Азбука жизни Часть 3 Гармония

Часть 3 Гармония

Глава 1.3. Мудрость

Скоро должен подъехать дядюшка на Кутузовский. Надо успеть приготовить что-нибудь из его любимых блюд. Он-то знает, что времени у меня в обрез — завтра снова улетаю на гастроли, — так что будет благодарен за внимание вдвойне.

Дядя Дима расслабился после бокала прекрасного вина. Смотрит на меня счастливыми, немного влажными глазами. Давно мы не оставались с ним наедине. И он этим по-настоящему рад.

— Что ты так на меня смотришь? — наконец спрашиваю я.
—Вспомнил Георгия. Он тоже, бывало, зашивался по работе, в постоянных командировках, но если выдавалась свободная минута — с книгой в руках отдыхал. Ты на него похожа.

— Я помню, как папа научил меня читать в четыре года.
—Именно об этом я и хочу сказать. Его всегда поражала твоя логика. Ты любила, чтобы он тебе читал, но после каждого абзаца он требовал пересказа. И вот тут-то твои фантазии не знали границ! Георгий возлагал на тебя большие надежды. Чего смеёшься?

— Выходит, я уже тогда занималась сочинительством. Папа читал, а я витала в облаках. А когда он требовал пересказа, я начинала отсебятину нести. Какие-то обрывки фраз ловила, но сосредоточиться не могла. С тобой та же история была. Я постоянно мыслями где-то далеко. Потому с первого по четвёртый класс в характеристиках и писали: «Девочка способная, но рассеянная». Я никогда по-настоящему среди вас не жила.

— Поэтому тебе и не прощали твоей отстранённости.
—Да... Но друзей у меня всегда было вдоволь.
—Среди мужчин! — с лёгкой ухмылкой замечает он.
—И среди настоящих женщин я тоже всегда пользовалась успехом.
—Потому что никогда ни для кого не была соперницей.

— Не стану спорить.
—Ты с детства была защищена своей собственной природой. Моя Аннушка тобой всегда восхищалась.
—Я это видела. Потому твоя мамочка, защищая свою любимую Веронику, и ревновала.
—Мама перед тобой виновата.
—Возможно. Но я на бабушку не в обиде. Она в семнадцать лет назвала меня высокомерной, а мне просто не было дела до людской глупости. Я жила в своём мире.

— Ты была уязвима к грубости и зависти, но умудрялась обходить эти подводные камни. Никогда не связывалась, если тебя пытались оскорбить.
—Верно. Я этого даже не замечала. Но в таком состоянии я пребывала только в школе. Моего голоса на уроках почти не было слышно. Вера Петровна по литературе постоянно просила: «Вика, говори громче!»

— Сколько же ты от нас скрывала... — с лёгкой грузью в голосе говорит дядюшка. — И приласкать тебя было сложно. Никому не доверяла.

Он сказал это, прекрасно понимая причину. Папа любил меня так сильно, что своей любовью избаловал — и в чувствах других я с тех пор всегда сомневалась.

Глава 2.3. Защищенное детство

— Вика, а ты уйдёшь, когда я усну?
—Разве тебе не хочется спать, Валечка?
—Нет! Но дядя Володя велел мне поскорее заснуть.
—Он всегда так улыбается, когда это говорит.
—Дядя Володя тебя любит так же, как я?
—По-другому, милый. Если ты — моё любимое дитя, то для Володи я — его детище. Он помогает мне в творчестве. Вернее, направляет. Его небольшие замечания и советы очень многое для меня значат.

— Вика, а я слышал, как дядя Серёжа Белов говорил, что у тебя и у дяди Эдуарда абсолютный слух.
—Дядя Серёжа насчёт моего слуха немного преувеличил, а вот у Эдика он и вправду абсолютный. С ним легко играть — он мгновенно улавливает моё настроение, все струны моей души. Знаешь, музыкальный слух есть у всех, просто у кого-то он ярче, у кого-то — тише. И его можно развить. Я в детстве училась в музыкальной школе. У нас в первом классе был мальчик, у которого сначала совсем не было слуха, но он так хотел играть на фортепьяно, что в итоге обогнал всех. И на скрипке играл, и на других инструментах. А скрипка требует как раз абсолютного слуха. И, конечно, очень важно, чтобы повезло с педагогом.

— А дедушка сказал, что ты меня и без педагога научишь.
—Научу, если не потеряешь желание.
—Вика, а папа говорил, что скрипка у дяди Эдуарда звучит, как скрипка Страдивари.
—Его скрипка и впрямь звучит прекрасно. Лучшие скрипки делали итальянские мастера в XVI–XVIII веках — Амати, Гварнери и Страдивари. Эти инструменты до сих пор считаются непревзойдёнными, и играют на них лучшие музыканты мира.

— Вика, а кто такой Паганини?
—Твоя бабушка Зоя сказала про игру Эдика очень эмоционально. Хотя, признаюсь, когда он вышел в сад и раздались первые звуки его скрипки, я тоже вспомнила о Паганини. Он был феноменальным виртуозом. Его творчество сильно повлияло на таких композиторов, как Берлиоз, Лист, Шопен, Шуман. Паганини даже обвиняли в колдовстве — в те времена ещё верили в чудеса. Люди не могли поверить, что простой смертный способен так совершенно играть без помощи волшебных сил.

— Вика, я тебя очень люблю!
—И я тебя люблю больше всех на свете!
—Даже больше, чем Машеньку?
—А почему ты вспомнил только про Машеньку? Димочка тоже ведь маленький.
—Но он — мальчик.
—Умница... Спи, родной. Скоро папа с мамой приедут. Температуры у тебя уже нет, так что мы им ничего не скажем.

Зоя Николаевна Ромашова смотрит на меня с безграничной любовью. Я сразу понимаю, о чём она думает.

— Валёк тебя так любит... Из тебя вышла бы прекрасная мать. Ох, как же тебе будет трудно выбрать себе пару среди Беловых и Головиных.
—Только, пожалуйста, не напоминайте мне про Эдуарда Соколова.
—Я думаю, Вика, ты никого не хочешь обидеть, вот и остаёшься для всех просто подружкой.

Глава 3.3. Откровенный разговор

Пока дети Белова спят, можно помочь Марии Михайловне. Белов с Головиным уже в пути, скоро будут.

Шикарный дом у мамочки с Аркадием Фёдоровичем! Всюду красивая резная мебель. Как же важен уют для полноты жизни.

— Мария Михайловна, дети уснули. Могу помочь?
—Спасибо, Вика, я уже почти всё закончила.
—Какой прекрасный вид из окна... Здесь так приятно находиться.
—Вика, скажи честно, ты вчера вечером не обидела Эдуарда? Вы очень долго говорили по телефону.

Забавно видеть в Головиной это материнское волнение. Умница во всём! Жизнь так коротка. Ей уже за пятьдесят, но выглядит она превосходно. Благородные черты лица и добрые мысли, кажется, не позволяют ей стариться.

На ней красивое платье зеленоватого оттенка, который ей очень к лицу. Каштановые волосы, морщин почти нет. Серёжа вылитая мать, такой же высокий.

— Ты мне так и не ответила, Вика.
—Мария Михайловна, а разве я вообще способна кого-то обидеть?
—Нет! Но иногда достаточно одного неверного слова, чтобы задеть Эдуарда. Он тебя любит.
—Об этом он мне вчера и твердил. Соколов знает меня слишком хорошо, чтобы обижаться на шутки. Но вчерашний разговор был серьёзным. Эдик пытается понять мою жизнь. Считает, что в ней слишком много абсурда.
—А ты сама как её воспринимаешь?

Смотрю на Головину — с каким неподдельным интересом она ждёт продолжения.
—Я никогда раньше не задумывалась о своих возможностях.
—Тогда и про нас можно сказать то же самое.
—Не стану спорить. Но у вас всех есть оправдание: вы много работали, любили своих мужей, растили детей, на которых можно положиться.
—Но ты же в своих книгах пишешь, как старшее поколение допустило развал страны.
—А я сейчас всё больше преклоняюсь перед тем поколением. Они учились, работали и творили.
—Тогда объясни мне вот что... Ты жила среди интересных, сильных людей. Как получилось, Вика, что ты в себе так сомневалась?

Словно сговорились. Вчера тот же вопрос задавал Соколов.

— Как они увлеклись беседой, даже не заметили, что в доме гости!
—Влад! Валёк, беги будить малышей, им пора.
—Мария Михайловна, мы вас не побеспокоим?
—Конечно нет! Такой гость! — она тепло улыбается Владику.
—А я пришёл поговорить с нашей красавицей.

Головина смотрит на моего друга детства с явным одобрением. Когда я в Москве, Влад всегда найдет меня, чтобы пообщаться.

— Не томи, зачем пожаловал?
—Вот так-то! Пусть Валечка с малышами побудет. Пойдём в твой кабинет, поговорим. А у тебя здесь уютно... Твоя мамочка везде устраивает для любимой дочки райский уголок. Хочет загладить вину за то детство с Ксенией Евгеньевной?
—Мариночка и сама любит комфорт, вот и для меня старается.

— Вчера наш общий друг позвонил мне после вашего долгого разговора. Никак не пойму, почему ты в детстве была такой зажатой.
—И до какого возраста, по-твоему, продолжалась моя «зажатость»?
—Примерно до семнадцати лет, пока не села за первое своё произведение. Я сочувствую тебе. Много открытий сделала?
—Открытий не было. Было удивление — оттого, что раньше многого не замечала.
—А что именно ты должна была заметить?
—Влад, ты, как никто другой, видел мою наивность во всём. Если кто-то пытался меня задеть, я искала причину в себе — и всегда находила её в собственном равнодушии к окружающим.
—Значит, это была не наивность! Хотя бы со мной не играй.
—Это Соколов вчера тебя так настроил?
—Разговор наш прыгал с темы на тему. Я пытался осторожно объяснить Эдику причину твоей отстранённости.
—А он мне на это сказал, что я просто морочу голову вам всем.
—Наш общий друг решил тебе поплакаться?
—Давай поговорим серьёзно, Влад.
—О чём, Вика? Я сегодня многое для себя переосмысливаю. Иногда я попадала в такие обстоятельства, которые до сих пор не могу до конца понять. Но могу сказать одно: моя сосредоточенность в Питере... Ты же хотел поговорить о Люсе?
—Да!
—Люся попросила у меня прощения за все свои «эксперименты». Знаешь, никто так не оберегал меня от вас, как она. Если бабуля и мама никогда не говорили...
—...и уводили тебя в шестнадцать лет от парней, понимая, что тебе нужно повзрослеть?
—Но я Люсю понимаю и даже сочувствую ей.
—Вика, тебя нельзя ни с кем сравнить. Ты с первых страниц поражаешь. И я знаю причину — твоя мгновенная, безошибочная оценка любого человека. Ты, сама того не желая, смеёшься над людскими пороками.
—Верно. В людях я никогда не ошибалась, но прощала им слабости, когда они меня цепляли. Сколько раз мне приходилось наблюдать за глупостью мужчин... Как они смешны и нелепы в своём желании быть первыми! Все войны — тому подтверждение. Мужчины жалки, когда зависят от порочных женщин и при этом пытаются возвыситься над другими. Уроки истории им не впрок.

— Потрясающая игра! Ты когда-нибудь бываешь... естественной?
—А как ты думаешь?
—Думаю, что нет. Ты не женщина, ты — дьявол!
—Владик, в хорошем смысле?
—Безусловно! Я рад, что мы поговорили. Серёже так и не откроешь всю правду? Он за тебя постоянно переживает.
—Знаю... Не хочу его разочарований. Он слишком уважает моих друзей. Пусть всё остаётся как есть. А Люсю я понимаю лучше, чем её собственная мать. Когда-нибудь, когда повзрослею и осознаю всё до конца, я опишу это. В Люсе есть сильный стержень. Она умела сдерживать эмоции. У меня это никогда не получалось. Я её уважаю, но объяснить, почему она до сих пор одна, не могу... да и не хочу. Поверь мне!
—Что ж... Будем надеяться и доверимся твоему умению оценивать людей. Ты верно всё подмечаешь. Не любишь писать скучно, всегда захватываешь читателя.
—Раскрыл мой секрет?
—Но вы, женщины, можете и пожалеть нас иногда.
—В этом и заключается наша главная ошибка. Жена президента должна видеть недостатки своего мужа и стоять над ним, чтобы вовремя защитить его, детей и потомков от народного гнева. Но нам подавай роскошь, успех... Вот и живём в нищете столько лет. Люди до сих пор не поняли, что жизнь слишком коротка.
—Некоторые особи понимают это очень даже хорошо — отсюда и их развитые хватательные рефлексы. Только проку-то в таком богатстве для них нет. Их жизнь ужасна своей бесцельностью.
—Я наблюдала это рядом с одним олигархом. Он сам мне посоветовал не писать о рыночной экономике.
—Ладно, заберу ребятишек, поиграю с ними в саду. А ты посиди за компьютером. Тебе это должно помочь.

Как же я рада, что Влад заставил меня поговорить с ним откровенно. Сколько в нём уважения к своей подруге детства. И я ту глупышку с каждым днём люблю всё сильнее. Может, поэтому и пишется легко. Все эти годы я пыталась смириться и оградить себя от людской глупости, порой срываясь на них от бессилия. А кто простит женщине её разум? Только сильные люди. Было ли на моём пути много интересных встреч? Да, и это меня успокаивает. Хочется верить в разум людей.

Глава 4.3. В Подмосковье

Я устала после гастролей и решила отдохнуть в Подмосковье, рядом с Сергеем Ивановичем. Он сам за мной заехал — прекрасно понимает, что здесь не только отдыхается легко, но и думается. Дедуля Влада живёт в прекрасном двухэтажном доме, где я часто бывала в детстве с ним и Зоей Николаевной.

А сегодня подъехали Влад, Белов и Головин. Сергей Иванович Ромашов щедро снабжает нас всей продукцией со своего богатого хозяйства.

Сейчас все сидят за столом, но дружок увёл меня в дедов сад. Влад в последнее время, едва я появляюсь в Москве, стремится уединиться со мной.

— Вика, ты меня слышишь?
—Влад, и зачем ты увёл меня от других?
—Разве это так сложно объяснить?
—Если ты хочешь услышать, как я отношусь к Эдику...
—...и к Сергею!
—К какому? — кокетливо переспрашиваю я.
—Не притворяйся!
—Влад, и Серёжа, и Эдик останутся для меня надёжными друзьями. Утешил?
—Мне от этих слов только грустнее. Ты и раньше чувствовала неловкость от внимания. Теперь-то я понимаю причину. Живя в Петербурге с Ксенией Евгеньевной, ты на подсознательном уровне познала жестокость. И если открытая неприязнь тебя уже не задевала, то искренняя расположенность людей вызывала сомнение.
—Она радовала, Влад! В добрых людях я искала своё спасение, когда жить становилось невыносимо.
—А сегодня тебе легко? Вика, недобрых людей судить нельзя — им можно только посочувствовать. Они страдают от одного твоего присутствия в этом мире. Ты понимаешь причину их раздражения? Ты даришь людям столько света, что вызываешь ненависть у тех, кто живёт во тьме. Надёжным может быть только сильный человек, а нравственно слабый — опасен в любой момент. Знаешь, я не встречал людей со столь смелыми суждениями.
—И сегодня наконец понял причину?
—Я догадываюсь, что сейчас ты начнёшь оправдывать своё отношение к жизни обстоятельствами, в которых оказалась с рождения.
—Владик, так оно и есть! Никто не лишён талантов, но многие в плену у своих слабостей. Большинство людей — во власти эмоций. Я от них тоже страдала. Однако, открыв себя, я разучилась подыгрывать и научилась любить себя. Для некоторых же любые безнравственные поступки — норма. А я себе никогда не прощала даже малейшей глупости.
—Что-то я не припоминаю за тобой подобного.
—Любопытно, зачем ты всё-таки увёл меня в сад?
—Хотел разобраться наедине. Мне жаль не только Сергея с Эдуардом, но и их родителей, которые к тебе всей душой привязались.
—Пожалей ещё и родителей Лукина! Его отец видел, как я любила в шестнадцать лет его сына, и до сих пор винит во всём Лёню. Но мы были детьми. Знаю, ты возразишь. Да, в силу обстоятельств я была взрослее его — в этом и была моя трагедия, что всё это оставалось в подсознании.
—Мы все когда-то были детьми, и чаще — незащищёнными. Но в своих жизненных просчётах ты никого не винишь.
—Именно поэтому я не удивляюсь тому, что творится во власти. Слабости людей, как и их преступления, происходят от неспособности судить себя за содеянное. В этом трагедия и тех, кто совершает зло, и тех, кто прощает, надеясь на лучшее завтра. Но оно не наступает, потому что большинство людей по натуре — самоубийцы, потому и творят преступления из поколения в поколение. А те, кто живут разумом...
—...раньше их называли святыми. Их и сегодня немало. Они-то и поддерживают жизнь столетиями, но бессильны остановить хаос. Разумные творят добро и двигают прогресс, но не могут ничего поделать с теми, кто живёт за их счёт, превращая слабых в своих рабов. В твоих книгах эта мысль звучит постоянно.
—Какая именно?
—Что глупцы правят рабами.
—Влад, два миллиарда человек на Земле страдают от голода!.. Как же хорошо мне всегда было возле твоего дедули.
—У тебя потрясающие переходы в разговоре!
—Я так устала от этих мыслей, что в любой момент могу от них сбежать в беседе. Особенно с тобой. Ты — единственный человек, с которым я могу говорить обо всём. Мне дорого, что ты, как и Серёжа, принимаешь меня любой.
—Только сегодня я понял, почему ты, садясь за инструмент, загораешься мгновенно. Я-то думал, это твоё озорство, да и техника позволяет тебе импровизировать как угодно. А ты просто освобождалась от мыслей, которые тебя вечно преследовали.
—Прав!
—В чём же мой внук прав, Вика?
—Сергей Иванович! Ваш внук утверждает, что нынешняя власть дала нам свободу творить, о которой ваше поколение мечтало. А я ему доказываю, что нормальные люди во все времена работали. Им было некогда мечтать. Они все свои мечты, если очень хотели, воплощали в жизнь сами.
—Ты имеешь в виду учёных, вроде Головиных? — уточнил Сергей Иванович.
—А сегодняшним политикам захотелось изменить всё и сразу. Вика точно подметила в своей последней книге — чудес не бывает. У нас было настоящее. Это политики нам обещали коммунизм, а наши деды и отцы в нём уже жили — по сути.
—Дед, вы жили, не задумываясь о будущем. Вы учились не ради выживания, а ради самой жизни.
—Браво, Влад!
—Вика, чему улыбаешься? — обратился ко мне Сергей Иванович. — А мне нравится этот разговор. Какая ты хитрая — исподтишка заставляешь нас говорить о том, о чём тебе хочется.
—Интересно, дед, а ты-то зачем вышел в сад? Наверное, с другой целью?
—Мужчины в гостиной заговорили о мировых проблемах, а мне захотелось чего-то полегче. Иногда так устаёшь от политики...
—Дед, с Викой это вряд ли получится. Она любую беседу к этому сведёт.
—С любым обществом?
—Сергей Иванович, я могу жить только среди вас — в обществе Соколовых, Беловых, Головиных, Свиридовых...
—А среди других?
—Среди других, дед, она пытается выжить, — ответил за меня Влад.
—Да, Влад. И уйти живой.
—Как же с вами легко, дети!

Глава 5.3. Сотрудничество

— Вика, можно к тебе?
—Ричард, входи! Я почти закончила.
—Когда уезжаешь с гастролями в Канаду?
—Через неделю. Решила дописать главу. Вчера был Володя — требует, чтобы я не уходила от главного.
—Мы с Серёжей тоже этого хотим. Хотя я заметил, что тебе нужно чаще отвлекаться. И ты это любишь.
—Ричард, не томи! Я уже догадываюсь, зачем пожаловал.
—У нас с Серёжей появилась идея. Включись в сеть и поработай с нами.
—Всё-таки решили воспользоваться венчурным капиталом?
—Стоит всё испробовать. Какая ты сегодня красивая!.. Иногда жалко видеть тебя за компьютером. Хотя ты так виртуозно общаешься с представителями фирм, используя всё своё обаяние.
—Рядом с такими умными и влиятельными мужчинами очаровывать — пара пустяков.

В комнату тихо вошёл Серёжа.
—Посмотри на Ричарда, как он просиял. Кажется, даже забыл, зачем пришёл.
—Тебе здесь нравится? — спросил он.
—Очень! Какой вид из окна... Я, когда первый раз увидела твой дом, сразу прониклась уважением к хозяину. И не подозревала, что ты станешь надёжным партнёром не только для деда, но и для всех российских предприятий, с которыми связаны мои мужчины. И приятно, что в отсутствие жены и сына мы скрашиваем тебе одиночество.
—Не лукавь. Ты и сама одиночества не жалуешь.
—Рядом с Викой одиночеству, Ричард, не место. Она вечно в движении. Её окружает столько прекрасных мужчин — если мы с тобой исчезнем, она и не заметит.

Как же он ошибается. А Ричард явно доволен, что Серёжа рядом. Иметь такого друга и коллегу — дорогого стоит. Приятно, что Ричард видит в нём сильную личность.

— Идёмте ужинать, Вика! Скогда и Александр Андреевич подъедет.
—Ричард, видел её последние главы? — спросил Серёжа.
—Вика мне о них ничего не говорит.
—Гастроли отнимают много времени.
—Но и отдыхать тоже нужно.
—Это ты мне говоришь, Ричард?
—Я — мужчина. Для меня такие нагрузки в порядке вещей. А ты должна беречь свою женственность.
—Ричард, я с тобой согласна.
—Да только у неё не получается, — с лёгкой укорой сказал Серёжа. — Она может встать в пять утра и сесть за компьютер.
—Серёжа, я не люблю страдать от бессонницы. Идёмте в столовую! Надо накрывать на стол.
—Розочка с Адой уже всё сделали. Они тебя от кухни оберегают.
—Серёжа, она и так много работает.
—Я вам так благодарна — особенно когда скучаю по России.
—Я в этом не сомневался.
—Серёжа, нужно понимать её непоседливость. В творчестве она такая же.
—Нет, Ричард! В творчестве я щажу читателя.
—Поэтому у тебя такие короткие главы?
—Ричард, она мне уже объясняла причину, — вступил Серёжа.
—И в чём же она, Вика?
—Боюсь показаться читателю надоедливой.
—А если мне полюбился герой, и я хочу узнать о нём больше?
—Найдёшь его в следующей книге.
—Серёжа, не иронизируй. Я это делаю в коммерческих целях.
—Так ты хочешь привлечь читателя? — уточнил Ричард.
—Ричард, я очень любопытна, но терпеть не могу скучных и долгих описаний. Поэтому, уважая читателя, стараюсь не задерживаться на одном герое. Я описываю его только тогда, когда он интересен мне самой.
—Ричард, а мне её жаль, — тихо сказал Серёжа. — Так хочется, чтобы она меньше сидела за компьютером.
—Хотя ты ждёшь её новых мыслей не меньше нашего.
—Они рождаются у неё неожиданно и часто радуют меня. Порой она говорит удивительные вещи, но не всё открывает читателю. Не потому, что ей завтра нечего будет сказать, а потому что считает некоторые мысли несвоевременными.
—В каком смысле, Серёжа?
—Вика очень уважает читателя и ждёт определённого состояния души, когда эти мысли зазвучат по-настоящему.
—Серёжа, до нас великие люди уже всё сказали. Но мы живём в совершенно новое время.
—Вика, а как ты назовёшь его сегодня? — повернулся ко мне Ричард.
—Свободным и разумным. Временем больших перемен для человека, способного творить и мыслить.

— Пригласили в гости, а сами забыли о нас? — в дверях появился Володя.
—Володя, Вика тут интересные мысли высказала.
—Больше говорил Серёжа, а я лишь подтверждала его наблюдения. Слышу из столовой голос Ады. Мы как-то поздно собрались.
—Завтра суббота, можем позволить себе отдых. Володя с Адой останутся сегодня у меня, а завтра сыграем в теннис.
—Ада, добрый вечер! Вы давно здесь? Дом такой большой, я не услышала, как вы подъехали.
—Нас Майкл по дороге забрал.
—Я же обещал привезти тебе розы!
—Майкл! Спасибо!
—Я голоден, ребята!
—Майкл, я тебе предлагала ужин, — покачала головой Ада.
—Ада, о чём ты? Брата бы обидел.
—Да ещё в такой прекрасной компании.

После моих слов Майкл с готовностью усаживается за стол. Он похож на своего двоюродного брата, только Ричард повыше и шире в плечах. Майкл стал частым гостем у Ричарда в Сан-Хосе, особенно когда я приезжаю к деду. Мы умеем отдыхать — и заражаем этим других. За таким столом часто рождаются новые интересные идеи.

Женщины приготовили великолепное мясо, несколько сортов сыра, овощные и фруктовые салаты. Все едят, и разговоров никаких — они возникнут позже, сами собой. Тон обычно задаёт Володя. Пока он не задевает меня вопросами, но несколько раз взгляд его скользнул в мою сторону. Значит, хочет поговорить наедине. Я дала ему на прочтение последние главы. Возможно, снова придётся что-то править.

Глава 6.3. Секрет успеха

— Вот ты где! А я проснулась, приняла душ, заглянула на кухню — там уже Розочка хозяйничает. Сказала, что ты в саду. Александр Андреевич вчера с сожалением заметил мужчинам, что ты слишком много времени проводишь за компьютером. Майкл на это почему-то улыбнулся.
—Я и для него работу делаю. Ему понравилось, как я ориентируюсь в Интернете, предложил за хорошее вознаграждение помочь и ему.
—Такой огромный букет роз тебе привёз... Володя только улыбнулся, а Майкл ответил, что такую девушку трудно не заметить. Ты много работаешь. И Володя сегодня будет приставать — ему понравились твои новые главы. Интересно пишешь в последнее время, мысли стали более зрелыми. Ты как будто пропускаешь их через себя и преподносишь в уникальной форме, которая свойственна только тебе.
—Подобное ты мне, Ада, говорила и в Петербурге. Если иначе — не стоит и касаться.
—Творчеством ты занималась с самого рождения. Когда Володя привёз в Сан-Франциско твою первую рукопись, я прочла её за ночь на одном дыхании и увидела в тебе одновременно и непокорную, и наивную девочку. Тебе мешают комплексы, причём навязанные извне. С этим парадоксом сложно согласиться, но у любого читателя создаётся впечатление, что автору с детства приходилось защищаться.
—Верно! Только в детские и юные годы меня оберегали взрослые.
—А может, не стоило этого делать? Хотя языками с тобой занимались серьёзно. Я с тобой согласна — ребёнку нужно изучать языки с детства. Английский я в основном в университете осваивала, потом много лет работала переводчиком. Знание языка помогает мне и здесь.
—Поэтому я и смогла работать на Ричарда.
—Ты хороший экономист и психолог. Вчера это отметил и Майкл.
—Он мне как-то сказал, что из всех видов грабежа торговля находится на первом месте. А я вношу в любые сделки нечто особенное.
—Майкл это «нечто» объяснил.
—И как?
—Ты умеешь работать, Вика. Мужчины вчера о производственных делах не говорили — философствовали.
—Любопытно! О чём же?
—Ты спрашиваешь без всякого интереса. Серёжа порадовался, что тебя не было с нами. Не хочет, чтобы ты забивала голову новыми мыслями. А мне кажется, ты не просто перенимаешь наши мысли, а пропускаешь их через себя.
—А у тебя разве иначе, Ада?
—Нет! Но я умею легко отключаться, а ты постоянно комбинируешь идеи.
—Это природное качество, Ада.
—Если бы ты после университета не окончила консерваторию, из тебя вышел бы прекрасный педагог или руководитель. Ты не любишь, когда тебя ограничивают, поэтому даёшь свободу и другим, объясняя это равнодушием к окружающим. Но его в тебе нет. В душе ты всем сочувствуешь и хочешь видеть людей независимыми.
—У меня одно желание — чтобы люди научились жить своим трудом. Пока человек этого не поймёт, ему не жить в цивилизованном обществе. А почему я быстро заключаю сделки? Всё просто: я уважаю настоящих предпринимателей и доверяю им. Они умеют находить выгоду в любом деле, если оно построено не на лжи. Торговый работник, как и любой предприниматель, теряет только тогда, когда нечестен с покупателем, сотрудниками или клиентами.
—...или берётся не за своё дело.
—Это первая причина банкротства на любом уровне.
—О чём это вы, красивые женщины? Ада, ты не против, если я уведу Вику в кабинет?
—Сегодня же суббота, Майкл!
—Я Вику ненадолго, минут на пятнадцать. Тем более скоро появится Володя — у него тоже к ней разговор. Согласись, Ада, сколько бы Вика в творчестве ни открывала простые истины, они у неё звучат по-особенному. Так же она ведёт себя и в деловых отношениях с нашими партнёрами.
—И секрета из этого не делает.
—Майкл, Ада поняла причину моего успеха.
—Ты, когда пишешь, не забываешь о читателе.
—Постоянно, Майкл, думаю о том, чтобы его не обидеть. Так же я честна с твоими клиентами и партнёрами. В этом и есть залог успеха.
—Как и на государственном уровне?
—Майкл, государственный руководитель должен быть прежде всего порядочным и добрым.
—Ада, а Вика с тобой не совсем согласна.
—Потому что государственный чиновник должен в первую очередь задаться вопросом, имеет ли он право занимать такую высокую должность.
—А ты бы отказалась, если бы тебе предложили управлять страной?
—Майкл, не забывай, я в семье младший ребёнок, а это накладывает отпечаток на личность.
—А почему у тебя одни герои носят имена своих прототипов, а другим ты меняешь фамилии?
—Сожалею, Майкл, но некоторые из них — известные личности.
—Но они узнаваемы в узких кругах.
—Вика к этому и стремится. Она хочет отдать дань талантливым людям, поэтому её герои так прекрасны.
—Мне, Ада, повезло с ними встретиться. Я ничего не придумываю.
—Но у тебя есть и отрицательные герои.
—У неё только один отрицательный герой — власть, в прямом и переносном смысле.
—Не стану спорить, Ада. Власть она вообще не переносит. Вика признаёт только гармонию, поэтому всегда будет стоять над всеми, а это редко принимается людьми. Они не осознают, что их раздражение вызвано её желанием никого не стеснять своим присутствием, но и самой не позволять садиться себе на шею. А сбрасывать она умеет лихо.
—Майкл, я просто люблю умных людей, а они никогда не сядут на чью-либо шею. В этом их достоинство.
—А разве у глупого и слабого человека есть достоинство?
—Конечно, нет. В этом и заключается их сила. Идём! Покажу тебе кое-что интересное из вчерашних находок в Сети.
—Хорошо сегодня выглядишь!
—А вчера выглядела хуже?
—Была заметна усталость. Когда ты ушла, мы все словно выдохнули.
—Чувствуете свою вину передо мной? В последние дни работы было много. Да и Володя ждёт новые главы.
—Ты и вправду хочешь написать сто романов, как как-то пошутила за столом?
—Это от меня не зависит. Иногда неделями убегаю от творчества. Но бывают дни, как сегодня, когда пишется легко.
—Разговаривая с нами, ты же писала?
—Напрасно смеёшься. Я постоянно фиксирую окружающий мир, Майкл. Иначе жить не умею.
—А на твоём лице никогда ничего не прочесть. Судя по твоим героям, которым ты отдаёшь дань, ты часто бывала одинокой. Иногда кажется, что все они — сказочные.
—Ричард так не считает после поездки в Москву.
—В твоей жизни всё сложно для понимания тех, кому ты дорога. Хотя сама живёшь легко.
—Нас всех поразила твоя первая книга. Ты так искренне описала детство.
—Это вы с Ричардом нашли в ней много общего со своим детством. Мы не знали материальных проблем. Родители нас обеспечили, поэтому Головин вам близок и по интеллекту, и по положению.
—Значит, социальное положение ты не учитываешь?
—Конечно, нет! Ваш класс в Америке относят к «нуворишам», но тебя и Ричарда так не назовёшь.
—Если бы не наш дед, который разбогател на развитии электроники, не знаю, к какому классу нас бы причислили. Вика, все эти классы условны. Нам с Ричардом, как и вам с вашими предками, просто повезло. Общество делится на людей и нелюдей. И с этим человечеству придётся смириться. Самое сложное — заставить человека уважать себя. Информация интересная, неожиданная. Спасибо! Ты здорово поработала. Могу я попросить тебя ещё пообщаться в Сети?
—С удовольствием! Я же не только для вас ищу информацию, но и для себя.
—Вика, ты великолепно работаешь с клиентами!
—Я привыкла общаться со своими героями на страницах романов, поэтому легко нахожу подход и к вашим клиентам. По интонации голоса порой сразу понимаешь, с кем имеешь дело.
—Ты придёшь в столовую?
—Спасибо, я уже поела. А вот и Ада снова!
—Володя меня подослал. Ему второй день не удаётся поговорить с тобой наедине. Он ждёт в саду. А я увожу Майкла в столовую! Мужчины там интересные темы подняли, хочется послушать.
—Ты и сама в разговоре активна. Мне нравятся твои неожиданные мысли.
—В таком кругу иначе и быть не может.

Майкл улыбается, с симпатией глядя на Аду.

Глава 7.3. Неизбежность

Как я люблю сидеть с детьми в столовой и наблюдать, как они едят. Теперь я понимаю маму, которая так переживала, когда я в детстве капризничала и отказывалась от еды. Татьяна Белова и Катюша Ромашова, в отличие от неё, никогда не заставляют малышей есть — и те уплетают за обе щёки.

Наверное, мама не могла быть со мной в детстве так часто, как хотелось, и пыталась компенсировать это двойной порцией нежности. Но избаловать ей меня не удалось. Вот и Валёк у Влада — серьёзный не по годам, с ним никогда не будет проблем. Хотя Машенька тоже умница, а Димочка вечно поглощён своими машинками. Вижу, как Белов с гордостью смотрит на сына.

— Вика, с какой нежностью ты смотришь на детей... — замечает Мария Михайловна. — Вспомнила, как ты однажды отдыхала с нами на озере. Обычно Серёжа не любил, когда я присоединялась к вам. Я потом ворчала на него, говорила, чтобы оставил мысли о тебе.
—А сейчас, Мария Михайловна?
—Не кокетничай! Прекрасно знаешь, как Серёжа к тебе относится. Если бы после школы ты не уехала в Петербург...
—А я рада, что вы с мамой уводили меня от него.

Он и сейчас для меня лучший друг. Головина это прекрасно видит.

— С каким аппетитом они кушают... Мама до сих пор с содроганием вспоминает, как её любимая дочка в их возрасте плохо ела.
—Я это замечала, когда мы приезжали к Аркаше на дачу.
—Я помню.
—Мариночка рядом с тобой всегда волновалась.
—У неё ко мне особое отношение.
—Никогда не пойму Марину. Зачем она отправила тебя в Петербург после школы? Сама же пишешь, как сильно среда влияет на становление личности в юности.
—Детям нужно давать свободу, Мария Михайловна.
—Но тебе она не помогла. Вика, ты любишь людей, но остаёшься равнодушна к их недостаткам — в этом твоё спасение. И пишешь ты настолько легко и будто небрежно, не задумываясь, поймёт ли читатель... И невольно вызываешь у одних уважение, а у других — раздражение.
—Почему?
—Потому что ты открыта в своих мыслях и бескомпромиссна — тебя невозможно зацепить. А в жизни ты всегда была актрисой, чего тебе многие простить не могут.
—Я тоже проявляла слабость, когда нужно было защищаться.
—Ты смотришь на мир проще, чем твоя мама.
—Мама более сдержанна, чем я. Смотрю на вас, на маму... Вы обе счастливы в семье, рядом с вашими мужьями.
—Марине с тобой было сложнее.
—А у меня их трое! — смеюсь я.
—Не иронизируй. Из тебя выйдет прекрасная мать. Я вижу, как трепетно ты относишься к детям Серёжи и Влада.
—Терпеть не могу строгих педагогов.
—А мой Серёжа обожает тебя за весёлый нрав.
—Хотя понимает, что в этом есть доля рисовки.
—Играя ту или иную роль, ты будто убегаешь от мыслей?
—Я с детства привыкла к игре, Мария Михайловна.
—Потому что уже ребёнком понимала не меньше взрослых.
—Я ничего не понимала, но постоянная тревога за свои неблаговидные поступки всегда со мной.
—А разве у тебя была причина для тревоги? Ты что, много плохого совершала?
—Для кого-то мои поступки были нормой, а я страдала из-за них.

Головина задумалась. Что-то в нашем разговоре явно смущает её.

Мария Михайловна сегодня особенно красива. На её лице никогда не заметно усталости. Её не съедают мысли, как меня. Хотелось бы научиться так же убегать от них.

— Ты какая-то бледная... — с беспокойством говорит она. — Вс-таки много работаешь за компьютером.
—Нет, Мария Михайловна, за компьютером я отдыхаю.
—Значит, что-то тревожит?
—Я волнуюсь за всех и обо всём сразу. Не умею отвлекаться, как вы. Иногда мне становится невыносимо от того, что я делаю.
—Ты о творчестве? Вика, ты всё прекрасно оцениваешь, поэтому не мучай себя сомнениями. Завистников и недоброжелателей у тебя всегда хватало, а сегодня ты стала ещё смелее и откровеннее в своих мыслях. А это не каждый способен простить.
—Да, я слишком избаловалась вашей любовью, глядя на ваши трепетные отношения в семье. Вы, будучи учёными, находите время для такой нежности к Серёже. А он с вами так бережен... Вы его очень рано родили.
—И Николай всегда уделял внимание сыну, хотя постоянно учился и работал. Он его очень любит.
—И вас!
—Да. Я тоже избалована мужчинами. Николай, кроме семьи и работы, ничего не знал. Таким же был и мой отец.
—Вы как-то мало рассказывали о себе.
—А ты со мной так откровенно никогда и не беседовала.

Головина произносит это с нескрываемым удовольствием. Мы так увлеклись разговором, что не заметили, как малыши убежали в детскую.

— Чему улыбаешься?
—Мария Михайловна, дети настолько привыкли к нашим разговорам, что научились не мешать — вот и убежали.
—Сейчас Валёк вернётся. Он быстро устаёт от Димочкиной энергии.
—Он боится, что я скоро уеду, поэтому тянется ко мне.
—Я заметила, как Зоечка радуется вашей привязанности к её внуку. Она ведь так мечтала соединить вас с Владом...
—Но Влад остался для меня всего лишь хорошим другом.
—Да...

Мария Михайловна грустно вздыхает. Она понимает: я знала её сына с пелёнок, и потому один навсегда остался в моём сознании братом, а второй — надёжным другом, как и Ромашов, только старшим.

Глава 8.3. Независимость

Жак Друэ доволен — первый тираж моей книги раскупили мгновенно. Я заметила, как он волнуется перед завтрашней презентацией. А у меня — одно лишь любопытство.

Спешить не буду. Дома, наверное, ещё никого нет.

— Вика!
—Франсуа! Рада, что ты решил встретить меня.
—Жак любезно предупредил, зная, что ты откажешься от его сопровождения.
—У него и без того много забот.
—Он переживает — боится, что тебя засыплют вопросами.
—Жак плохо меня знает, вот и волнуется.
—Именно это я ему и сказал по телефону.
—А где оставил жену?
—Отвёз домой, а потом — за тобой. Ну что, подготовил тебя Жак?
—Твоя мама пригласила на презентацию переводчика.
—Догадываюсь, что это Жан Дерём! Мы работали на одной кафедре в Сорбонне. Жаль, что мама убедила тебя говорить на русском.
—Франсуа, экспромты мне удаются только на родном. Надежда и сегодня думает по-русски.
—Вы обе до сих пор живёте в том прекрасном детстве. Ты постоянно возвращаешься к нему в творчестве. Давай заедем в один симпатичный ресторан — его посоветовала твоя подружка. Жаль, что послезавтра вы улетаете в Москву. Родители Наденьки возвращаются из командировки — и ты исчезаешь.
—Зато волноваться будете всего раз.
—Какие у тебя дальнейшие творческие планы?
—Через полторы недели я уже буду в Сан-Франциско. Не улыбайся! Мне нравится такая жизнь. Грустно только, что время летит так быстро.
—Я часто вспоминаю, как Надежда знакомила нас. В тебе было столько очарования!
—А я ту себя не люблю — за наивность.
—Время меняет всех. Скажи, как ты будешь говорить о зависти? Ты, к сожалению, уделяешь ей много места.
—Не стану спорить, Франсуа.
—Причина для зависти всегда найдётся. Ты доказала это своими книгами. Твои герои прекрасны. Иногда кажется, что ты их выдумала, а потом понимаешь — ты просто видишь в людях то, что другим недоступно.
—В этом нет секрета. Я пережила в жизни то, чего по природе своей не должна была. Я никогда не прощала себе ничего — даже в детстве. А вот поступки других меня почти не задевали.
—Даже если тебя оскорбляли?
—Ты же знаешь моё равнодушие к чужому мнению.
—А мнение читателей и издателей тебя не волнует?
—Ещё как волнует! Мой гонорар зависит от их мнения. Напрасно смеёшься.
—Я никогда не видел, как ты творишь за компьютером. Ты пишешь о себе?
—К сожалению.
—И к нашей радости! Считаешь, что родилась творческой натурой?
—Помню себя с трёх лет. И бабуля замечала, как я фантазировала.
—У вас с Надеждой особый вкус к жизни — и к одежде.
—Можешь это объяснить?
—Вы так любите себя, что одеваться для вас — удовольствие. Что смеёшься? Разве не прав?
—Не думала, что ты так считаешь о своей жене.
—Я за это её и полюбил с первых минут.
—Надежда с детства была избалована Татьяной Григорьевной и Владимиром Николаевичем. В отличие от меня, твоя жена никогда не страдала комплексами.
—Да...
—Её родители — образованные люди! Занимали высокое положение, как и их родители.
—Всё ты легко объясняешь. Иногда мне тебя жаль.
—Я слишком долго, Франсуа, пребывала в «коме».
—И всегда играла на людях.
—Не принимаю тех, кто улыбается в глаза, а за спиной смеётся. Но желание людей посмеяться над другими вызывает у меня лишь жалость.
—И всё же ты проявляла к ним отрицательные эмоции. Хотя и делала это по-своему.
—В этом моя беда, Франсуа.
—Серёжа не раз с сочувствием говорил о твоём артистизме. Я ему возражал — утверждал, что это твоя природа. Ты не играла, а пыталась защититься.
—Я пишу тогда, когда жить становится трудно.
—Ты родилась с аналитическим складом ума. Это заметно в каждой строчке. Можешь возразить, что это всего лишь стечение обстоятельств — счастливых и трагических.
—А в чём, Франсуа, ты видишь эти обстоятельства?
—Судя по тому, как ты задала вопрос, сама догадываешься.
—Мне интересно твоё мнение.
—Сейчас зайдём в ресторан, сядем за столик — и я объясню. Ты своим творчеством невольно зажигаешь нас.
—Но и раздражаю некоторых.
—В этом нет секрета. Ты живёшь в своём неповторимом мире, который недоступен даже для нас. Вика, ты не делишься праздником своей души ни с кем.
—Куда ты меня привёз? Здесь астрономические цены!
—Вика, я в состоянии провести прекрасный вечер с близкой подругой жены в самом дорогом ресторане. Здесь уютно. Тебе нужно отвлечься. Кстати, Надежда сама посоветовала это место, а Жак, узнав, поддержал.
—Прости!

Видимо, моя независимость будет преследовать меня всегда. Франсуа, кажется, понял это — он сдерживает улыбку, видя, что я уже обо всём забыла.

А что, если создать новый сюжет? Сделать сильных героев слабыми. Пусть Франсуа будет тем, кто влюбляется в подругу жены... Прекрасная интрига.

Франсуа сегодня особенно хорош! Тёмно-синий костюм с едва заметной полоской, белая рубашка... Сколько ресторанов мы посетили с ним и Надеждой, но вот здесь оказались впервые.

— Чему улыбаешься? Новый сюжет? Тебя будто и нет рядом. Не замечаешь даже своё любимое блюдо и вино.
—Я только выпью вина. Обидим Надежду — она сейчас на кухне старается.
—Мама и Татьяна Григорьевна ей помогают. Выпьем за твою многообещающую улыбку. В ней столько озорства! Признавайся, о чём думаешь? Я заметил в ней плутовство.
—Представила, что Франсуа увлёкся Викой и забыл на время о своей любимой.
—Себе ты не изменишь. И потом, вы с моей красавицей-женой так похожи — и внешне, и внутренне, — что рядом с вами я отдыхаю. Я рад, что у Надежды есть ты. Вы обе вносите в жизнь столько смысла, дополняя друг друга.
—И всё-таки ты не сказал мне всей правды.
—Вика, ты настолько надёжна, что нам с тобой ничего не грозит. И в том, что ты не опустишься до интриг в творчестве, я не сомневаюсь. Для тебя это слишком дешёвый и избитый сюжет.
—Браво!

Красивая и тихая музыка... Мы совсем разучились слышать тишину. Может, поэтому я и не создаю в творчестве интриг с изменами. Мне хочется покоя и красивых отношений.

— Притихла. Впервые вижу, как ты переходишь от действительности к виртуальной жизни. Тебя уже нет рядом. Ты смотришь на себя как на героиню.
—Франсуа, я всегда смотрю на себя как на отрицательный или положительный персонаж.
—И чаще видишь себя положительной героиней?
—Если наедине с собой. А когда сталкиваюсь с людьми, у которых вызываю негатив, становлюсь отрицательным персонажем.
—И играешь его с блеском.
—Вот ты сам и объяснил, почему иногда вызываю в людях неприязнь. Как бы здесь ни было шикарно, меня тянет в твой особняк, где нас ждут.
—Я рад, что смог вызвать в тебе новые — и, не сомневаюсь, интересные — мысли. Надеюсь, завтра на презентации ты удивишь прежде всего себя.
—Отвечая на вопросы твоих соотечественников?
—Тебя не волнует страна — тебе интересны только люди, которые тебя окружают.
—И природа, которая позволяет расслабляться. Мне уже хочется в Сан-Хосе.
—Там тебя ждут. Тебе не хватило в детстве главного — уверенности в себе.
—Никто не лишал меня свободы действий.
—Серёжа до сих пор не понимает, почему ты испытывала комплексы в юности.
—Зачем ты меня сюда привёз?
—Решила уйти от ответа? Завтра на презентации тебе могут задать такие же вопросы.
—Франсуа, на помощь придёт друг твоей мамы — он выручит.
—Возможно, тайна, которую ты от нас скрываешь, и есть причина твоего проникновения во всё.
—Вот и радуйтесь! Кто же ещё напишет вам сказки, которые вы так любите?
—Я вдруг вспомнил, как тогда в ресторане появился Лукин. Ричард и Сергей были в восторге от твоей проделки. Ты умеешь дарить сюрпризы — и какие! Своими поступками ты словно говоришь: «Я вам не напрашивалась. Сами создали эти обстоятельства — вот и выкручивайтесь, а я буду танцевать». Ты в тот вечер танцевала так раскованно и красиво. Словно унеслась в своё детство, в очарование юности. Я это тогда с удовольствием отметил — как, впрочем, и остальные. Лишь Лукин грустил и смущался, видя всеобщую доброжелательность.
—Хватит воспоминаний! Заводи машину. Я тебя не жду. Твоя мама уже дважды выглядывала из окна.

Особняк прекрасно смотрится вечером. Он напоминает мне детство у Сергея Ивановича Ромашова — там тоже во всех окнах горел свет, когда вечером собирались все.

Завтра на презентации я буду радоваться лишь одному — если получу от этой встречи что-то новое для себя.

  Глава 9.3. Презентация

«Эта девушка очень элегантна». Неплохое начало для презентации. Молодые люди в первом ряду рядом с Надеждой вызвали на её лице торжествующую улыбку.

Жак заметно волнуется. А мне… мне просто любопытно. Всё-таки Аннет умница, что в последний момент предложила в качестве переводчика своего коллегу Жана Дерёма. Он с интересом поглядывает на меня. Видимо, отметил, как и эти ребята, что я сегодня превосходно выгляжу. Не зря же заскочила в салон красоты.

Жан Дерём, кажется, внимательно изучает аудиторию, понимая, что «переводить» мои мысли ему придётся с трудом. Уже отметил оригинальность и неожиданность моих суждений.

Кажется, я начинаю волноваться не меньше Жака. Посреди сцены поставили столик. Зал замер, словно затаив дыхание. Хорошее начало. Значит, моя книга им понравилась. Я писала в первой книге о детстве и юности, но, как с удовольствием отметил Дерём, добавила туда много «философских рассуждений».

— Вика, начинай!
—Интересное начало. Я уже минут пять на сцене. Все, наверное, думают, что я организатор.
—Это мой сценарий. Хочется внести оригинальность. Посмотри, с каким нетерпением ждут твоего выхода!
—А я по сценарию не умею работать.
—Это для тебя работа?!
—Мне хочется отработать достойно те деньги, что потратили на билеты.
—Они, Вика, на это и рассчитывают. Посмотри в зал!

Дерём, я вижу. Вика, соберись! Сегодня мне не хочется быть серьёзной. Сейчас какая-нибудь дама или господин непременно спросят о морали или политике.

Светловы и родители Франсуа смотрят на меня спокойно. Значит, уверены, что я справлюсь. Подружка заметно нервничает, а Франсуа, зная мою улиточью природу, кроме интереса ничего не испытывает.

— Мы поняли, Вика, что тебе нравится этот спектакль, но не подводи Жака. На нём лица нет. Никаких самодеятельностей!

Жак немного знает русский и, кажется, понял значение слов Дерёма. Похоже, Жан готов.

— Начинай, Вика! Только без самодеятельности!
—Я уже волнуюсь.
—Отойди от столика вправо, чтобы меня было видно. Начинай!
—Вика, пощади Жака! Хватит импровизаций.
—Вы посмотрите, какие аплодисменты! Пусть думают, что я долго учила это приветствие на французском.

Жан Дерём довольно улыбается. Франсуа одобрительно кивает — начало, мол, замечательное.

— Я впервые перед такой большой аудиторией и поэтому волнуюсь.

Снова аплодисменты. Дерём ещё не перевёл мои слова. Возможно, в зале много тех, кто понимает по-русски. Не удивлюсь, если половина зала — мои соотечественники.

— Вика, что ты делаешь? Зачем говорила в микрофон по-французски?
—Браво! Продолжайте по своему сценарию.
—Посмотри, как оживились те молодые люди в первом ряду! Они знают русский.

Жак сел рядом с Франсуа. Хорошее начало. Кажется, успокоился. Жаль, что в зале нет Ромашова с Кирилловым — они бы меня поддержали.

— Вот тебе и первая реплика из зала.
—Переведите её мне на русский в микрофон.

Ребята в первом ряду уже улыбаются, глядя на переводчика, но в зале тишина. Все ждут моего ответа. Только бы не перейти на французский — если догадаются, что я его знаю, потребуют говорить на нём. Но без Дерёма я могу провалить презентацию.

Пауза затянулась. Все ждут, понимая, что на вопрос можно ответить двояко. Для меня он сложен. Попытаюсь. Надежда волнуется.

— Люблю ли я правду? Я часто задаю себе этот вопрос в жизни, но в творчестве — никогда!

Жану Дерёму понравилось моё начало.

— Когда я говорю правду? Только если уверена, что меня поймут. А в творчестве я всегда правдива. Автор должен уважать читателя. То, о чём пишу я, любой из присутствующих, возможно, говорит себе каждый день. Иначе вы не пришли бы на эту презентацию. Кто-то пришёл из любопытства, кому-то хочется откровенного разговора.

Кажется, выкрутилась. Дерём переводит дословно. И всё-таки Жак уже осмелел и, наверное, жалеет, что согласился с Аннет. Пока я с Жаком согласна — интонации Дерёма не похожи на мои. Но кто знает, какие вопросы из истории Франции мне зададут, а Жан, профессор Сорбонны, может выручить в трудную минуту.

— Вика, замечательный вопрос: «Как Вы относитесь к событиям в России в августе 1991 года?»
—Пожалуй, я отвечу так: «Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма».

Франсуа не удержался и захлопал. Жан Дерём с улыбкой переводит мои слова. Узнал цитату из древнейшей книги Ветхого Завета!

Кажется, аудитория принимает меня с симпатией. Свободных мест нет.

Жак уже успокоился, и мне дышится легче. Отвечая на вопросы, я невольно смотрю на него.

— Вика, зрители встречают вас тепло. Вот первая записка: «Как Вы относитесь к сегодняшним событиям в России?»
—Могу я напомнить замечательные мысли Перикла?
—«Я держусь того мнения...»
—Да! Прочитайте записку.

Зрители с симпатией наблюдают за нашим диалогом с Жаном Дерёмом и терпеливо ждут. Всё же спокойнее, когда рядом профессор истории. Он сдерживает мои эмоции.

— Спасибо за хороший вопрос. Позвольте мне вспомнить мудрые мысли правителя Греции времён её расцвета, Перикла: «Я держусь того мнения, что благополучие государства, если оно идёт по правильному пути, более выгодно для частных лиц, нежели благополучие отдельных граждан при упадке всего государства в целом. Ибо если гражданин сам по себе благоденствует, между тем как отечество разрушается, он всё равно гибнет вместе с ним».

— Браво!

Франсуа не сдержался. Его в зале поддержали. Светловы и родители Франсуа довольны. Надежда наконец расслабилась. Как же она боялась моих импровизаций. Милая моя подружка, зачем мне чужая зубная боль? Не стоит опускаться до обличения слабостей других — они всё равно не поймут. Опыта в таких вопросах у меня достаточно. Не изменить психологию обывателя. Бездельники с поверхностными знаниями пытаются менять мир. У разумного человека нет на это времени — он дорожит каждой минутой и хочет лишь одного: чтобы ему не мешали творить. Настоящей жизни без творчества не бывает.

Глава 10.3. Неожиданный звонок

— Вика, возьми трубку! — позвал Франсуа. — Незнакомый голос...
—Спасибо! — взяла я трубку. — Привет... Да, отдыхала... А ты уже в Париже?.. Специально прилетел на презентацию?.. Согласна! Мой ангел-хранитель в лице Надежды сегодня не давал мне идти на компромиссы... И да... Мне тоже надоело изображать из себя обличительницу... По природе я ангел, говоришь?.. Это я всегда знала. Но во мне есть один большой недостаток... Молодец! Я не люблю, когда в мою жизнь вмешиваются, и чтобы поставить таких на место, иногда просто улыбаюсь их активности... Ты был в зале?.. Мне тоже понравилось. Обстановка была прекрасная! Я чувствовала себя так комфортно. Эта презентация нужна была мне, чтобы понять, на чём стоит сосредоточиться в письме... Не возражаю! Меня ждёт сюрприз? Любопытно... Почему удивлена?.. Мы с тобой едва знакомы... Но я завтра лечу в Москву... Благодарю, что разрешил заехать... Нет!.. Планы изменились... Я сразу улечу в Сан-Хосе, к деду... Спасибо, что объяснил причину своего трёхлетнего исчезновения. Хотя... Да, ты прав... Я тоже рада... До встречи!

— Шёл мимо, услышал, как ты попрощалась с загадочным незнакомцем, — раздался голос Франсуа. — А наш белоснежный айсберг почему-то порозовел. Ты сейчас необыкновенно красива, хотя твоя аристократическая бледность тебе тоже к лицу. Женщины уже накрыли на стол. Отдохнула? Мне показалось, ты совсем не волновалась.
—Франсуа, я сразу почувствовала доброжелательность в зале.
—Вика, но ты пишешь так легко и искренне, что иного отношения к тебе и не может быть.

Как же он ошибается. Именно моя искренность вызывает у многих неприятие.

— Танечка, посмотри, как блестят у Вики глаза! — воскликнула Аннет.

После этих слов все взгляды устремились на меня.

Всё же я заслужила это внимание. Вряд ли, конечно, все будут обсуждать, как прошла презентация. Скорее, её продолжение развернётся прямо за столом. Жак и Жан Дерём любезно отказались от приглашения. Завтра мы все улетаем в Москву.

Надежда уже грустит — она знает, что без нас их дом опустеет. Хотя родители Франсуа поживут здесь ещё месяц.