Сильная до неприступности, слабая до хрупкости

Он видел немало лиц, пережил много событий, познал многое. Но лишь в ней, в этой единственной женщине, обрёл тот самый свет, что прорезал привычную тьму его мира.

Человек привычки и сдержанности, он был пленён безвозвратно. Её дерзость не раздражала — восхищала. В глазах искрилась непокорность, когда она осмеливалась перечить его устоявшимся взглядам. Её ум, острый и проницательный, казался редчайшей драгоценностью в мире, где большинство лишь стремилось угодить.

Женская хитрость присутствовала — но причудливо смешивалась с такой нежностью, что его сердце училось биться в новом ритме.


Она была верна, как рассвет, неизменно следующий за ночью. Но эта верность не означала слепого подчинения. Она умела отстаивать границы и принципы с гордой неприступностью, достойной королевы. И эта сила лишь добавляла очарования.


Иногда она позволяла себе быть поразительно слабой — трепетной, ищущей защиты в его объятиях. Это сводило его с ума.


Её душа… О, её душа была бездонной вселенной, которую он открывал заново каждый миг. Красота исходила изнутри — истинная, не требующая поклонения, но незримо притягивающая.

Сложность характера не пугала, а манила. Это был не лабиринт, а горный массив: каждый пик хотелось покорить, каждую долину — исследовать. Она была подлинной, живой, дышащей реальностью в его упорядоченном мире.


В ней смешались:

· гордость, возвышавшая над суетой;
· мудрость, дарившая проницательность;
· молчание, красноречивее любых слов.


И всё это окутывала тихая страсть, пронзавшая до костей. В ней была искренность ребёнка, обезоруживавшая, и благородная сдержанность — редкость в современном хаосе.


Она владела собой, как львица в затишье перед прыжком. Эти контрасты делали её единственно желанной.


Красивая, но не делавшая из внешности культа, она предпочитала добиваться всего умом и талантом. Это вызывало не просто уважение — глубочайшее восхищение.


Она жила честно, так, как чувствовала. Не боялась правды, даже если многие желали ей зла за характер, не вписывавшийся в рамки.


Живая и сложная, сильная до неприступности и слабая до хрупкости — она была обычной женщиной среди многих. И всё же особенной. Никак не "как все". Подобных нет.


У неё не было полутонов — только крайности, чистые краски, живые эмоции без берегов. Она была способна на вечную любовь и преданность. За честь и счастье близких готова была жизнь отдать.


С чужими — холодна и подчеркнуто вежлива. Сознательно выбирала образ высокомерной, уверенной в себе эстетки — как щит от чужих взглядов и суждений. Ярлыки общества её забавляли.


Они так удивлялись, узнав, что эта "каменная леди", способная "наступить каблуком на горло любому", умеет:

· готовить любимому вкусный ужин;
· превращать дом в уютное гнездо;
· помогать бездомным животным, брошенным детям, старикам.


Образ сильной, бесчувственной стервы не совмещался в их головах с её подлинной сущностью. А она не стремилась ничего доказывать. Не подпускала близко, не тратила себя на оправдания. Разбивала стереотипы не словами — делами.


Боролась за правду, справедливость, доброту. Просто была собой, не выставляла личное напоказ. Открывала людям лишь ту часть, которую они заслуживали увидеть. Потому казалась высокомерной.


Она выглядела как дьявол — и поступала как Бог. В этом была вся она.


Только он знал её настоящую: вспыльчивую, верную, трепетную, нежную, ранимую, способную сострадать, плакать и любить.


Он узнал её такой — несмотря на строгие принципы, грозные взгляды, попытки обороняться, выставляя шипы. У него не было времени размышлять, спасение она или смерть, лекарство или яд. Он просто выбрал её, разглядев под соблазнительной плотью израненное сердце ангела.


И не прогадал.


С тех пор он не мог оторваться от этой женщины ни на минуту. Она обезоруживала хрупкостью, естественностью, нежностью, искренностью — в мире живых, бездушных кукол.


Эта женщина не была простой. Никогда не была идеальной. Но всегда была собой — до мурашек. И этим убила всех других женщин для него.


Он погружался во тьму — а она несла свет. Она снимала маску — а он отдавал сердце. Навсегда.