятки, и лесть и полезная дружба, и даже то роскошное одеяние, чьи клочья летят теперь вместе с перьями. Он избавляется от слепоты, но поздно. Ведь земля, эта вечная приёмная последнего суда, не разбирает чинов: примет и жреца, и правителя и просто голого мечтателя, всех в одну кучу, без различия рангов и заслуг.
Шмяк! И готово.
Фортуна же, закуривая трубку и пуская дым кольцами из его вчерашних богатств, поворачивается задом и уходит в соседний полис искать нового простофилю, желающего возвыситься. А на месте падения остаётся только лужа воска. И тишина.
Только ветер доносит: «Поздно… поздно…».