Гл. 5

Гл. 5

 «Милорд, милорд, вставайте! Я завтрак принёс!»- мальчишка трясёт за плечо графа. Эльфус с трудом отыскал хозяина среди спящих на соломе солдат. «Пошёл к чёрту со своим завтраком»,- ворчит Балдуин, но просыпается.
 В бойницы пробивается робкий свет раннего утра. Граф встаёт, отряхивает плащ, трясёт головой, отгоняя сон. Солдаты спят вповалку. «Надо велеть выкинуть солому, чтобы не случился пожар»,- думает Балдуин и лезет наверх.
 Новая галерея, широким уступом нависает над каменными стенами. Остро пахнет свежим деревом. Усталые мастеровые прилаживают щиты из плах к бойницам в полу - машикулям. Бледный после бессонной ночи аббат Эбль поторапливает.
 Балдуин пристраивается к одной из бойниц, чтобы помочиться за стены. Небо на востоке окрасилось бледно-розовым и светится. В дыре граф видит движение. «Всё же подкоп,- думает граф, -ни стрелой, ни дротиком их в яме не достать». «Эй, малый, нагрей чан с маслом и тащи сюда»,- даёт приказ Балдуин и тихонько зовёт аббата.
 Эбль выглядывает. «Глубоко закопались. Ничего, сейчас мы их оттуда выкурим»,- говорит аббат полушёпотом.
 Рыцари устраиваются завтракать на крышке из грубо тёсаных досок. «Надо успеть поменять людей,- думает Балдуин,- голодный солдат плохо воюет».
 «Они сегодня не торопятся лезть на стены,- говорит Эбль, набивая рот графским завтраком.
 Большой аббат ест жадно и торопливо. «Подлей вина»,- командует мальчишке. Эльфус недовольно морщится. Он не собирается кормить в башне знакомых своего хозяина.
- Как здоровье твоего дяди, досточтимого епископа Гозлена?- спрашивает граф нового друга.
- Пустяки, царапина,- отвечает аббат,- говорил ему, не твоё дело в атаку с молодыми бегать. Старик вышел из башни и получил рану. Хорошо, легко отделался!
 Солдаты тащат на железных прутьях чан с кипящим маслом. «Должны попасть»,- Балдуин помогает опрокинуть котёл в бойницу.
 От горячего масла пахнет, как в детстве на кухне у Ненси, когда она затевала стряпню. Балдуин таких вкусных лепёшек как в родном замке больше нигде не ел. «А может это было детство»,- думает граф.
 Из-под земли с воплями, как черти из преисподней, выскакивают даны. Кипящее масло дымится на одежде и волосах. «Эй, жареные,- орёт им Эльфус,- у нас ещё масло для вас есть! Идите в речке охладитесь!»
 Второй чан отправляется следом. Люди катаются по земле, сдирая одежду вместе с кожей. Кто-то из лучников попытался добить землекопов. «Не стреляй,- остановил его «милосердный аббат»,- пусть мучаются».
 От норманнов прилетел первый камень и гулко ударился о толстую стену, не причинив ей вреда. Следом полетели зажигательные стрелы.
 «Двигай отсюда!- приказал граф Эльфусу,- придёшь с Жобером к вечеру. Выбери во дворце самый яркий стяг и неси сюда. Водрузим его на башню».

 Новая галерея сильнее прежней нависает над стенами. Больше нет мёртвой зоны. Франки сверху простреливают всё пространство под стеной.
 Хрольф отчаянно ругается и бросает на приступ сотни бойцов. Люди с длинными лестницами бегут по полю, скатываются в ров, опоясывающий башню, появляются у стен, приставляют лестницы и лезут. Франки безостановочно стреляют, но норманнов так много, что стрелы и камни не могут их остановить. Вот поднялась одна лестница, другая.
 «А ведь может получиться»,- надеется Сигурд и бежит со своими людьми под стены.

 Не получилось. Сигурд сам в этом убедился, когда слетел с лестницы и больно зашибся. Уже десятки убитых и раненых, покалеченных и обожжённых. Да и толку лезть на башню. Ну залезешь, и что? Отрубишь топором от брёвен несколько щепок, пока тебя не укокошат. Ворота тоже уцелели. В приступе единственный прок - франкам приходится высовываться из-за своих проклятых укреплений и попадать под норманнские камни и стрелы. Один драккар попробовал подойти под мост, но на него сверху сбросили тяжёлое бревно и чуть не утопили. «Придётся садиться в осаду,- думает тоскливо Сигурд,- делать нормальные тараны и осадные башни».

 «Похоже на грозу»,- думает Эбль, слушая дробный стук каменей пращников по стенам и крыше, потом сильное и громкое как удар грома — БУМ. Это прилетел тяжёлый снаряд из камнемёта. От пламени костров в башне чадно и жарко. В больших чанах греется масло, смола и воск. Дым подымается к закопчённому потолку. В дыму между костров и лестницами, как грешники в аду, мечутся фигуры франкских воинов.
 Аббат со своими людьми пристроился за каменными зубцами башни. Рыцарь слышит снаружи сопение. На стену лезет здоровенный датчанин в кольчуге и закрытом шлеме. Морда под полумаской красная и свирепая. Светлая борода торчит по обе стороны широкого лица. Круглый щит висит на спине, меч на темляке правой руки.
 Эбль вгоняет копьё под маску шлема. Датчанин пускает кровавые пузыри, валится с лестницы. На его месте сразу появляется ещё одна безобразная физиономия. Молодой норманн без доспеха, с длинным ножом-саксом в белых зубах. Аббат ждёт, когда воин перекроет своим телом амбразуру между зубцами, сильно и резко тычет копьём под рёбра. Острая сталь проходит сквозь брюшину молодого дана, разрывая внутренности, вылазит наружу. Норманн умирает не сразу — страшно и долго кричит, хватает свой нож, машет им, пытается дотянуться до аббата, ещё глубже насаживается на копьё, корчится на древке, хрипит, ртом идёт кровь. Белые от боли и ярости глаза тускнеют. Ещё мгновенье назад сильное и яростное тело никнет.
 В проёме ещё одно лицо. Эбль не успевает выдернуть копьё из тела белозубого, бьёт нового врага. От резкого движения первое тело ещё глубже нанизывается на ясеневое древко, сталь наконечника пробивает кольчугу третьего воина. Больше никто не лезет.


 Капли кипящего масла попали на руку графа. «Чёрт, как больно»,- думает Балдуин и выливает чан на нападавших. Крики боли и ярости снизу подтверждают, что масло попало куда надо.
 «Как дела у аббата?»- вспоминает граф. В горле першит от дыма. Теперь до конца жизни запах горячего масла будет напоминать не детство и нянюшкины лепёшки, а смерть. «Продолжайте»,- кивнул Балдуин своим помощникам и выбрался на стену.
 Рыцарь Эбль сидит на полу среди своих воинов, устало прислонившись широкой спиной к каменным зубцам. У его ног лежат два вражеских тела, нанизанных на одно копьё. Молодой дан по пояс голый с длинным ножом в окоченелой руке бессильно скалит белые зубы. Второй воин на копье старше и тяжелее. Наконечник раздвинул кольца ржавой брони и застрял возле позвоночника. Оба норманна чем-то похожи друг на друга. «Наверное отец и сын»,- равнодушно думает граф и валится рядом с аббатом. «У вас ничего пожрать нет?- спрашивает Эбль.- Есть охота так, что готов этот вертел с дичью отправить на кухню». Аббат кивает головой на отца и сына. Солдаты долго и самозабвенно ржут над незамысловатой шуткой своего командира. «Зря запретил Эльфусу носить еду,- замечает с запоздалым сожалением граф,- надеюсь к вечеру шельмец догадается захватить на стену не только знамя!»

 Нижняя петля ворот лопнула. Огромная створка короткое время висит на верхней. Норманны орут. Несколько яростных ударов тараном. Нижний угол уходит внутрь, на мгновение ворота зависают, шатаются, выворачивая верхнюю петлю. Кованая сталь лопается, обитая тяжёлым железом, створка с грохотом падает наружу, калеча нападающих.
 «Будьте готовы!»- кричит Эбль и мчится с галереи вниз. Франки железной стеной, ощетинившейся острыми копьями, стоят в тёмной глубине башни. Воинственный аббат видит в первом ряду чёрно-красный плюмаж графа Парижского, пытается пробиться к нему, но воины стоят плотно, так что скоро рыцарь оставляет свои попытки.
 Позади со стороны города на острове, вначале на мосту, потом дальше и дальше слышны тревожные крики, звуки сигнальных труб, топот многих ног. Христиане бегут защищать свою башню. Эбль оглядывается. Воины и вооружённые горожане запрудили весь мост, докуда он может видеть со своего места. «Выстоим!»- верит аббат. От сознания собственной силы и такого ясного и видимого единения всех франков у Эбля наворачиваются слёзы восторга.
 Снаружи яростно вопят северные дьяволы, врываются в башню. «Кидай!»- что есть мочи кричит Эбль. «Кидай!»- кричат солдаты. Сверху летит огромный жёрнов. Каменное колесо с чмокающим звуком обрушивается на данов, сминая головы и круша кости. Восторженный крик франков не может перекрыть вопль ужаса и боли, исторгаемый северными варварами. Норманны, теряя воинов, откатываются от ворот. Следом летят смертоносные стрелы.

 Две армии встали друг перед другом. Даны бояться идти внутрь башни, франки не решаются выйти за стены. Что-то ныне не торопятся яростные и храбрые до излишества северные воины в объятья небесных валькирий, или под стенами франкской башни истончались их мужество и вера в одноглазого бога, ждущего храбрых воинов на вечный пир в своём чертоге?


 Сигурда называют отважным, но не безумным. Лезть во франкскую башню, что совать руку в пасть цепному псу. Дураков нет. Для франков у него припасён другой подарочек. Только вряд ли горделивые франки будут ему рады.
 Третий день норманны грузили на крестьянские телеги дрова, пропитывали их маслом. Третий день жрецы приносили жертвы богам, призывая нужный ветер.
 Далеко за краем земли услышал вопли заклинателей божественный орёл Хрёсвельг и открыл глаза. С берегов Сены просили северный ветер. «Зачем им северный?- удивился Хрёсвельг,- впрочем, не моё дело». Пернатый расправил крылья и сделал, как просили. Ему не жалко!
 Поток воздуха от движения гигантской птицы сорвал тучи с черепа великана Измира, вспенил море и разбудил мирового змея, который спал на дне океана. Выплюнул могучий змей Йормунганд сын Локи и великанши Ангрбоды свой хвост изо рта и сердито зашипел:
- Угомонись, пернатый! Не надоело тебе, повелитель неба, крыльями по прихоти людской махать и сквозняки устраивать? Ты смотритель верхнего мира, а ведёшь себя как последняя дешёвка, готовая на что угодно ради жалкой подачки.
- Я не дешёвка, - обиделся пернатый, - у меня с людьми договор.
- Пошли их к чёрту, - сказал хитроумный змей, - пригрози, если надоедать будут — утопишь их корабли!
- А что, так можно делать?- удивился повелитель неба.
«Тупой поедатель падали!»- подумал про себя мировой змей Йормунганд. Вслух сказал: «Сильному всё можно. Если о себе не позаботишься, никто о тебе заботиться не станет».
 Змей нырнул в океан, нашёл конец своего хвоста, взял его в рот и удобно улёгся на мягкое илистое дно.
 Орёл Хрёсвельг покрутил недоуменно головой, огляделся. Великий Змей бездельничал в мировом океане, одноглазый Один бражничал с валькириями, орал песни. Небесные девы подливали отцу вино и не забывали подсматривать за любовными утехами потаскушки Фреи.
 «Что мне больше всех надо?- решил пернатый, - прав Йормунганд. О себе заботиться самому надо». Хрёсвельг сложил крылья, сунул голову под крыло, чтобы вопли заклинателей не мешали спать и смежил веки, сразу обе пары.

 По воли заклинателей, ветер подул на франкскую башню. «Начинай!» - приказал Сигурд. Его воины, под прикрытием щитов покатили телеги к берегу. Беспомощно смотрят франки, как перед воротами их башни, словно по велению злого волшебника, выросла гора дров высотою в половину городской стены.
 Красуясь перед своими воинами блестящими доспехами и алым плащом, с факелом в руках к дровам подошёл конунг Сигурд. Толпа приветствовала вождя криками. Факел полетел в дрова. Загорелось масло. Огонь весело побежал по вязанкам хвороста, перепрыгнул на толстые брёвна, опустился на телеги. Повалил густой дым. Ветер раздул огонь, подхватил живые клубы и понёс их на франков.
 Неистово завопили норманны, стали бить в щиты мечами. Закрутились, завыли заклинатели ветра, призывая на помощь своих богов. Ветер усилился. Пламя заревело. Скоро вся франкская башня скрылась в чёрных облаках из дыма и огня.


 Принести еды они догадались. Практичный и скуповатый Эльфус Викториан не поленился и сбегал к святым отцам. В монастыре хорошо знали привычки своего аббата и нагрузили съестным юного оруженосца под завязку.
 Стяг взяли со стены главной залы. Полотнище было огромным, длинным, ядовитого, шафранно-жёлтого цвета и с большим треугольным вырезом. Вырез делал знамя хвостатым. Граф будет доволен.
 Эльфус помог Жоберу одеть родительскую броню, шлем с наносником и кольчужной брамицей. Хоть доспех велик, молодец выглядит настоящим воякой. У Эльфуса из оружия есть только лёгкий дротик с длинным наконечником из мягкого железа.
 В городе поднимается шум и суматоха. Все бегут к башне. Бегут и наши друзья. Впереди рослый Жобер с тяжёлым знаменем в руках, следом тощий и длинный Эльфус с полной корзиной еды и дротиком. «Дорогу оруженосцам графа Парижского с особым поручением!»- кричат мальчишки во весь голос. Люди почтительно расступаются.

 «Сможешь залезть?»- граф показывает рукой на дыру в крыше башни. Люк оставлен строителями, для выхода на кровлю. Жобер мгновение колеблется. «Я могу! Позвольте мне, милорд!»- воспользовался паузой Эльфус. «Ты ещё мал. Куда тебе? Я залезу, хозяин!»- пылко говорит Жобер.
 Оруженосцы готовы не на шутку сцепиться друг с другом. «Лезьте оба»,- разрешает Балдуин. Первым на крышу выбирается бывший менестрель, принимает из рук друга жёлтый стяг. «Захвати мой дротик»,- просит он Жобера.
 Брёвна кровли сырые и скользкие. Хорошо, есть лестница от люка до конька крыши. Эльфус лезет наверх. Тяжёлое знамя мешает. Мальчишка кладёт свёрнутое вокруг длинного древка полотнище перед собой, ползёт по ступеням, перекладывая стяг.
 Следом сопит Жобер. Кольчуга давит на плечи, тяжёлый шлем слезает на глаза, ещё дурацкий дротик в руке. «Зачем он нам на крыше,- сердито думает оруженосец,- ворон отгонять?»
 Наконец, Жобер выбирается к Эльфусу и подымает голову.
 Золотое солнце медленно заползает за горизонт на западе, светит снизу вверх на чёрные и фиолетовые облака, расчерчивая их огненными полосами. Блестит Сена, вобравшая в себя все цвета неба. Крыши домов стали красными и розовыми. Червонным золотом сияют кроны высоких деревьев. И всюду за стеной уродливыми, грязными, подвижными лужами полчища данов. Словно хищные, юркие крысы снуют между домами правобережья, тащат добычу в лагерь, гонят скот. Горят костры.
 Чёрные корабли заполнили берега реки, башня окружена врагами. Пред воротами горит огромный костёр. Белый дым, удушливым облаком подымается от земли до самой крыши.
 Оруженосцам кажется, что они стоят на горной вершине, торчащей из клубов ядовитого тумана. Внизу ревёт злое пламя, грозящее поглотить их башню. Крупные хлопья пепла белым снегом падают на крышу. Жобер разворачивает хвостатый флаг. «Держи меня крепче!»- просит оруженосец, выпрямившись во весь рост на остром коньке крыши, машет тяжёлым полотнищем. Эльфус изо всех сил держит друга за штаны.
 Словно подчинившись их сигналу, из-за реки налетает ветер. Воздушный поток красиво разворачивает жёлтое знамя, гонит удушливый дым от башни на норманнов. «Эге-гей!»- изо всей мочи кричит Жобер, продолжая размахивать знаменем. «Эге-гей!»- звонко кричит Эльфус.
 Лучи заходящего солнца падают на вершину башни, блестят на свежем дереве крыши, превращают старую кольчугу и шлем не по росту в золотые латы, юного знаменосца в сказочного исполина. Знамя на башне восторженно приветствуют горожане, толпящиеся на стенах.
«Что с дротиком делать? Давай кину! Я сильнее»,- предлагает Жобер. Дым временами становится таким плотным, что людей на земле почти не видно.
 Ближе к стене стоит небольшая группа датчан и смотрит на оруженосцев. Сверху фигуры викингов кажутся короткими. Под шлемами белеют, обращённые вверх, лица. «Я сам кину! Это мой дротик,- решительно заявляет Эльфус,- надо было свой иметь. Подержи меня, я же тебя держал».
 Мальчишки меняются местами. Эльфус выпрямляется. Как высоко! Хорошо, что Жобер его держит крепко за пояс и ногу. «На удачу!»- кричит малец и пускает дротик. Лёгкое копьё летит и скрывается в клубах дыма. «Эх, только зря истратил снаряд!»- ворчит Жобер. Мальчишки спускаются, закрепив стяг на крыше.
 Поручение графа выполнено.


 Сигурд с Большим Гаутом стояли за рвом. Вокруг были ещё люди. Большим - Гаута прозвали за рост и чудовищную силу. Конунг своими глазами видел как исполинский франк в золотых доспехах развернул жёлтое, двухвостое знамя на крыше башни, стал им махать. Послушный его воле ветер переменился. Жар от огромного костра, которым северяне пытались зажечь франкскую башню, пошёл на датчан. С неба посыпались угли. Христианское колдовство!
 Потом поднялся другой воин и метнул дротик. «Не долетит, клянусь Тором, не долетит, тут даже я бы не докинул!»-пренебрежительно махнул рукой великан Гаут и отвернулся. «Берегись!»-закричали воины вокруг. Большой Гаут поднял лицо. Дротик попал ему прямо в переносицу и через череп и шею проник до сердца. Гаут умер на месте. «Какая нелепая смерть для опытного воина!»-подумал Сигурд.
 Жар от огня стал для датчан нестерпим. Едкий дым выел глаза. Пришлось отступить.
 Может верно, как шепчутся бабы, христианам помогает безголовый святой Дионисий - покровитель города, про которого сказывают, что после казни поднял свою отрубленную голову и пришёл на место погребения с головой подмышкой? Ещё бабы говорят - наши Боги здесь силы не имеют. Когда Сигурт захватит епископа Гослина, обязательно проверит, сможет ли теперешний поп повторить подвиг своего предшественника. Вот и выясним чей Бог сильнее.

 «Что ты на меня волком смотришь? Разве я был не прав, когда сжёг твои дома?- слова Парижского графа тверды, как закалённая сталь,- ты потерял только стены, а мог потерять жизнь!»
 Хромой Эберульф глядит исподлобья на графа Балдуина недобрым взглядом. Прав суровый господин, но той страшной ночью вместе со стенами сгорела внучка старого кузнеца, и он этого никогда не простит. «Пойдёшь ко мне в работники?»- спрашивает граф парижский. Молчание повисает в воздухе.
 «Из-за своей самоуверенности я потерял внучку, а мог потерять сыновей, с их бабами, и свою старуху. Против норманнов мы бы не выстояли, нас бы всех перерезали, как баранов, да и жить где-то надо»,- тяжёлые мысли ворочаются в голове хромого мастера, обида не проходит, но даже крепкое железо бессильно против стали. «Пойду»,- неохотно выдавливает из себя мастер.


 Эберульф входит в кузню вместе с сынами.
- Отец, это что? Граф посмеялся над нами? Этот жалкий чулан - кузница? Хромец подходит к крохотному горну.
- Дерьмо, дерьмо, дерьмо!- говорит он, в бессильной злобе и жалости к себе, вспоминая свою мастерскую.- Ну что уставились? Здесь работать будем.
 Про себя раздражённо думает: «Надо выкинуть отсюда полоумного старика, что здесь обосновался. Двум медведям в одной берлоге не ужиться. Хоть какой из старика медведь? Так, полудохлый хорёк!»


 Настоящих кузнецов всё же нашли, и Мудрецу пришлось перебраться в каморку подле библиотеки. Учёные братья встретили нового соседа с неприязнью. Впрочем, вражда между людьми, претендующими на обладание известной толики учёности, Мудрецу была хорошо знакома. Он сталкивался с ней в Венеции и Риме, почему франкская земля будет исключением?
 26 ноября норманны предприняли отчаянную попытку овладеть предмостным укреплением на правом берегу Сены, чему лично он сильно удивился, потому что оно было больше и крепче, чем башня на левом берегу. Старик одним из первых прибежал в осаждаемую башню, хотел своими глазами увидеть чудеса храбрости и отваги соотечественников, но был немедленно отправлен назад суровым графом Парижским, чтобы не мешался под ногами. Поэтому дальнейшее пришлось описывать со слов графского оруженосца Эльфуса Викториана, который сам попал на башню только к вечеру, но всё же много видел собственными глазами, об остальном пересказал Мудрецу со слухов, что ходят в городе.
 Темнеет. Старик, шаркая ногами по холодному полу, подошёл к столу и запалил свечу. Ночи становятся холоднее. Он надевал на себя всю одежду, но всё время мёрз. В библиотеке сыро, как в склепе. Старик с тоскою вспоминал тёплые камни очага в кузнице. Мудрец сутуло склонился над свитком и прочитал только что написанный им текст:
«Едва занялась заря, как вождь норманнов Зигфрид повел свое войско на битву. Все они бросаются со своих кораблей, бегут к башне, колеблют ее жестоко до основания учащенными ударами и осыпают градом стрел. Город оглашается криками; жители стремятся со всех сторон; мосты дрожат под их шагами; всё бежит и торопится на защиту башни. Между ними отличаются своим мужеством граф Парижский Балдуин; тут же и храбрый рыцарь Эббль, племянник епископа. Сам же епископ слегка ранен: его коснулась острая стрела; Фридрих, его оруженосец, юноша цветущий летами, поражен мечем; юный воин погиб, а старец, исцеленный рукою Бога, возвращает свое здоровье. Для многих из наших это был последний день; но и они, со своей стороны, нанесли врагу жестокие раны. Наконец наши отступили, погубив тьму данов, у которых едва сохранились признаки жизни....... От прежней цельной башни почти ничего не осталось; уцелел один крепко сложенный фундамент и нижние зубцы; но в ночь, последовавшую за битвой, эта башня, обложенная вокруг здоровыми бревнами, поднялась еще выше, и на старом укреплении, так сказать, возникла деревянная крепость, в полтора раза выше прежней. Таким образом, солнце, a вместе с ним и даны, могли на следующий день приветствовать новую башню».
 Мудрец убрал нагар с фитиля, и свеча вспыхнула ярче. «Вроде пойдёт. Хорошо написано. Живенько»,- автор удовлетворённо хмыкнул и взялся за перо. «Снова они дают жестокую и кровавую битву неверным,- решает написать он, но останавливается,- нет, непонятно кто «они». Лучше написать не «они», а «защитники». «Снова защитники дают жестокую и кровавую битву неверным»,- пишет он твёрдым, разборчивым почерком. «Со всех сторон падают стрелы, струится кровь; в воздухе сталкиваются камни, пущенные из пращи, и их удары перемешиваются с ударами копий. Между небом и землей только и видны, что стрелы, да камни. Башня, дитя ночи, стонет, пронзаемая дротиками; я говорю: дитя ночи, потому что, как я выше сказал, она была выстроена в одну ночь»,- строчит без устали сутулый старик. «Город в ужасе; жители громко кричат; звуки рогов призывают их поспешить на защиту колеблющейся башни. Христиане бьются и усиливаются отстоять ее оружием. Между нашими воинами отличаются особенно двое, превосходя своим мужеством прочих: один граф, а другой — аббат. Первый победоносный Балдуин, не испытавший поражения ни в одном бою, воодушевляет своих и поддерживает их истощенные силы; он ходит беспрестанно по башне и поражает врага. А враг старается покачнуть башню при помощи подкопов; но Балдуин льет на осаждающих масло, перемешанное с воском и горохом; масло льется на них огненным ручьем, пожирает, жжет и палит волоса на голове данов; многие из них погибли, a другие ищут спасения в волнах реки. Наши же кричат им все в один голос: «Бедные погорелые, бегите в Сену; пусть она вам вырастит новые волоса, лучше причесанные». Храбрый Балдуин истребил огромное число этих варваров».
 Мудрец перевёл дух. Неплохо, неплохо. Особенно ему нравится, найденный им, образ для башни - «стонет дитя ночи». Сутулый старик довольно жмурится, как кот, которому только удалось поймать шуструю мышку, и продолжает:
«Второй же из наших героев, кто он? Это— рыцарь и аббат Эббль, сподвижник Балдуина и соперник его в храбрости. Одним ударом копья он, как на вертел, нанизал семь данов, и приказал, для шутки, так и снести их на копье в кухню. Никто не смеет опередить этих героев во время битвы, никто не смеет приблизиться к ним, ни стать рядом; но и другие равно презирают смертью и храбро дерутся. Впрочем, что можно сделать с каплей воды против тысячи огней? Верные, при всей своей храбрости, сражались в числе едва двухсот человек, a неприятелей доходило до сорока тысяч, и притом их всегда оставалось сорок тысяч, так как при нападении на башню новые сменяли прежних».
 Мудрец ставит жирную точку и некоторое время неподвижно сидит размышляя. «Похоже дикари совсем не имеют понятия о благородном искусстве осады крепостей и городов. На левом берегу сколько-нибудь значительных сил норманнов нет. Наши сделали туда вылазку, без труда разогнали шайку этих мошенников и отбили большое стадо коров. Не далее как сегодня, купцы пригнали с верховьев Сены две больших барки с хлебом. Значит водный путь тоже свободен. Так что скорый голод, слава Богу, городу не грозит».
 Мудреца больше тревожит скученность горожан и грязь на улицах, грозящие болезнями, но с этим ничего не поделаешь.
 Старик тяжко вздыхает, тушит свечу и идёт спать. Перед сном ему приходит мысль, что семь данов на одном копье - это чересчур, но вставать лень, да и с какой стати он должен скупиться на убитых врагов. Эльфус сказал семь — пусть будет семь. Правда — это то, что будет написано в книгах, а книгу пишет он.