История 24. Сто жизней

Эта странная встреча произошла несколько лет назад. Я отправлялась осенним вечером в одно из своих немногочисленных и не слишком дальних одиноких путешествий. Он вошёл в купе уже перед самым отправлением поезда. Опрятный, с небольшой дорожной сумкой в руке, гладко выбритый, с аккуратно подстриженной седой шевелюрой. Скользнул по мне быстрым проницательным взглядом, вежливо поздоровался, убрал сумку под сиденье и сел напортив. Взгляд, манера держаться, интонации голоса, всё это выдавало в нём личность необычную. Он был похож, как бы это пафосно и фантастично ни звучало, на отставного капитана какого-то межгалактического звёздного флота. По крайней мере, у меня возникла именно такая ассоциация. Благородное, мужественное лицо с тонкой сетью морщин в уголках глаз, военная выправка, ощущавшаяся и в прямой осанке, и в строгой лаконичности движений, и в чёткости речи. Почему звёздного? Его глаза, взгляд… трудно объяснить: как будто человек находится одновременно в нескольких параллельных измерениях. Смотришь в них и не видишь ни одного знакомого, привычного выражения, через которые мы обычно подсознательно определяем общий настрой человека. Смотришь - и проваливаешься в какое-то загадочное бездонное пространство, как в бесчисленное множество отражений между двумя зеркалами…
Он заметил, что я разглядываю его и слегка улыбнулся. Я смутилась и отвела взгляд.
- Путешествуете? - мягко спросил он.
- Нет, рабочая поездка, - я почувствовала облегчение от того что он заговорил, не испытывая, по-видимому, раздражения от моей бесцеремонности, - А вы?
- Переезжаю на новое место, - спокойно ответил он, в свою очередь внимательно разглядывая меня.
Я снова провалилась в бездну его взгляда и меня охватил страх, подобный страху высоты или глубины. Я судорожно схватилась за край столика.
Он протянул руку и представился:
- Михаил.
Я, с трудом заставив свой язык ворочаться, промямлила:
- Алина.
Это не моё имя, но я даже не думала над ответом, оно выскочило как-то само по себе.
- Ну что ж, Алина, так Алина, - усмехнулся он.
Меня снова накрыла волна первобытного страха.
- Не надо меня бояться, Алина, - продолжил он. - Скажи-ка, ты же видишь больше, чем другие? Сразу поняла, что со мной что-то не так?
Я не смогла ответить и только кивнула.
- Почему ты боишься?
Я собралась с духом и уже относительно спокойно ответила:
- Я не могу понять, кто вы.
Он рассмеялся:
- Я - человек. Просто жизненного опыта побольше, чем у любого другого. Во много раз.
- Как это?
- Такой дар. Или, возможно, наказание за что-то, не знаю. Моя жизнь движется вперёд очень медленно. Я даже не могу сказать точно, сколько мне лет. Могу сказать только, что почти все значимые события в истории человечества за последние тысячу лет я наблюдал лично.
Я поёжилась. Не пациент ли психиатрической клиники мой попутчик?
- Вы похожи на военного, - сказала я.
- Так и есть. Много лет, во многих войнах.
Я кивнула и отвела глаза.
- Думаешь, что я сумасшедший? - он снова рассмеялся, - Я не рассказываю об этом всем подряд. Только тем, кто и так видит. Ты же видишь?
- Да, - вынуждена была признаться я, - но логика не позволяет верить в то, что я вижу.
Он внезапно поднялся, достал из-под сиденья свою сумку и, запустив в неё руку, вынул небольшой фотоальбом в кожаной обложке.
- Я сам иногда не верю в то, что это всё реальность, - сказал он, протягивая мне его.
Я открыла фотоальбом. Фотографий было не много.
- Это русско-японская война, оборона Порт-Артура, вот он я, возле пушки. Это уже первая мировая, Галиция, вторая мировая, Вена, - он листал страницы, указывая пальцем на себя на каждой фотографии.
Фотографии были  старые, пожелтевшие, плохого качества, но мой попутчик узнавался на них относительно отчётливо. И выглядел немногим моложе, чем сейчас.
Я вернула ему альбом и спросила:
- И каково это?
Он пожал плечами:
- Не знаю. Я многого уже не помню. И уже давно почти ничего не чувствую. В памяти не может сохраниться столько прожитых лет. Многие события вспоминаются как просмотренный когда-то сериал.
- У вас есть семья? Жена, дети?
- Были когда-то. Я похоронил двух жён и семерых детей в разных возрастах. С внуками потерял связь несколько столетий назад. Больше семью не заводил. Я помню, что это очень неприятно - переживать собственных детей. Даже если они дожили до глубокой старости. 
Он замолчал, задумавшись. Потом улыбнулся и сказал:
- Жизнь имеет смысл, только если она конечна. Только пока в ней возможны чувства, делающие нас живыми.
Когда я открыла глаза на следующее утро, моего попутчика уже не было в купе. Вероятно, он сошёл ночью на одной из станций.