Часть пятая. Сверхспособности

Часть пятая. Сверхспособности.



Перебирала ногами, старалась быть, если не быстрой, то шустрой.

Памперс мешал. Не умела носить памперсы ни с элегантностью, ни со вкусом.

Перед самой поездкой в Москву муж посмотрел на меня и сказал:

- Там, где мы сможем останавливаться, не всегда будет доступный туалет. Или же время на поиски туалета.

Ты будешь спокойнее себя чувствовать, если на тебе под трусы памперс будет надет.

И это была первая удлиненная речь мужа с того времени, как он, три года назад свалился после инсульта. В больницу уезжал на медицинской каталке, носилках «Скорой Помощи». А вернулся из местной больницы, подлеченный, но без возможности ходить или связно разговаривать...

- И что же тогда к нам домой психиатры - то из больницы стадами бегают, - бессильно подумала я тогда. И пошла считать памперсы в остатках, соображая, по сколько штук памперсов для взрослых уйдет у мужа на поездку в Москву, чтобы сменяться почаще. И весь остальной народ на вокзалах и в поезде запахами не шокировать. Потому что любой памперс со временем начинает пропускать наружу запахи мочи и другие...

И надо в поездках памперсы как можно чаще менять.

Перебирала памперсы, выкраивала для себя пару - тройку штук на всю поездку.

И удивлялась, что если даже мне, совсем неспециалисту в области психологии человека, заметно, что муж не осваивается с болезнью, нет.

С такими нарушениями жизненных функций смириться и справиться нельзя. Нельзя жить смиренно и понимать, что никогда уже не будет принадлежать тебе на правах собственности твое такое большое и сильное тело. Как раньше принадлежало.

Только лишь на пая;х с болезнью. И болезнь, общее постинсультное состояние выхватывает из возможности двигаться самостоятельно, все больший и больший объем оставленных для тела движений…

- Но что же психиатры - то, - не понимала я. - Они же специалисты. Как могут они говорить, что мой муж - ихней психиатрией поражен?...

Конечно он плачет, конечно, он призывает смерть побыстрее, потому что вынести такое беспомощное и постоянное состояние не помогут никакие мужские сверхспособности...

- Но вот ведь, сориентировался. Муж сам, он первый понял, что только лишь в штанах, поднимая его одного или вместе, с креслом, из последних сил, я от натуги могу обос&саться.

Получится сильная неприятность, потому что расстояния на московских вокзалах просторные.

Где туалеты находятся неизвестно. А нам отыскивать разные клиники нужно, чтобы мужа в больницу положить. Или, хотя бы, принять его у окулиста и у врача - невролога. Совсем не будет у меня, у нас времени, чтобы туалеты срочно искать, или лужи на перроне подтирать. И служить для всех пассажиров поезда напоминанием, о том, как не надо так неправильно жить!



…Сейчас я шла быстро, почти бежала, по одинокой и пустынной, темной оттого, что ночной дороге.

Мрак сгустился так быстро, а сумрак вечерний и голубой, потом синий, исчез.

И выяснилось, что дорога, такая короткая и уютная, когда по ней едешь в таксо;, загрузившись всей семьею, становится вдруг длинной, непонятной и очень темной.

Свои шаги, оказываются, вдруг, очень короткими.

И никакие сверхспособности к ориентированию на местности не помогают понять, правильно ли, туда ли идешь…

Когда ехали в такси, дорога к нашей подмосковной бабушке была, кажется, только одна. Откуда же теперь, в глухой и темной осенней ночи, взялось столько ответвлений и съездов от той дороги, по которой я сейчас шла быстро, почти бежала.

И торопилась вернуться, потому что все события опять неправильной дорогой пошли! И все мои способности к ориентированию молчали.

Когда мы высадились последовательно: Пакет с памперсами, пакет спеленками, остальные сумки, вылезли дети, последними из такси вылезла я, инвалидное кресло выволоклось вслед за мной. И муж, чуть позже потому, что запихивался в инвалидное кресло успешно, но по частям...

Я выставила последнюю деталь - непослушные ноги мужчины на подножники кресла. И выпрямилась собираясь перевести дух.

И все мои способности молчали, что надо убираться отсюда немедленно, нельзя, ни под каким видом нельзя отпускать маленькое, но такое уютное такси!

Наша бабушка ожидала нас на краю дороги. Она еще больше высохла за тот десяток лет, что мы ее не видали.

Светлана Дмитриевна была теперь невысокой и очень тощей старушкой.

А ведь такой бодрой и боевой она всего только десять лет назад была!

В возрасте около семидесяти лет, Светлана Дмитриевна приезжала к нам в гости. Потом, погостив и переночевавши у нас одну ночь, собиралась к сыну, Игорю, в Тольятти. Теперь Игорек погиб на СВО.

И надо нам было, обязательно надо, встретиться всем вместе,в последний раз, по - родновски. Почтить память погибшего. И знать, прощаясь, расставаясь утром навек, что больше, быть может, мы никогда уже, в этой жизни, не встретимся так, как сейчас, не соберемся все вместе никогда уже больше...

Я перекатывала кресло на другую сторону асфальтированной дороги. Я начинала верить, что все постепенно налаживается.

И вспоминала, как сидела дома (а если бы не болезнь мужа, так и остались бы мы, всей семьей, вечными домоседами…).

Услышала, нет, скорее, приняла, даже не слухом, а какими - то неясными мне, непонятными самой, способностями, постороннее шевеление за границами дома и двора.

Не то стучались в ворота, но очень тихо, не то звали по имени, не разобрать, Сергея или меня…

Не доверяя окончательно новым своим сверхспособностям, я вышла проверить новые события к воротам. Открыла их и там, поздней ночью нашла совсем замерзшую Светлану Дмитриевну, сестру мужа и нашу подмосковную бабушку.

Она без предупреждения приехала, слезла с железнодорожного вокзала в нашем городе. Поехала разыскивать нас.

Меня до сих пор трясло, как только я вспоминала этот эпизод. Одна, в незнакомом городе, приехавшая без предупреждения, пожилая и слабенькая женщина, могла бы совсем замерзнуть в лютые зимние морозы, если бы не вышла я так вовремя.

И долго я потом благодарила неведомые мне способности или сверхспособности, которые подтолкнули меня отозваться на слабое шевеление у ворот, снаружи, на слабые звуки откликнуться, выйти, открыть, оттянуть на себя тяжелую железную дверь.

А наша бабушка была очень бодрой старушкой. Она никого и ничего не боялась.

Не понимала, может быть, что мы - не Москва, мы глухая провинция. Что если бы я ей дверь не открыла, то только лишь от нас обратно на вокзал выбираясь, наша московская бабушка и замерзнуть могла.

Таким поздним вечером, почти уже зимней ночью, трамваи по улицам города не ходили. А поймать такси в нашей провинции тоже нужно суметь.

Но наша бабушка не боялась. Она отогрелась немного, раздала всем подарки московские, проведала своего младшего брата, моего мужа, который был намного младше ее. И рано утром собиралась снова в дорогу.

Проведать еще надо было нашей бабуле своего сына, Игорька, который жил в другом городе, за три - четыре часа езды на автобусе от нашего городка.

Я провожала бабулю на автовокзал. Стояла и ждала отправления автобуса, махала вслед рукой.

Я никогда не могла объяснить нашей бабуле, что провинция живет совсем другой жизнью, чем яркая и блестящая Москва. Что все провинциалы, вместе с наступлением темноты и ночи, расползаются по домам. Трамваи уходят от рельсов и трасс, становятся на всю ночь в депо.

И все мои способности ( сверхспомобности исключались…) не могли убедить нашу бабушку так больше собой не рисковать.

Бабуля навещала нас когда могла и как хотела.

Последние десять лет к нам не приезжала. Очевидно, стала для поездок стара и слаба.

И вот мы приехали к не, к нашей московской, точнее, подмосковной, бабушке.

Я перешла через дорогу, выталкивая перед собой мужа в инвалидном кресле.

Я подошла к нашей бабушке. Мы поздоровались и обнялись. Я удивилась, какая же она, наша бабушка, стала маленькая и сухонькая совсем.

- Здравствуй, дядя! - Сказала бабушка и подошла поближе к мужу. Они продолжали называть друг друга их прежними и старинными детскими прозвищами из давно ушедшего детства обоих, сейчас давно уже взрослых людей.

Вдали на шоссе показалась машина.

- Давай, давай, - заторопила меня бабушка. - Нам надо дядю с проезжей дороги убирать.

Я ухватилась за ручки - держалки за спинкой инвалидного кресла. Стала свозить кресло вперед и прочь от дороги. Тропинка уходила круто вниз от отасфальтированной дороги.

Я стала разворачивать кресло. Оно пошатнулось. Попало колесом не в кювет, а в большую промоину, почти овражек, что оказался вдруг в ихнем Подмосковье, на месте пологого и ровного бордюра для дорожки, что вела вниз.

- Тут никакие мои способности и сверхспособности не помогут! - Понимала я. Старалась, удерживала кресло.

И дети стояли далеко, ничего не видели. Помочь мне ничем не могли.

Кресло валилось в промоину. Муж с кресла летел. Способностей больше не оставалось, сверхспособностей тоже не было. Ни кресло удержать, ни ситуацию спасти…

Беспомощным и большим, пойманным в ловушку жуком, муж слабо ворочался на дне песчаной промоины - ямы, что нам подсунули вместо хороших и благоустроенных дорог в их очень благополучном и обеспеченным всеми видами дорог и благоустройств Подмосковье…