Из дневниковых набросков

Воздух в бане был густ от пара, наполнен ароматом сосны и берёзы. Старик Петров усмехнулся, его натруженные руки ловко поправляли ветки с пряными запахами.


— Не засиживайся, мил человек, до поздна, — пробасил он своему молодому соседу Ивану, сидя на лавке у пылающей печи. Его морщинистое лицо освещалось отблесками пламени.


— Будь осторожен, а то вон уже когтями по окну скребёт!


Иван, лицо которого раскраснелось от жара, отмахнулся. «Ещё чуть-чуть, Петрович. Сам понимаешь, спина сама по себе не перестанет болеть».


Весёлое настроение Петрова как рукой сняло. Он отложил веник в сторону, и в его обычно весёлых глазах появилась тень тревоги. Он кивнул в сторону тусклого окна, за которым уже сгущались сумерки.


— Нет, Иван… Это не хруст веток и не уханье совы. — Старик подался вперёд, понизив голос до шёпота. — Это Обдериха, за твоим малышом пришла.


Иван почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он знал, что старик не из тех, кто без причины пугает. Были в их деревне старые поверья, которые многие давно забыли, но которые старик бережно хранил.


— Обдериха? — прошептал Иван.


— Да, Обдериха, — подтвердил старик. — Она приходит, когда родители увлекаются, забывают о своих чадах. Когда засиживаются в бане или упиваются до забытья.


Он подошёл к окну и провёл пальцем по запотевшему стеклу. — Видел я её тень. Она не пройдёт мимо...


Иван взглянул на окно. Сквозь мутное стекло ничего не было видно, кроме кромешной тьмы. Но теперь ему казалось, что из этой тьмы на него смотрит что-то зловещее.


— Подменит в зыбке дорогое, — продолжал старик. — В люльке окажется порождение болотное. А поутру беда обрушится… горькая и неизбежная.


Сердце Ивана забилось быстрее. Он вспомнил своего маленького сына, спящего в детской. Его беззащитное, драгоценное чадо.


— Как же защитить ребёнка? — спросил он, прерывая молчание.


— Главное, — ответил старик, — не упускать из виду то, что тебе дороже всего. Пока ты смотришь за своим ребёнком, он в безопасности. Но стоит отвернуться, забыть… и она здесь.


Иван, забыв про баню и про всё на свете, бросился из парилки. Он бежал по деревенской улице, где уже царила полная темнота. Луна не показывалась из-за туч, и единственным светом были тусклые окошки домов.


Добравшись до своего дома, он осторожно вошёл в детскую. Свеча, зажжённая перед сном, освещала небольшую комнату. На кроватке, в колыбели, спал его сын. Его дыхание было ровным, его личико спокойно.


Иван присел рядом, его взгляд не отрывался от ребёнка. Он слушал каждый его вздох, казалось, что даже биение его собственного сердца стало тише, чтобы не потревожить сон малыша.


За окном раздался лёгкий шорох, как будто кто-то провёл рукой по стене. Иван вздрогнул, но не отвернулся. Он продолжал смотреть на сына, его руки сжимались в кулаки.


Шорох повторился, затем ещё один. Казалось, что кто-то медленно, неторопливо обходит дом. Иван чувствовал, как нарастает страх, но вместе с тем и решимость. Он знал, против кого боролся.


Прошло, казалось, очень много времени. Шорохи стали реже, затем и вовсе стихли. Иван не двигался, его глаза были прикованы к колыбели.


Когда первые лучи рассвета проникли в комнату, Иван всё ещё сидел у кроватки сына. Малыш проснулся, сладко зевнул и потянулся к отцу.


У Ивана отлегло от сердца. Его сын был в порядке. Он обнял его, прижал к себе, чувствуя, как по его телу разливается тепло.


Он знал, что Обдериха приходила. Он чувствовал её присутствие, её зловещую силу. Но она не смогла забрать его ребёнка, потому что он не оставил его одного. Он был рядом, бдительный и любящий.


В тот день Иван больше никогда не засиживался в бане дотемна. Он знал, что самое дорогое, что у него есть, нуждается в его постоянной защите, и никакие соблазны не могли заставить его забыть об этом.