Стагнация режима 1965 1985 годы

Догматики, консерваторы и прагматики

Судорожные реформы Хрущёва сопровождались перманентной перетасовкой партийного аппарата. Хотя физическая расправа номенклатуре уже не грозила, её положение оставалось крайне нестабильным и лишённым каких-либо гарантий. Это вынудило партийную элиту сплотиться и отстранить своего вождя. Объективной причиной смещения Хрущёва стало истощение тех ресурсов и методов идеологической экспансии, которые ассоциировались с его именем.
В брежневскую эпоху, получившую название «застоя» или «развитого социализма», режим внутри страны был вынужден практически отказаться от дальнейшей экспансии, сосредоточившись на консервации достигнутого: ни шага вперёд, но ни пяди назад. Внешняя политика, однако, демонстрировала инерцию экспансионизма, выражавшуюся в судорожных контрнаступлениях (поддержка Вьетнама) или новых попытках захвата (Афганистан). Более мягкая форма идеомании — «развитой социализм» — декларировала ложные социальные ценности, прикрывая пафос богоборчества лжеидеалами. Не имея сил для новых завоеваний, идеология продолжала отравлять духовные источники жизни. Метафизической причиной активизации внешней политики в этот период было то, что идеология теряла власть на своём основном плацдарме — в России, что и побуждало её искать компенсации в создании новых сфер влияния за рубежом.
Верхний эшелон власти — Политбюро — в последние годы правления Брежнева в идеологическом отношении представляли три основные группы.
Догматики, возглавляемые Михаилом Сусловым, руководствовались в первую очередь идеологическими догмами и интересами экспансии, ради которых были готовы принести в жертву собственное благополучие. Для них были характерны аскетизм, целеустремлённость и примитивность во всех сферах, кроме искусства аппаратной интриги и борьбы за власть.
Самой многочисленной группой были консерваторы. Ярким представителем этого серого большинства был сам Леонид Брежнев. Консерваторы были более прагматичны и человечны, чем догматики. Они не желали жертвовать своим благополучием ради абстрактных идеологических нужд. В отличие от аскетичных догматиков, они ценили «красивую жизнь», охотно пользовались привилегиями и благами — жили сами и давали жить другим. Они отдавали себе отчёт, что идеологическая истерия противоречит их жизненным интересам, а значит, в её прежней форме — и интересам самого режима. В их лице идеология отказалась от экспансии, перейдя к тактике выживания и сохранения статус-кво. Именно совпадение интересов партийного большинства и объективных возможностей режима привело к двум десятилетиям застоя.
Третью группу составляли так называемые прагматики. Они были ещё дальше от идеологического эпицентра и в большей степени сталкивались с жизненными реалиями. Это были не прагматики в чистом виде, а прагматики в рамках идеологического измерения. Их сознание оставалось заидеологизированным, но в своих решениях они уже во многом руководствовались человеческими инстинктами и здравым смыслом. Внутри лагеря прагматиков выделялись три фракции:
• Этатисты во главе с Юрием Андроповым. Режим в их лице пытался сохранить власть, проводя точечные изменения системы и делая основную ставку на государственный аппарат, в первую очередь на КГБ.
• Националисты, пытавшиеся латать идеологические прорехи, в той или иной форме разыгрывая русскую карту. Неформальным лидером этого направления считался ленинградский партийный секретарь Григорий Романов.
• Либералы (такие как Горбачёв, Яковлев, Шеварднадзе, Ельцин), которые были готовы зайти в реформировании режима достаточно далеко, вплоть до отказа от многих идеологических основ.
Разложение режима после смерти Брежнева сопровождалось короткой этатистской реакцией Андропова, сменившейся консервативной реакцией Черненко. Националистический арсенал в этот период был использован меньше, что оставляло возможность разыграть эту карту в будущем.