Без толку плакать, они меня не услышат

— Как ты поняла, что они тебя не слышат? — спросила я у молодой женщины, которая пришла устраиваться на работу сурдопереводчиком.

— В детстве я думала, меня никто не слышит, — ответила красивая женщина. — И я со всеми разговаривала жестами.

Начало этого диалога я помню, как будто это было вчера. Мне всё было интересно про новый профессиональный мир, в который я попала, про глухих и слабослышащих.

Прошло более двадцати пяти лет с того разговора, и уже некорректно говорить «сурдопереводчик», а правильнее — «переводчик русского жестового языка». Уже слышатся как атавизм термины «глухонемой» и «жесты».

Все люди с нарушенным слухом говорят: хоть устно, хоть на жестовом языке, хоть на двух языках сразу. Уже стойко вошли в моё профессиональное сообщество (и не без моей помощи) термины: кохлеарная имплантация, билингвизм, инклюзия и т. п.

Но сегодня небольшой рассказ про CODA — слышащих детей у глухих родителей. И да, раньше только эти подросшие дети могли работать сурдопереводчиками. Уж позвольте мне оставить для рассказа этот термин.

Сначала они устраивались на предприятия, где работали люди с нарушенным слухом, и были проводниками между руководством и глухими работниками. Также помогали переводить в судах и других органах власти. Ну а с открытием специальных образовательных учреждений стали совсем незаменимы. А теперь даже учат быть такими переводчиком и не обязательно для этого рождаться в семьях глухих.

Об этой части работы будет отдельный рассказ, а здесь — про другую девочку CODA (а если честно — про собирательный образ), которая думала, что её никто не слышит и что даже плакать бесполезно, и тем более — говорить.

Назовём её Леной. Она родилась и выросла в сибирском городе и была старшей сестрой своему брату и сестре.



Когда Лене было два c половиной года, к ним в гости приехала какая-то женщина. Как потом оказалось — это была её бабушка. И почему-то эта бабушка не махала руками, как родители, а пыталась разговаривать с Леной голосом и даже читать ей книжки.

Лена смотрела на свою бабушку, открыв рот, а бабушка всё время говорила:

— Закрой рот, муха залетит.

Лена запомнила эту фразу лишь потому, что бабушка после этих слов подходила и поднимала челюсть внучки вверх. Жесты и действия были Лене понятны.

А ещё, когда бабушка гуляла с внучкой и девочка больно ударилась о металлические качели, бабушка подбежала с вопросами:

— Тебе больно? Тебе больно?

Она повторила это много раз и смотрела на лицо Леночки, но по выражению было непонятно, что она хочет. Леночке было очень больно. Но она привыкла плакать внутри себя, потому что раньше, когда она ударялась дома и начинала плакать, к ней никто не подбегал.

Мама была занята на кухне, а папа был на работе. Всё, что происходило дома и на улице, было интуитивно понятно: запах еды, мама жестами показывала, что пора кушать, и Лена спокойно ела.

И так в любом деле: гулять, купаться, спать. Никакого дополнительного объяснения не требовалось — всё строго по жизненным делам: через глаза в голову и, если надо, через руки. Обоняние шло дополнением к процессам, а изредка исходившие звуки от родителей и окружающих предметов не требовали ответной реакции — просто оставались в мозгу как информация.

А зачем отвечать смывному бачку, хотя звук и прикольный после нажатия кнопки?
Наблюдать за движениями родителей было куда интереснее, тем более родители ещё и обнимались и обнимали дочь.



После того случая на детской площадке бабушка что-то громко говорила своей дочери. Леночка не понимала что, но через неделю её стали водить в детский сад, где были шумные дети, много игрушек и вечный запах еды.

Только через год Лена начала понимать словесные инструкции без жестов:
«Идите, мойте руки», «Сейчас пойдём гулять», «За тобой пришла мама».

А ещё через год Леночка читала стихи на утренниках и даже могла по телефону разговаривать с бабушкой.

А ещё через год, когда рядом плакал грудной брат, а родители в соседней комнате не слышали этого, Леночка качала его кроватку и что-то напевала из детсадовского репертуара. И брат успокаивался.

Это нравилось Леночке. Она поняла силу и значение своего голоса — и что он оказался кому-то нужным.

С родителями она продолжала разговаривать руками, а с братом — голосом.



В начальной школе, помимо уроков, на ней уже была и дополнительная семейная нагрузка: учить стихи с братом и качать по ночам новую сестрёнку.

А когда она от бессонной ночи уснула на уроке, в дневнике записали:

«Родители, придите в школу для беседы».

Родители пришли, но все суровые переговоры между учительницей и родителями велись через Лену — так сказать, виновницу ситуации.

Это было волнительно и жутко интересно: что кто-то говорил про неё через неё. Как будто несколько человек, включая её саму, обсуждают её с разных сторон. Собрание в голове.

В ту ночь Лена спала крепко и проснулась с ощущением собственной сверхсилы — она могла передавать мысли людей от одного к другому. Волшебство, не иначе.

За всем этим осознанием у неё вырастали крылья, и она даже не замечала трудностей с младшими братом и сестрой. Это стало её ответственностью. Она просто не знала, что можно по-другому.

Она ловила эмоции, действия, слова всех членов семьи — просто для того, чтобы знать их и, если понадобится, передать информацию другим. И она передавала. Иногда искажая информацию в пользу членов семьи или свою пользу.

Родители уже никуда без неё не ходили: школы, банки, ЖКО, магазины, рынки — и даже в общество глухих. Социально-эмоциональный интеллект зашкаливал.



Лена выросла.
В её жизни было и есть много испытаний, но она даже не думает плакать вслух — она привыкла плакать внутрь и просто решать проблемы самостоятельно.

И она до сих пор знает проблемы всех членов своей семьи — на всякий случай, а вдруг придётся выступить организатором сурдокоммуникации.

— Ты чувствуешь себя несчастной или обделённой? Что у тебя не было детства как у всех? — спросила я.

— Это сделало меня сильнее. И я могу договориться и выжить в любых ситуациях, — с улыбкой ответила молодая, красивая женщина.

Мир глухих -  это не всегда про слух и речь, а чаще по жизненную коммуникацию и чувство принадлежности.