Из дневниковых набросков

Когда отвар целебных трав


Не отводил от смертной тени,

И хор молитв, бессильным став,

Смолкал на каменных ступенях,


Когда в лампадке фитилёк

Дрожал, как жизнь дитя в кроватке,

И каждый вздох был так далёк,

И лоб пылал от лихорадки...


Тогда решались на обряд,

Что древних идолов темнее,

Где жар печи, не зная чад,

Сжигал болезнь.


На створ лопаты — тельце то,

Как будто новый каравай,

И в зев, где пламя ждёт его,

С шипеньем: «Хворь, сгори долой!»


Вернуть дитя в утробу-печь,

Чтоб возродилось в новом теле,

Иль грань последнюю пресечь,

Чтоб ангелы отпеть успели.


О, страшный выбор, жуткий миг,

Где пламя — и судья, и лекарь,

И слышен материнский крик...

Так было в нашем тёмном веке.


А коль змея ужалит вдруг,

Иль лихорадка тело гложет,

То горсть родной земли вокруг

На рану бережно положат.


Земля-кормилица, она

И яд, и хвори принимает.

В ней святость древняя дана,

Она и лечит, и карает.