Московские старости на взгляд провинциала

                Что-то давненько не смущал я читателя своими россказнями. Не то чтобы ленив стал, а, опричь того – занят был работой над крупными формами литературно-художественного свойства. Да вот,впечатлясь изобильным по тем делам контентом, изрядно приустал, да и вознамерился как бы отдохнуть, изобразив текст незамысловатый да - честно в этом признаюсь – как бы и скомпилированный у авторов, зело плодотворных. Ну – думаю я – когда уж читатель осчастливит тех творцов своим вниманием. А тут – вот он, читатель , который и попался на мою удочку. Ну уж тут, как говорится, сам виноват – не лепо быть таким неразборчивым.
Итак.
Для разогреву - пару эпиграфов.


У каждого из нас на свете есть места,
Куда приходим мы на миг отъединиться,
Где память, как строка почтового листа,
Нам сердце исцелит, когда оно томится.
Чистые пруды - застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды...
Чистые пруды - веков зеленый сон…

                Ну, этак ещё раз заявила о себе группа товарищей в составе: Леонида Фадеева, Давида Тухманова, да Игоря Талькова, человека трагической судьбы.

Но спроста ли да случайна эта его участь? Как мне, далёкому даже от криминалистики, отогнать смутные подозрения на подозрительную нечистоту замечательных прудов, где, под сенью застенчивых ив, волею Булгакова Михаила Афанасьевича:
 
 «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина…»,  к которым вскоре присоединился «прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая»

                На этом и остановим мои смутные подозрения.

                Но всё же, если уж они имели место, то внесём в них хоть какую-то ясность.

                Есть несколько версий, как забавно место Чистых прудов получило свое название. Одна и гласит, что в семнадцатом веке на месте нынешнего находились "Поганые болота",
                Любопытно, однако же, что современные Чистые пруды, скорее всего, не совпадают с местоположением исторического Поганого болота. Последнее  ведь находилось внутри Белого города, а нынешние пруды — снаружи старых стен.
Болота же (ныне, после  известных на ней недавних событий, совсем уж непристойных) есть местность в Москве, низменность напротив Кремля между правым берегом Москвы-реки и её старицей. Из-за низких берегов эта местность затоплялась во время дождей и весенних паводков и действительно представляла собой болото. К осушению болота привело строительство Водоотводного канала

                В старину же здесь устраивались кулачные бои, на которые приезжал развлечься даже царь-батюшка; а в семнадцатых – восемнадцатых же веках Болото было и местом публичных казней.

                Мудрено ли иному  человеку, далёкому от московских тайн,   запутаться в их хитросплетениях. Вот он один и написал, да издал в 2025 году трёхтомный труд, посвящённый истории некоего древнего рода, чьи отпрыски замечены своими деяниями в сфере российской государственности - от западных её пределов до берегов океана, в середине прошлого тысячелетия называемого морем амурским.
Тем не менее удалось автору того исследования составить вот такую картину людских страстей у поганинских болот (да и до нынешних  прудов - хоть чистыми, хоть патриаршими их назови - всё куда как недалече будет).

Вот и:
«Москва, 25 июля 1570 года. Толпы народа шли к Поганиному болоту. Здесь по указу царя Ивана Грозного должен был состояться (отнюдь не широко известный в не давнее время массовый митинг ВГ) но справедливый суд над преступниками. Этому дню предшествовали страшные события 9 сентября 1569.

«В муках, в терзаниях» умерла царица, Мария Темрюковна, вторая жена Ивана Грозного. Ничем не болела и внезапно скончалась. Ранее такая же участь постигла первую  жену Ивана Грозного Анастасию Романовну Захарьеву-Юрьеву. Около года она тяжело болела, медики ничем не могли помочь и 6 августа 1560 года царица умерла.

Грозный тяжело переживал эту трагедию. Вся Москва погребала царицу. По пути в девичий Вознесенский монастырь собралось множество народу. Толпа теснилась к гробу, не давая пути ни духовенству, ни вельможам. Все плакали. Ивана под руки вели за гробом. Он стенал и рвался. Митрополит, обливаясь слезами, напоминал ему о твёрдости христианина. Скоропостижная смерть подряд двух жён не могла быть случайностью. Было назначено следствие.

За дело взялся Малюта Скуратов. Главным свидетелем обвинения стал царский повар по прозвищу Молява, который признался, что Владимир Старицкий поручил ему отравить царя. У повара был найден порошок, объявленный ядом и крупная сумма денег – 50 рублей, якобы переданная ему Старицким.

Не дожидаясь окончания следствия 9 октября 1569 года, по поручению Ивана Четвёртого, Малюта зачитал перед казнью: «Царь считает его не братом, но врагом, ибо может доказать, что он покушался не только на его жизнь, но и на правление. Ещё в конце лета 1569 года новгородский дворянин Пётр Волынский доложил царю, что верхушка  бояр и толстосумов Новгорода во главе с архиепископом Пименом заключила договор с польским королём Сигизмундом Вторым. Изменники собирались осуществить переворот. Возвести на престол двоюродного брата царя, Владимира Старицкого, а полякам за содействие обещала Новгород и Псков. Теперь пришёл черёд других участников заговора.

К смертной казни на Поганкином болоте было приговорено около 300 человек. Царь лично обратился к собравшемуся народу, рассказал о вине осуждённых и просил подтверждения: «Ответствуй, прав ли мой суд?». Тысячи людей единодушно поддержали его решение.

Осуждённых, раздетых донага, подводили к царю, стоящему в окружении дворян посередине площади. Зачитывался приговор. Помилованных били плетьми. Осуждённых на смерть отрубали голову не палачи, а бояре из царского двора. Нельзя было щадить ни мать, ни отца, ни брата.

Среди приговоренных к смерти были главный казначей царского двора Никита Фунтиков и хранитель печати Висковатый. Первого, прежде чем отрубить голову, обливали кипятком, другого привязали к бревну и последовательно отрезали сначала пальцы на руках и ногах, потом нос, уши, губы. Изуродованных тут же разрубили на мелкие куски и разбросали их по площади.
Некоторых же обречённых на смерть сажали на кол и потом пускали в них стрелы.»


                Вот теперь и подумаешь: сколь же далеко продвинулось ныне дело гуманизма в защите общественной безопасности. Да и то  - возьми да организуй теперь подобную акцию устрашения лиц, посягнувших на основы нашей государственности – это сколько же народу кинется посмотреть как с такими расправляются, да и поддержать государя со всех концов современной многомиллионной столицы. И далеко за её пределами.

                Поневоле удостоверишься: - Что ни делается, всё к лучшему.
Ведь что бы могло с нами быть, если бы  не НИ делать, а НЕ делать ничего со всеми нами, гражданами да гражданками.

                Нечего тут и рассусоливать.


(И это называется – нынче отдохнул?!)
22.11.2025 9:14