Даймонд. Часть I. Шторм

"Даймонд".   Часть I.   Шторм



Моё первое плаванье было знаменательным во многих смыслах. Только много позже я понял: насколько... До сих пор жалею, что не вел тогда дневник... Теперь приходится восстанавливать по частям памяти...
В детстве я боялся высоко раскачиваться на качелях: у меня кружилась голова, тошнило, втягивало живот... наступал панический ужас. И я был полностью уверен, что у меня будет морская болезнь. Я готовил себя именно к этому - таких моряков зовут "нельсонисты" - по имени адмирала Нельсона, который всю жизнь страдал морской болезнью, но не покидал моря. И я сказал себе, что не уйду с моря несмотря ни на что...
Меня направили на "Даймонд" - один из старейших кораблей флота, старое-престарое корыто, которому давно уж пора было идти на слом. Но оно всё плавало. Более того, оно вело себя на воде идеально - как пробка. Считается, что чем корабль сильнее качается, - тем он устойчивее. Даймонд в этом смысле был просто непотопляем. Он умудрялся качаться, причем, как пичингом, так и роллингом (боковой и кормовой качками) даже при нулевом море. А уж при волнении - и подав-но.
А потом, в Валенсийском заливе, мы попали в шторм. Настоящий. Только много позже я осознал, что же это был на шторм. 11 баллов. 12 - это уже ураган. Моряки, плававшие по 20 и 30 лет в море лежали пластом в своих каютах. Просто выходить на палубу - и то было приключением, сопряженным с риском для жизни. Положение нашего корабля было настолько плачевно, что когда дважды мы получали сигнал SOS от тонувших неподалёку от нас судов - мы сами не смогли прийти им на помощь: высшая степень бедствия на море. Никогда больше не попадал я в подобный шторм...



И я... я был счастлив! Я не сходил с палубы, с фотоаппаратом в одной руке, другой держась за страховочный трос, и с бутылкой рома в кармане, - я не прекращал снимать, орать песни, подставлять себя ветру, волнам, солёным брызгам.. Я был в абсолютном восторге! И ни малейшего признака морских болезней! Я был совершенно уверен, что так всё и должно быть, что это и есть море, это и есть норма... и что она прекрасна!



Но и это ещё не всё. Наш капитан был ни кто иной, как Писарро - личность уникальная, гроза флота. Единственный "наркоман в законе", которого, тем не менее, не увольняли, наоборот, ценили необычайно. О его судьбе можно было писать романы. Он был голландским евреем, родившимся в их колониях в Индонезии. Во время войны он попал в японский плен. В концентрационном лагере японцы приучали заключенных к опиуму: так их можно было почти не кормить. И он стал опиумистом. Он был похож на монгола или тибетского монаха - изжелта коричневое лицо-маска, непроницаемое и невозмутимое, на лысом, обтянутом кожей, черепе. У не-го не было ни друзей, ни семьи, ни предпочтений, ни снисхождений - ни для кого. Он никогда не лгал, не шел ни на какие компромиссы и никогда никому не давал послаблений, прежде всего - самому себе. Этакий Ахав XX-ого века... Но он умел ценить настоящих моряков и относился к ним с суровым уважением. Это его уважение нужно было заслужить. И случилось невероятное - я, желторотый кадет в своем первом плавании - его заслужил. Как и почему - это уже совсем другая история. Но пока Писарро не сошел с Даймонда - я плавал с ним вместе и не променял бы ни его, ни его судно ни на какие суперлайнеры...



На этом плохоньком фото - единственном уцелевшем из того плавания, - я стою на борту Даймонда в Свонси - Ю-З Уэльс. Вот-вот я сойду на берег...


Продолжение следует…


9.VII.25