ВЕРА

Глава 31

Последнюю ночь перед решающим судебным заседанием Вера не спала. Она в сотый раз прокручивала в голове слова адвоката, пытаясь удержать в памяти каждую деталь, каждое важное обстоятельство. Фразы, которые он произносил во время их долгих бесед, звучали в её сознании, словно мантра. Она представляла, как будет отвечать на вопросы судьи, как будет отстаивать свою позицию, как будет защищать себя перед лицом обвинения. В памяти всплывали моменты их последних встреч с адвокатом: его спокойный голос, уверенные жесты, проницательный взгляд. Он говорил о доказательствах, о стратегии защиты, о том, как важно оставаться хладнокровной и собранной.

Часы тикали неумолимо, отмеряя минуты до рассвета. Вера ходила по камере, то и дело останавливаясь у окна, чтобы посмотреть на волю. В её голове роились мысли: что если она что-то упустила? Что, если забыла какой-то важный аргумент? Что, если не сможет правильно сформулировать свои мысли в нужный момент? Она достала блокнот с записями, перечитывала заметки, подчёркивала ключевые моменты, делала новые пометки. Каждая деталь могла оказаться решающей, каждый аргумент мог склонить чашу весов в её пользу.

Вера знала, что завтрашний день определит её судьбу, и она должна быть готова ко всему. Рассвет медленно окрашивал небо в нежные тона, а Вера всё продолжала повторять про себя слова адвоката, пытаясь ничего не забыть, ничего не упустить. Сегодня будет тяжёлый день, но она должна быть готова. Она должна победить.

Бурду, которая называлась завтраком, она есть, не стала. Только пила и никак не могла насытиться. Наконец, за ней пришли, и она, глубоко вздохнув, вышла из камеры. Заседание началось сразу с допроса Веры

– Вы будете давать показания? – спросил судья

– Да, я готова. С Корольковым мы росли вместе в моей семье, и я всегда испытывала к нему необъяснимую жалость. Он был словно одинокий птенец, выпавший из гнезда: без отца, без матери, брошенный на произвол судьбы. Вечный цыганёнок — так прозвали его мальчишки во дворе. Помню, как он вечно ввязывался в драки, сражался отчаянно, до последней капли сил. Его кулаки всегда были сбиты в кровь, а на лице читалась такая боль, что у меня сжималось сердце. Никто не любил его — ни дети, ни взрослые. Для всех он оставался чужаком, изгоем, которого лучше было обходить стороной.

А я… я не могла пройти мимо. Может, потому, что видела в его глазах ту же тоску, что жила в его душе. Я жалела его, пыталась помочь, хотя он редко принимал мою помощь. Годы шли, мы взрослели, и то хрупкое подобие дружбы, что существовало между нами в детстве, рассы;палось в прах. Наши отношения — нет, уже не наши, а его с окружающим миром — стали настолько далеки от всего человеческого, от всего того, что принято считать родственным теплом и заботой, что порой мне казалось: то, что я видела в детстве, было лишь иллюзией.

Он окончательно замкнулся в себе, превратившись в человека, которого боялись даже те, кто когда-то травил его. И только в моих воспоминаниях он остался тем одиноким мальчишкой, которому так хотелось подарить немного тепла и понимания. В зале судебного заседания стояла такая звенящая тишина, что Вера невольно ёжилась от этого давящего безмолвия. Казалось, даже часы перестали тикать, а воздух застыл тяжёлым, свинцовым одеялом. Все присутствующие — судья, прокурор, адвокат, свидетели и зрители — не отрываясь, следили за каждым её движением, за малейшим изменением в выражении лица.

Её голос, обычно такой твёрдый и уверенный, сейчас звучал непривычно тихо, словно она боялась нарушить эту гнетущую тишину. Вера рассказывала о том, как он впервые попал за решётку, как судьба снова привела его в места не столь отдалённые, и как зона постепенно меняла его — ломала, перековывала, превращала в того, кем он стал впоследствии. Когда же пришло время рассказать о том страшном дне, когда Корольков совершил своё преступление, силы вдруг покинули её. Руки предательски задрожали, она налила воды, поднесла к губам и выпила залпом, будто пытаясь залить водой горечь воспоминаний.

Медленно повернув голову, она встретилась взглядом с дочерью. В этих глазах читались боль, стыд и бесконечное раскаяние.— Прости, — прошептала она, и эти слова повисли в воздухе тяжёлым, свинцовым облаком. В этот момент время, казалось, остановилось. Весь зал затаил дыхание, понимая, что сейчас произойдёт что-то по-настоящему страшное, то, о чём лучше бы никогда не вспоминать.

Рассказ об изнасиловании отнял все силы Веры. Она смотрела на прокурора, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли и воспоминаний. Каждое слово, произнесённое во время показаний, отзывалось в ней острой, почти физической болью. Прокурор, по долгу службы обязанная сохранять беспристрастность, сейчас не могла скрыть своих эмоций. В её глазах читалось сочувствие, понимание той боли, которую пришлось пережить Вере. Она наклонилась чуть вперёд, словно пытаясь стать ближе, сделать этот момент менее формальным, менее отстранённым.— Я понимаю, насколько тяжело вам дался этот рассказ, — тихо произнесла прокурор, и в её голосе прозвучала искренняя забота. — Но ваши показания крайне важны для того, чтобы справедливость восторжествовала. Вера кивнула, но слова застряли в горле. Она чувствовала, как слёзы подступают к глазам, как дрожат руки. Всё тело будто налилось свинцом, каждая клеточка помнила тот ужасный день.

— Спасибо вам за смелость, — сказал адвокат, и в его словах звучала не просто формальная благодарность, а настоящая признание за то, что Вера нашла в себе силы пройти через это испытание.

Эти слова немного успокоили Веру. Она знала, что впереди ещё много трудностей, но сейчас чувствовала, что не одна. Что есть люди, готовые поддержать её в этой борьбе за справедливость. Когда Вера сказала о том, что забеременела, дочь все поняла и крикнула

– Мама, как же так.

– Прости, меня, дочь.

Когда рассказ был закончен, стали задаваться уточняющие вопросы, на которые Вера была обязана отвечать. Но вот, наконец, судья сказал – Присаживайтесь – и она рухнула на стул.

– На этом судебное следствие объявляется закрытым. Переходим к судебным прениям. Слово для поддержания обвинения представляется прокурору.

– Ваша честь, это намеренное причинение зла, за причиненное зло или обиду подсудимая совершила убийство из мести. За детей, за поломанную судьбу сына и дочери. Но это преступление, и его совершила именно она. Я думаю, ваша честь, что ни у вас и ни у кого из присутствующих в зале не может вызывать сомнения, в том, что Михеева полностью изобличена доказательствами и собственным признанием. Я обвиняю ее в убийстве без смягчающих обстоятельств. То есть я настаиваю на том, что она не совершила убийство в состоянии аффекта, как старался нам доказать адвокат. Ведь под аффектом мы понимаем кратковременную эмоцию, которая на самом деле не лишает человека возможности руководить своими действиями и отдавать им отчет. Минимальное наказание за это тяжкое преступление — это шесть лет лишения свободы, но действительно на подсудимую свалилось страшное горе, кроме наркомана сына, она узнала, что и дочь едва ли не была втянута в это ужас. Потом она впервые предстала перед правосудием, ни в чем плохом ранее не была замечена. Я уверена, что она должна отбывать реальное наказание, потому что совершила убийство. Но я считаю, что это наказание должно быть ниже нижнего предела, и я прошу вас признать ее виновной в простом убийстве и назначить наказание ниже низшего предела в виде четырех лет лишения свободы. У меня все.

– Слово предоставляется адвокату подсудимой

– Я согласен с прокурором, что когда совершается убийство человека, то да, можно назначить четыре и шесть лет. Но человека! А разве можно назвать этого урода человеком? Нет, ваша честь, нельзя! У кого повернется язык назвать его человеком после того, как он совратил свою сестру, подсадил на наркотики сына и хотел переспать со своей дочерью, у меня нет слов! В городе, где Корольков творил беспредел, никто о нем уже не вспоминает, а многие вздыхают спокойнее, они успели уберечь своих детей. Я понимаю доводы прокурора, она выполняет свою задачу – обвинить и наказать, но если вы хотите, чтобы свершилось правосудие, то мою подзащитную надо освободить. Она должна еще вытянуть сына, у нее престарелая мама и дочь сейчас в полной растерянности. Она нужна своей семье. Уважаемый суд, пусть свершится правосудие.

- Спасибо. Суд удаляется для принятия решения.

- Встать – сказала секретарь.

Продолжение