Однажды в... ссср. глава 12

                ГЛАВА 12

Эта зима провьюжила-пролетела для наших героев необычайно быстро.                Для тёти Туси она была окрашена в ярчайшие цвета запретного романа, и чтобы скрыть его, надо было иметь способности разведчика.                Иван такими точно обладал. Он парковал «Москвич» за две улицы от дома тёти Туси, являясь только вечером, после её работы и до прихода Яна.                Часок запрятанного счастья — и сутками воспоминания о нём. Что для Ивана, что для неё — зима была весною.               
А Ян с друзьями эту зиму упорно занимались всем, кроме учёбы: искусством боя, стрельбой из самострелов и игрой на гитаре.                Причём теперь их было уже трио гитаристов — Ян тоже загорелся этой страстью. Их репертуар постепенно расширялся, так как Глеба накрыло сочинительством настолько, что он умудрялся сочинять тексты прямо на уроках. А после них он подбирал мелодию и одевал её в гитарные аккорды.                На празднике 8-го Марта в школе они произвели фурор, спев пару песен Глеба в три голоса так бархатно и с таким чувством, что заполнившие зал старшеклассники наградили их громом аплодисментов и дважды вызвали на «бис».                И в первый же после праздников день учёбы Глеб получил записку от восьмиклассницы Наташки Семененко — отличницы и дочери командира гарнизона — пойти после уроков в рощу погулять.                Такое же предложение пришло и Яну от Наташкиной подруги Светки, весёлой разбитной девчонки, сменившей уже пару кавалеров. Но оба друга мягко отказались. Не до того им было.                Всё это время они втроём упорно работали над усовершенствованием самострелов. Стреляли все трое одинаково метко, сбивая пустые консервные банки с двадцати шагов: из десяти —  сначала пять, потом семь, а к весне и все десять раз.                В апреле неожиданно солнышко пригрело так, что пальто и шубки слетели с плеч школьников и повисли на вешалках в уютных деревянных гардеробах, а их место заняли пиджаки, курточки и болоньевые плащи.                Глеб расстарался и через отца достал на базе райпотребсоюза три одинаковых плаща. Ему и Мишке подошли, а Яну плащ был чуть коротковат. Зато, когда три друга в плащах, как в униформе, появились в школе, их популярность возросла в разы.
                ——————————————————
«Музыкальный мир» сегодня открывался в одиннадцать, воскресенье всё-таки… Можно не торопиться, поваляться в кровати; потом в пол десятого по телеку «Будильник», понятно, что передача детская, но всё равно интересно, а после неё, в десять – «Служу Советскому Союзу».                И всё это под бутеры с любительской колбасой и сладким чаем! Мама, конечно, бубнит, мол, бутерброды никакая не еда, завтрак должен быть полноценным и к тому же, не пялясь в экран, и всё такое.                Папа при этом строго выглядывает из-за газеты, вроде он на маминой стороне, но Глеб знает, что это не так, он тоже любит бутерброды с чаем и тоже при этом глазеет в экран или в газету…                Ровно к одиннадцати Глеб подошёл к магазину. Он давно хотел попробовать поменять на гитаре акустические струны на нейлоновые. Не то, что бы ему не нравился металлический оттенок выдаваемых им аккордов; просто интересно, какой звук дают нейлоновые струны. Ну а если не понравится - всегда можно поменять обратно…                Вытащил из кармана мятые рубли. Хватает, еще и останется! Глеб купил струны и айда на голубятню: сперва птиц покормить, затем уже и струны поменять. Погода сегодня хорошая, можно голубей выпустить, пускай себе полетают!.. Когда по лестнице на голубятню поднимался, обратил внимание вдруг – что-то непривычно тихо; обычно воркуют — как чувствуют, что Глеб идёт, а тут тишина такая, как будто все спят мёртвым сном. Поднялся, подошел к  двери и похолодел… дверь в голубятню не заперта! Первая мысль – украли! Толкнул дверь ногой и остолбенел! Лучше бы украли!                Весь пол был покрыт… тушками голубей!                Как молнией пробило: «Они что, мёртвые?! Как это?!.. Нельзя вот так всем взять и умереть!.. Нельзя!..» — И вдруг осознание: «Потравили?!» И заорал что есть силы: «А-а-а!.. Твари! Убью!»                И видно так мощно, от всей души заорал, что все силы на это потратил, совсем не осталось сил. Опустился на стул, привалился к дверному стояку и заплакал… Таким его и увидели Мишка с Яном…                Долго сидели молча, каждый думал о своём и все об одном и том же. Вдруг Мишка подскочил и бегом с голубятни: куда – ни слова, ни намёка. Вернулся минут через десять с мешком и лопатой:
— Нужно собрать и похоронить.
Тут же засуетились, сосредоточенно принялись за работу. Мишка поднял корм с пола и понюхал:
—Ребята, это крысиный яд. Мы таким в деревне крыс травили.
Ян с Глебом подняли головы, посмотрели на Мишку, но ничего не сказали. Какая разница – чем! Голубей-то не вернёшь!.. Закопали их прямо в мешке в перелеске – можно сказать – окраина города, лучше места не найдешь. Постояли, помолчали… А что говорить-то? Это же птицы, а не люди, вроде как нет надобности в последнем слове… А вот найти и отомстить - есть потребность!.. И ещё какая!.. Только вот где искать… Не будешь же каждого встречного-поперечного расспрашивать: кто что видел. Да и в милицию не пойдёшь – не тот случай…                Поплелись на голубятню — нужно нервы успокоить и военный совет держать. Правда, никто не знал, с чего начинать, но злость не уходила, а потому все были настроены решительно… Поднялись на голубятню, расселись. Ян взял первое слово:
— Кому они могли мешать?
Мишка вопросительно поднял на Яна глаза:
— Кому?! Голубятня хоть и недалеко от жилых домов, а тут, возле сараев и нет никого!.. Глеб, а кто у тебя враги? — спросил и тут же понял, что сморозил глупость. Глеб, как самый пострадавший молчал, уткнувшись глазами в пол.                Он искал себе объяснение, как такое может быть, что люди страшнее зверей! Что должно быть в башке человека, который осознанно убивает! К тому же убивает того, кто и защититься-то толком не может! Он вообще, этот изверг, имеет право жить среди нормальных людей?!                От этих мыслей его отвлёк свист. Ребята прислушались. И снова кто-то свистнул. Мишка встал и направился к выходу; вышел наружу и посмотрел вниз – господи, боже мой — Галка-давалка собственной персоной!                Деваха лет двадцати пяти, симпатичная и с приличной фигурой. Только вот всегда «под градусом» и всегда не против — за деньги. Не за большие деньги!
— Глеба позови, китаец!, — Галка и в этот раз была не самой трезвой.
— Я не китаец, я – японец!, - серьёзно ответил Мишка.
— Хорошо, японец, Глеба позови!, — видно было, что Галка не отступит.
—  А зачем он тебе?                —  Не твоего ума дело, китаец!, — она смачно сплюнула                Тут из голубятни показались Ян с Глебом, видно, любопытство верх взяло — с кем там Мишка переговоры ведёт.
Увидев друзей, Галка запела:
—-Гле-ебка, на портвешок подкинешь?
—-С каких дел? Иди, куда шла, — Глебу было уж совсем не до неё, и он повернулся, что зайти внутрь, но Галка его опередила:
-— А не хочешь узнать, кто к тебе ночью на голубятню заглянул? – губы молодой женщины растянулась в широкой улыбке.
Все трое моментально сбежали вниз.
—Кто? Говори! — одновременно в три голоса вскричали пацаны.
Галка молча протянула руку с открытой ладонью.
-—Вот чёрт!, — Глеб полез в карман брюк, достал деньги — два рубля с мелочью.                Галка сунула рублики в карман ветровки и стала пересчитывать мелочь. Это давалось ей с невероятным трудом! Глеб готов был взорваться, но терпел. Наконец, она закончила пересчёт:
—-Хватает!
—-Ну не тяни!, — Глеб прямо разрывал её глазами.
—Вчера, ночью, я тут неподалёку с одним… кавалером командировочным была — Галке как будто доставляло удовольствие держать парней в томительном ожидании. — Мы на скамейке приладились. Только я к нему на колени примостилась и…
— Слышь, ты давай без этих подробностей! — заорал Глеб.                Галка вздрогнула:                — Лелюх со своими… — проговорила она, повернулась и исчезла, будто её и не было..
На следующий день Глеб появился в школе — чернее тучи. Губы стиснуты, в глазах — огонь.                На большой перемене они собрались втроём.                — Кто сможет подтвердить, сбрехала Галка или нет?                — Давай я с Генкой Загорулько переговорю? — предложил Ян, — они с Лелюхом как будто в корешах.                — Так он тебе и скажет?                — Не скажет, так не скажет… А я попробую, тем более что слышал: между ним и Вовкой чёрная кошка пробежала. Не поделили что-то.                — Ну, давай! — заключил Мишка.                На следующей перемене Ян поймал Загорулько, курившего за стеной дощатого туалета.                — Что, рыщешь? Покурить? Не дам… — недружелюбно встретил его Генка.                — Да нет, Ген, ты бы мог узнать, кто потравил у Глеба голубей? Не Вовки Лелюха работа?                При упоминании Лелюха глаза Загорулько зло блеснули:                — Узнать-то не проблема. А что я за это получу?                — А что ты хочешь?                — Пятёрку.                — Не… трояк.                — Трояк… ну ладно. Завтра доложу.                На следующий день друзья пришли пораньше, чтоб подкараулить Генку до уроков. Они ещё издали заметили его в помятом синем пиджаке с расхристанной грудью, и Ян пошёл ему навстречу.                — Ну что? Узнал? — Загорулько кивнул:                — Вчера перебазарил с Тосиком, ну, тот что под Лелюхом, шестёрка. Лыбится… Точняк его работа.                — Уверен?                — Зуб даю! А, где трояк?                При этих словах Генки лицо Глеба побледнело, как у мертвеца:                — Трояк получишь. Лелюху скажи, мы послезавтра будем ждать его в парке у тира. Там народу не бывает, да и до лета тир закрыт. В четыре. Передашь — получишь трояк, — с этими словами он кивнул Мишке и Яну, и они пошли, но не в школу, а к Мише во двор.                И там до ночи били макевару, отрабатывали удары и стреляли по консервным банкам. На следующий день — то же самое.                А потом разработали план, душой которого, конечно же, был Мишка, не вылезавший раньше из тира и знавший все входы и выходы.               
Перед тем, как расходится, Глеб неожиданно выдал:                — Слышь, пацаны, тут вот какое дело… Что ждёт нас завтра, я не знаю. Их семеро, и у всех свинчатки. Дерутся — ещё с горшка в детском садике, и навыки имеют. А может и с финками придут. Я тут недавно прочитал. Короче, а что если мы… прямо сейчас… побратаемся!                — Как это — побратаемся? — искренне удивился Мишка. Про самураев он такого не слыхал. Ян тоже смотрел на Глеба с открытым ртом.                — Кровью побратаемся. По обычаю древних скифов, которые может и есть наши предки. Вы знаете, что скифские курганы разбежались от нас по всей Украине и аж до самого Крыма? Значит, скифы тут и жили. Храбрее их народа не было. Им древние греки дань платили, и даже сам Александр Македонский не смог их победить. — Глеб помолчал. — Короче, надрезаем руку, кровь собираем в чашку с водой и выпиваем каждый по очереди. До дна. Так что, братаемся? Возражения есть? Или боится кто?                Его друзья молчали. Над ночным двором повисла тишина. Её нарушил Глеб:                — Молчание — знак согласия? Ну и ладно. Давай, Мишаня, неси нож, да поострее, и воды.                Мишка метнулся в дом. Сердце у него стучало:                «Вот это да! Побрататься кровью — это, конечно не харакири, но всё равно классно! И это в моём дворе. Братство по крови. Навеки. У меня было двое друзей, а теперь будет два брата! И каких брата! Да я за них…» — и через пару минут он вышел с чашкой и ножом.                Эти минуты показались Яну часами. Его сердце колотилось так же быстро и неровно, как и у Мишки, а мысли прошивали голову широкими стежками;                «Да… Глеб, конечно, для меня... нет слов. И друг, и брат, и даже больше. Когда отца не стало, он, как скала, всегда могу опереться. Мишаня тоже. Хоть и недавно дружим, но будто сто лет его знаю. И понимает с полуслова, и за какие-то полгода переиначил нас. Совсем на другую изнанку вывернул. Бойцами сделал. И правильно он говорил: «Не мастерство, но дух решает всё». И это он — никто другой — вогнал в нас этот дух. Но… а что бы мне сказал дедушка Изя, если б узнал, что я братаюсь кровью с гоями: один — русак, другой — японец? Что б он сказал? Нет, не кричал бы, он всегда тихо говорил. Но никогда бы это не одобрил. Ни в Торе, ни в Талмуде ведь такого нет, чтобы брататься кровью. А дедушка учил, что Тора — есть закон. Закон, благодаря которому и удалось народу нашему пройти сквозь смерть и муки в чужих враждебных землях и выжить. И вновь соединиться. Построить государство на земле обетованной. Да ещё и какое! Чёрт, что же делать? Сказать им «нет»? Но Мишка с Глебом «за». А если откажусь и потеряю их?..»               
Глеб первый закатал рукав, занёс левую руку над чашкой, приставил к кисти нож и… несколько алых капель крови упало в воду из небольшого надреза. Затем он протянул чашку и нож Яну.                Тот глубоко вздохнул, посмотрел на Мишку, одобряюще кивнувшего ему, зажмурил глаза и… полоснул себя по руке. Скривился от боли. Не рассчитал, кровь побежала струйкой, и он зажал рану губами.                Последним то же сделал Мишка. С невозмутимым видом самурая, уверенного в том, что так и надо, он надрезал кисть у основания ладони, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Вода в чашке окрасилась в темно-алый цвет.                — Теперь мы должны поклясться своей и нашей общей кровью, что мы — навеки братья. Что никогда не предадим, а если надо, то и умрём за брата своего! И биться будем до победы! — торжественно провозгласил Глеб.                Перед глазами Яна невольно возник актёр Черкасов из фильма «Александр Невский», таким же тоном заявлявший: «А кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет!»                Глаза Глеба при этом расширились и пылали, а голос звучал так взволнованно и жарко под низким весенним небом, затянутым чёрным бархатом ночи, что вместе с ним и Ян, и Мишка до глубины души прониклись остротой минуты, и, осушив по очереди ритуальную чашу, вдруг в едином порыве обнялись втроём, соприкоснулись головами и так стояли долго.                И каждому казалось, что с этого момента они стали другими. Повзрослевшими.                Осознавшими, что отвечать теперь придётся каждому не только за себя, но и за братьев. Беречь и защищать их. И не только их. Их близких и родных тоже.                И это было новое чувство — быть братьями. Ведь ни у кого из них раньше не было брата. А теперь есть.                Пора по домам. Завтра бой.
                Продолжение в Главе 13.               
                ———————————————