Натурщица

Натурщица

Петр Демьянович двигал мольберты, устанавливал обогреватели вокруг подиума, проверял софиты, перебирал драпировки, в общем, готовил студию к новой постановке. Своим студийцам он обещал дать на рисунок обнаженную натуру.
В дверь постучали.
- Войдите! – крикнул Петр Демьянович и подошел к двери. На пороге стояла невысокая брюнетка с сумкой-шопером в руках.
- Здравствуйте, я по объявлению, позировать.
- Здравствуйте, очень хорошо, я рад, что вы пунктуальны. Условия вы знаете, четыре академических часа с перерывами по пятнадцать минут и в конце оплата.
-Да, я знаю, я изучила объявление. И где я могу переодеться, точнее, раздеться? И сколько будет народу?
- Ваш уголок вот здесь, за ширмой. А народу будет человек шесть-семь, самые активные студийцы. А вот и они. Сегодня все как часы.
Изостудия сразу наполнилась шумом и людьми. От кого-то несло табаком, от кого-то духами, а кто-то пропитался разбавителем и масляной краской, наверное, настоящий художник. Впрочем, художником мнил себя каждый из прибывших. Когда все расселись перед мольбертами вокруг подиума, наступила тишина. Из-за ширмы доносился шорох одежды, да и тот вскоре смолк. Тягучую паузу прервал Петр Демьянович:
- У нас сегодня позирует Елизавета. Через рисунок мы будем постигать гармонию высшего божественного создания, а именно – человеческого тела. В данном случае женского. Елизавета, вы готовы?
- Да, - послышалось из-за ширмы, - а можно вас на минутку?
Петр Демьянович заглянул за ширму. Елизавета сидела на стуле в халатике. Она жестом подозвала Петра Демьяновича поближе и зашептала:
- Честно говоря, я первый раз пришла позировать. Но я готова, вы не волнуйтесь, обратного пути нет. Я только не знаю, мне сразу выходить голой или в халате?
- Голые в бане, а здесь обнаженные, - также шопотом поправил учитель. – Выходите в халатике, а на подиуме его сбросите, там чисто. Я покажу, как вам встать.
- А я должна быть абсолютно обнаженной?
- Абсолютно, даже без сережек.
Елизавета послушно сняла сережки.
- Ну, все, не робейте.
Он вышел из-за ширмы. Елизавета быстро запрыгнула на подиум, прикрыла рукой глаза от ярких софитов и вопросительно посмотрела на преподавателя.
- Встаньте лицом к нам, правая нога опорная, левая рука опущена вдоль тела, правая рука на поясе, голова слегка повернута вправо. Халатик-то снимите.
Студийцы с деланным равнодушием смотрели как ниспадал халатик, как натурщица принимала устойчивую позу, какие у нее характерные особенности. Преподаватель непрерывно говорил – с чего начинать, как располагать фигуру в листе, какими карандашами лучше работать и прочее, и прочее. Кто-то его слушал, а иной пропускал мимо ушей. Артем, парень двадцати двух лет, готовился к поступлению в академию художеств, и все эти прописные истины знал наизусть. Поэтому он сразу принялся за дело – хорошо отточенным карандашом замахал то по воздуху в направлении модели, то по своему листу, натянутому на планшет. Мария Серафимовна, пенсионерка, божий одуванчик, старалась следовать советам Петра Демьяновича, но у нее все выходило по-своему, по марьесерафимовски. Вот и сейчас, близоруко уткнувшись в лист, она начала самым мягким карандашом с прически Елизаветы. Глеб Вениаминович, морской офицер в отставке, всегда подтянутый и гладко выбритый, стоял перед мольбертом по стойке смирно и подолгу смотрел на модель и понемногу рисовал. Еще был Сергей, столяр-паркетчик с неясными планами на будущее. Он недавно женился и ничего нового в модели не видел, поэтому рисовал спокойно и сосредоточенно. Светочка, легкая в общении, жена Сергея, сидя на низенькой табуретке, на модель смотрела свысока, мол, мне не надо раздеваться, чтобы быть в центре внимания. Павел Васильевич приходил всегда в паре с Марией Серафимовной, и рисовали они всегда рядом. Но сегодня он почему-то поставил свой мольберт на некотором отдалении.
Елизавета, ярко освещенная софитами, смотрелась великолепно. Черная шапка волос волнами ложилась на плечи, грудь казалась великовата для ее невысокого роста, но была высока и правильной формы, а то самое место прикрывалось густой темной растительностью. Студийцы, рисовавшие до сих пор гипсовые фигуры, увидели что живое тело отличается от неподвижных холодных форм, оно дышит, живет и рисовать его будет ой, не просто, тем более, что некоторые выразительные места отвлекают и  сбивают с толку.
К концу первого часа Петр Демьянович обошел всех своих учеников и забеспокоился. На всех работах первым делом бросалось в глаза темное пятно в середине листа. « Они что, пришли рисовать фигуру или одно причинное место?» - пробежала мысль в его голове, а вслух он громко сказал:
- Прежде чем вдаваться в детали, нужно крепко поставить фигуру на ноги, проверить вертикаль от яремной ямки до пятки, уточнить все пропорции и только тогда незначительные детали сами сядут на свои места! Перерыв.
Елизавета упорхнула за ширму, студийцы вышли на лестницу покурить и просто поболтать, а Петр Демьянович постоял минуту в задумчивости, а потом решительно подошел к ширме и постучал по каркасу:
- Тук, тук, Елизавета, к вам можно?
- Да, конечно, входите, - она сидела на стуле с термосом в руках.
- Понимаете, Елизавета, тут такое дело, - он мялся и робел, - вы позируете очень хорошо, но…
- Что-то не так? – Елизавета напряглась. Она всей душой хотела быть безупречной на этой новой для нее работе.
- Понимаете, у вас роскошные волосы и … не только на голове, - выдавил он из себя, - это очень отвлекает учеников от правильной последовательности в рисовании. Они с этого начинают и дальше почти не двигаются. Пока перерыв, это надо срочно исправить.
- Но как?
- Постричь.
- Как постричь? И чем? У меня с собой только маникюрные ножницы. И я не знаю, как надо! – Елизавета в полной растерянности смотрела то на Петра Демьяновича, то на свои колени, прикрытые халатиком. Вдруг у нее в голове прозвучало: «Время принятия решения!» Отставив термос и порывшись в сумочке, она достала маникюрные ножницы и вручила их Петру Демьяновичу:
- Стригите сами так как вам надо, - уверенным, чуть ли не приказным тоном сказала Елизавета. Она встала во весь свой небольшой рост, распахнула халатик и гордо повернула голову в сторону.
Петр Демьянович с ножницами в руках беспомощно хлопал глазами, не зная, что делать. Он сам затеял эту катавасию и идти на попятную было поздно. Он опустился на колено, посмотрел наверх, убедиться, что Елизавета не шутит, перевел взгляд вниз и осторожно взял небольшой пучок волос. Елизавета вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. Петр Демьянович долго жимкая ножницами, наконец, отрезал первый пучок и положил его на пол. За ним последовал второй уже ловчее. « Никогда я не был так близко к чужому телу; приятный парфюм; не зацепить бы кожу; смотреть только на волосы; она такая доверчивая; надо успеть к концу перерыва» - роились мысли в его голове.
Елизавета сверху вниз посмотрела на лысеющую голову преподавателя: «Вот вляпалась, - подавляя смех, подумала она, - связалась с художниками. Но, нужны деньги, ничего не поделаешь».
- Вы скоро? Пять минут до конца перерыва, - прошептала Елизавета, - и волосы потом спустите в унитаз, пожалуйста, обязательно, - прозвучало совсем буднично.
- Скоро, скоро, - также шопотом ответил Петр Демьянович. Он поднял взгляд и увидел ее улыбку. – Вот чертовка, еще улыбается. Но ничего, это даже хорошо. Надо будет ее поощрить за оптимизм и послушание, – подумал он.
Когда Елизавета после перерыва взошла на подиум и сбросила халат, студийцы с удивлением отложили в сторону карандаши и зашуршали ластиками.
Раскрасневшийся преподаватель с кулечком вышел из-за ширмы, обвел взглядом всех своих подопечных и довольный, ненадолго покинул студию.