Глава 34. О новмифах как смерти живого письма

Почему мы пишем скучные тексты? Почему истории об успехе — это неживое письмо. Как мы к этому пришли и, разумеется, что с этим делать, сегодня поговорим на такую тему.

А с чего мы начнем? А давайте напишем фэнтези-роман? Про кого же он будет? Ну, возьмем что-то явно маленькое и безобидное. Допустим, у нас будет некая раса хомяков. Все остальное будет по классике.

Хорошо, а кем же тогда у нас будет главный герой — хомяк? Ну, пускай торгует пирожками. Ого, как необычно, настоящей поэзией занимаемся. Ладно, продолжим. Что у нас происходит в мире? Как водится, пусть у нас где-то начинается некая великая война. Прямо-таки великая, весь мир в труху, как говорится.

Что у нас делает наш хомяк-торговец пирожками? Торгует пирожками? Ну, это же скучно. Пускай он идет с караваном за каким-то крайне редким ингредиентом для пирожков. Хорошо, идет. Что дальше?

Как водится, на караван нападают эльфы. Стоп, не орки? Нет, не орки. Эльфы. Нападают и почти подчистую вырезают всех. А оставшихся оставляют умирать в страшных муках. Но наш хомяк оказывается не промах. Он умудряется выжить. И решает, что теперь с его участью торговца пирожками покончено.

Кое-как он доползает до людского поселения. И там ему оказывают помощь? Ахаха, конечно же нет. Он становится нищим и начинает побираться на улице. Пока на селение не нападают. Кто, опять эльфы? Нет, теперь орки. Но селение не вырезают, в плен никого не берут. Просто теперь селение поставляет продукцию для орочьего лагеря по соседству.

Что меняется для нашего героя? В принципе, ничего, все нападение он банально проспал в заброшенном амбаре на окраине села. Но беда, как известно, не приходит одна. И в селение прилетает настоящий дракон. Сжигает поля, сжигает леса, сжигает орочий лагерь. И улетает. Устал мародерствовать, так сказать.

Так, что у нас происходит в селе? Поля сожжены, леса вокруг горят, орков больше нет. Грядет голод, и народ массово бросает свои дома и на чем возможно отправляется в соседний город. Там вроде есть работа, да и в целом как-то поспокойнее.

А наш хомяк? А его никто не берет, кому он сдался, калека и нищий? Поэтому он наблюдает, как город пустеет, собирает остатки брошенной провизии и готовится к суровой зиме. Готовится-то готовится, да только зиму он не переживает. Умирает от холода и голода.

Конец? Конечно же нет. Наш герой приходит в себя. Только он уже не живой хомяк, а оживший труп. Рядом с мертвым селом проходил некромант и решил, что нечего добру пропадать. Оживил кого мог и отправил работать на каменоломню неподалеку. Гномы бросили.

Что дальше? Дальше наш зомби постепенно превращается в скелета, обретает навыки шахтера. Ну и разваливается на куски. Кости слабые, нагрузка высокая. Конец? Конец.

А теперь признайтесь, вы ожидали чего-то другого, да? А вот теперь самый главный вопрос. Почему вы ожидали чего-то другого? И вот тут нам на помощь приходит Ролан Барт.

Вы ожидали чего-то другого, потому что вы находитесь в рамках инструментального письма. Я тоже в нем нахожусь, поэтому это не хвастовство, а просто демонстрация некого интересного феномена.

Но что же такое инструментальное письмо, почему это такая проблема? Потому что инструментальное письмо по своей природе не является поэтическим. Иными словами, инструментальное письмо — это нечто такое, что постулирует некую идеологию и является неким подвидом политического письма. Именно того, которое как бы убивает авторский стиль в угоду некого "мы".

Но почему мы тогда сразу этого не считываем, почему мы принимаем за литературу, за поэзию то, что таковой не является? А вот такие "обманки" называются орнаментальным письмом. Нечто подобное мы уже рассматривали, когда говорили про опознавательные знаки — нечто такое, что как бы присуще жанру и является его отличительной чертой.

Но почему такое вообще произошло, почему идеология просочилась внутрь чисто фэнтезийного романа? Потому что автор находится внутри некой литературной традиции. Автор же не пишет роман в пустоте, он берет некоторые устоявшиеся клише из того, что было написано ранее.

Но что, если ранее написанное тоже являлось продуктом идеологии? Откуда мы вообще взяли, что в фэнтези-романе обязательно должны быть некие милые существа, которые смогли? Мальчик, который выжил? Или, возможно, хоббит, который смог донести кольцо?

Но чем это было изначально, тоже идеологией? Нет. Произошел крайне любопытный момент. Сначала этот образ как бы проник в быт. Как некий современный миф. Ага, мы же знаем, как маленький хоббит смог остановить вторжение сил зла. История есть. Миф есть. А значит, на основе него возникает идеология.

Подчеркиваю, мы сейчас говорим про чисто литературные ряды. А рядом еще существует вполне себе политическая жизнь. Которая тоже постоянно пишет некоторые тексты. Которые, проникая в быт, становятся уже почвой для новых, бытовых мифов. А что у нас происходит дальше?

Автор начинает тащить эти мифы обратно в литературу. Круг замыкается, нам начинает казаться, что все фэнтези-романы строятся по некоторому принципу. Однако это ложная мысль. Поэзия, проявленная в прозе, как раз призвана бороться с такими автоматизмами.

Если везде одинаковые орки, одинаковые эльфы, одинаковые истории успеха, то это уже не литература, а некоторое постоянное воспроизведение. Барт называет это мифами, однако я не согласен с мифической природой. В качестве компромисса назовем это новыми мифами — новмифами.

Так что происходит, когда новмиф становится доминантой произведения? Возникает как бы новая культура вокруг новмифа. И общество начинает сегрегироваться. Вот тут у нас любители фантастики, вот тут у нас фэнтези, вот тут у нас научпоп, вот тут у нас только ямб, вот тут только хорей. Иными словами, литература низвергается до уровня бренда.

Но что же делать, какой из этого выход? Постулировать, что у нас наступил конец литературы, окончательная смерть поэзии? Конечно же нет. Обратимся снова к доминанте. Вокруг чего у нас строится произведение?

Уберем новмиф, пусть себе доживает свой век у маркетологов. Что у нас остается? Быт. Который, как мы помним, постоянно заполняется чем-то новым. А так же способен хранить старое. Бери что хочешь.

Трагедия? Хорошо, пусть у нас будет не история успеха в фэнтези-мире, а трагедия в фэнтези-мире. Впрочем, это мы уже с вами сделали. Не любите трагедии? Хорошо, пусть этот хоббит все-таки донесет кольцо. Но как? Через лагеря орков. А что он у нас будет делать у орков?

Ну, пусть наблюдает. Жизнь орков как доминанта. Натуралистические заметки как конструктивный принцип, как сделано. А наша с вами история успеха — это что? Ну, вы же помните, это синфункция — нечто, что подчинено доминанте.

Что мы получим на выходе? Наш с вами роман сразу оживет. Да, опять орки, опять эльфы, опять все те же клише. Даже хоббит опять, в тысячный раз донесет это кольцо куда надо. Но сама форма поменяется. А там, глядишь, и пора будет точно таким же способом начать бороться с тысячекратными описаниями жизни орков. Как? Физиологией эльфов? Товарным учетом гномов? Решать только вам, возможности обычно неисчислимы.