Гл. 7

Гл. 7
 «886 год начался при дурных знамениях! Франция, покинутая господами и слугами, скорбит; она в слезах, у нее нет вождя. Не является никого, кто оказал бы сопротивление: увы! Все они бегут!»- скрипит перо по куску старого пергамента.
 Глаза стали совсем никудышны. Старик старается выбирать для работы самый светлый час дня. Пишется трудно. Очень сложно найти уединение в переполненном людьми городе.
 Дела в кузне продвигаются, хоть ладить с властным старшиной мастеров не просто. Твердолобый Эберульф оставляет без внимания любое прямое указание.
 Мудреца поначалу это бесило, но вскоре хитрый старик нашёл к Эберульфу подход. Самолюбивый мастер падок на лесть. Достаточно подкинуть ему свою идею, потом в разговоре похвалить её же, но словно эта мысль была высказана самим Эберульфом, и дело сделано. Конечно, не очень приятно отказываться от своего детища, но дело важнее. Славою считаться будем, если живы останемся! Ведь мы же свои люди!


 Лёжа под тёплым семейным одеялом госпожа Фифи де Вилье случайно коснулась ноги мужа. Прикосновение было неприятным. Нога Жерома твёрдая и холодная, как у трупа. Женщина тихонько отстранилась. За два года, пока её муж и господин де Вилье лежит прикованный к постели, она, казалось бы, должна привыкнуть к его мёртвым ногам, но привыкнуть к этому невозможно.
 По совету мошенника-лекаря ей приходится втирать мужу лечебный бальзам, изо всех сил стараясь изображать лицом и голосом бодрость и оптимизм. Ноги несчастного Жерома всё больше напоминают ноги птицы, такие же жёлтые и худые с длинными, тонкими пальцами, выпирающими уродливыми суставами, в чёрных пятнах пролежней.
 С каждым месяцем пятен становится больше. Не помогают ни мерзко пахнущие целебные мази, ни молитвы, ни образки святых целителей Фирмина и Антония, ни многочисленные пожертвования в церкви и монастыри.
 Два с половиной года назад её молодой и красивый муж отправился на охоту. Конь шевалье на полном скаку попал ногой в сусличью нору и упал на невезучего всадника. Коня со сломанной ногой пришлось зарезать. Красавчик Жером выжил, но навсегда потерял способность ходить. Вся нижняя часть тела, часть которую жена особенно любила, омертвела.
 Они едва успели пожениться. Детей у них не было и теперь точно не будет. Многочисленная родня мужа попыталась отнять у калеки земли и титул. Особенно старался младший брат Жерома Жильбер — противный молодой человек с вечно слюнявым ртом и холодными, как мерзкие лягушки, руками.
 Молодой жене пришлось использовать все связи своего отца при дворе, чтобы отстоять права мужа на бенефиции и феод. Родственнички затаились, но только и ждут смерти шевалье, чтобы отобрать титул и земли. Когда с севера пришли язычники, пришлось бросить поместье и укрыться за стенами города.
 Госпожа Фифи почувствовала, что муж не спит, повернулась к нему всем телом, нежно улыбнулась, ткнулась губами в мягкую ямку возле ключицы и провела по ней горячим языком. Жерому нравилось, когда она так его ласкала. Муж довольно рассмеялся.
- Как спала, любовь моя. Что тебе снилось? Надеюсь приятное. Ты так сладко улыбалась во сне.
 Что снилось молодой женщине, калеке лучше не знать.
- Снилось, что ты выздоровел, любовь моя! - привычно соврала Фифи. Женщина поднялась с постели и кликнула служанок. Ей пришлось два раза позвонить в колокольчик, прежде чем эти лентяйки поднялись в спальню.
- Помогите своему господину, - сказала мадам де Вилье, встала у окна и принялась расчесывать прекрасные, чёрные волосы в мелких кудряшках, которые так любит трогать её муж. Юная госпожа была маленькая, грациозная и изящная словно ящерка.
- Ты куда-то сегодня идёшь? - спросил Жером.
- В церковь. Потом, возможно, к раненным в Божий Дом, - быстро ответила жена, - помогать страждущим в наше страшное время - долг каждой христианки.
 Лицо шевалье де Вилье скривилось, будто муж уксуса вместо вина выпил.
- Ночевать вернёшься?
- Постараюсь, - небрежно бросила жена, - прости, любимый, если дела задержат, останусь у нашей родственницы баронессы Эриланг. Ходить одной без сопровождения по городу в наше трудное время опасно!


- Посадите меня, - попросил шевалье служанок. За годы болезни голос хозяина стал капризным и сварливым.
- Я подыму. Ты подложишь подушки! - приказала крупная и сильная служанка Эльза своей более мелкой товарке Жоржетте.
 Верная Эльза ухаживает за Жеромом с первого дня его несчастья. Когда жена отлучается, всегда заменяет её. Женщина ловко обхватила хозяина под мышки, так что его лицо упёрлось в мягкую подушку грудей, и без труда подняла лёгкое тело калеки. От служанки уютно пахло молоком. Эльза год назад родила и ещё кормила малыша грудью.
 Жером старался не думать, где проводит дни и ночи его темпераментная жена. Как любовники супруги прожили ровно девять дней и одно утро, ставшее для него роковым. Родня не успела разъехаться с пышной и богатой свадьбы, что устроили родители невесты, и шевалье как радушный хозяин решил развлечь дорогих гостей травлей зайцев, которых в тот сытый год множество развелось в пустошах и перелесках.
 Жером до мелочей помнит события злосчастного утра. Он проснулся от требовательного поцелуя молодой жены. У них ещё не всё получалось, но супруги изо всех сил старались скорей постичь науку любви и получить наследника. В то утро шевалье смог три раза и оставил Фифи вполне удовлетворённой. Его верная охотничья лошадка захромала, и сесть пришлось на норовистого жеребца. Фифи беззаботно помахала с балкона красавцу-мужу, и кавалькада блестящих всадников отправилась в поля.
 Во всём виноват охотничий азарт и нежелание уступить добычу здоровяку Эблю. Выгнанный собаками из чащи небольшого острова кустов краснотала и ракитника заяц серым упругим комом заскакал по пустому полю, с которого арендаторы недавно сжали хороший урожай пшеницы.
 Скоро все охотники отстали. За заходящейся в неистовом лае сворой, удержались только они с толстым аббатом. Молодой жеребец Жерома был резвее гнедой кобылы Эбля, но шарахался от каждого куста и плохо шёл за собаками. Шевалье ожёг его плёткой, кобыла аббата стала отставать. Норовистый жеребец словно стлался в беге над короткой, колючей стернёй сжатого поля. Потом нога коня провалилась в сусличью нору и подломилась.
 Время будто замедлилось. Жеребец упал на полном скаку. Жером успел освободить ноги из стремян и вылетел из седла вперёд через голову своего коня. Он уже думал, что легко отделался, когда конская туша рухнула на него сверху, и всё исчезло.
 Если бы Жером умер в то утро, он бы умер самым счастливым человеком на свете. Он был богат, хорош собой, молод. У него была самая весёлая, красивая и страстная жена, которая его нежно любила. Но шевалье, к сожалению, не умер.
 В том, что жена теперь часто пропадает неизвестно где, надолго оставляя больного на попечении служанок, частью его вина. Чтобы Фифи не скучала, Жером сам свёл её с Алейной и её братом. Не унывающий аббат -  дальний родственник Жерома, единственный из всей родни, выступивший против передачи титула шевалье его нетерпеливому братцу Жильберу. Фифи стала чаще отлучаться из дома, но не изменила своё отношение к Жерому, стала даже более внимательна и ласкова с увечным мужем, словно старалась загладить перед ним какую-то свою вину. Шевалье догадывался какую, но был бессилен что-либо исправить и делал вид, что в их отношениях ничего не произошло.


 Вечер. Прозрачная луна плывёт бледным призраком в быстро темнеющем небе. Первые звёзды торопятся выйти в звёздный хоровод вокруг владычицы севера — Полярной звезды. Отмытый от пота и грязи Балдуин идёт к аббату. Эбль встречает графа у входа одетым для дальней прогулки. С ним двое рослых, вооружённых до зубов слуг. «Боялся, что не придёшь»,- говорит аббат. От него хорошо пахнет. «Мы куда-то идём, зачем эти?»- спрашивает озадаченный граф и кивает на слуг. «Пускай,- делает неопределённый жест рукой Эбль, -с ними спокойнее. Нас сегодня ждут. С тобою хотят познакомиться».
 Они долго идут по грязным улицам . Небо наливается чернильной темнотой. Луна из прозрачной делается жёлтой и плотной, словно ноздреватая лепёшка на раскалённой сковороде. Подходят к большому, богатому дому. Крошечный садик за стеной из известняка. Калитка. Не заперто. Пахнет жухлой зеленью. В глубине едва заметная дверца.
 Эбль кивком головы отпускает провожатых, пытается открыть дверь своим ключом.
 Дверь бесшумно открывается. Гостей ждут. На пороге высокая женская фигура, с ног до головы закутанная в светлую накидку. В ухоженных руках фонарь. Такие руки не могут быть у служанки. Женщина молча поворачивается, идёт тёмным коридором. Аббат и Балдуин за ней, стараясь не отставать от пятна жёлтого света вокруг провожатой. По движениям чувствуется, что женщина молода.
 Узкая винтовая лестница. Дверь. Что его ждёт? У графа сердце колотится о грудину, как осенние морские валы бьются о скалы. Проходят в жарко натопленную небольшую залу. Горит камин. Свет живого огня играет на столовых приборах, цветных, тканевых драпировках, оставляя глубину залы в таинственном полумраке.
 Женщина оборачивается, точным, выверенным движением отбрасывает накидку. Блестящие, огромные глаза, большой чувственный рот, чёрные волнистые волосы под жемчужной сеткой, туника из тонкой ткани, тесно обтягивающая высокую грудь. «Алейна — баронесса Эриланг, урождённая графиня Мэнская, моя любимая сестра»,- говорит с улыбкой Эбль и немного дольше чем следовало бы приличием целует женщину в алые, чувственные губы.

 Этот жестокий и беспощадный мир принадлежит мужчинам, потому так трудно в нём одинокой женщине. Но всеблагой Бог устроил всё так, что у мужчин есть одна слабость. Эта слабость скрыта под твоей юбкой, и если ты по своей воле научилась ею пользоваться, то весь мужской мир окажется у твоих ног. Надо только, чтобы ты была хозяйкой того что природа поместила меж твоих гладких ножек, а не наоборот, что, согласитесь, не просто.
 Алейну рано выдали замуж. Суровый воин барон Эриланг, ровесник её отца, полгода насиловал молодую жену всякий раз, когда напивался до пьяна, пока у неё не случился выкидыш. Барон погиб вместе с батюшкой графом Мэнским, царствие ему небесное.
 Алейна немного поплакала, скорее не по убитому мужу, а по вечной бабьей привычке оплакивать все перемены, что произошли или происходят в жизни, и стала любовницей Филиппа де Бульона. Прежний граф парижский был щедрым мужчиной и прекрасным любовником. Благодаря его стараниям урождённая графиня Мэнская познала радости любви, но чуть не умерла при родах. Повитуха сказала, что Бог милостив, даровал жизнь ей и её сыну, но больше детей у неё никогда не будет. Филипп души не чаял в единственном сыне и молодой любовнице и непременно бы на ней женился, если бы церковь дала разрешение на развод с прежней женой.
 Алейне пришлось рано отдать малыша в дом его отца на попечение действительной графини де Бульон. Филипп не сказал близким кто настоящая мать ребёнка. Объявил, что мальчик его сын и будет воспитываться в доме как наследник. Алейне было приказано никогда не видеться с малышом. Когда Филипп погиб на судебном поединке, заботу о наследнике де Бульонов взял на себя император.
 К двадцати шести годам телесная красота Алейны расцвела, она научилась ею пользоваться и делала это с удовольствием. Новый граф парижский не такой красавчик как прежний, но мужчина видный. В глазах женщины, ничто так не украшает кавалера и ни делает его желанным, как власть и деньги, что эта власть даёт. Пусть на себя пеняет та дура, что отпустила графа от себя. Мужчина, как младенец — долго без женской титьки не может.

 Подала руку для поцелуя. Когда наклонялся, невольно разглядел бугорки сосцов под тонкой тканью туники, нитку красных кораллов, лежащую на груди. Смутился.
-У Вас прекрасный дом, госпожа,- голос графа сипит от волнения,- благодарен Вам за приглашение.
-Ах, что Вы! Проклятая война заперла нас в каменных стенах. Ни прогулок, ни соколиной охоты. Я бы совсем превратилась в монашку, на радость нашему драгоценному дядюшке, если бы иногда мой очаровательный, несносный братец не развлекал наше маленькое женское общество визитами. Мы рады, что вы сегодня согласились почтить своим присутствием наши скромные посиделки,- говорит женщина и обращает взор гостя вглубь комнаты. Только теперь в волнующей и таинственной полутьме залы граф разглядел двух прелестных, хорошо одетых дам.
- Присоединяйтесь к нашему обществу, милорд,- приглашает Балдуина радушная хозяйка. Граф смущён. Драгоценная посуда, вино и закуски стоят на низком помосте, накрытом белой, льняной скатертью, белее и чище его простыней.
 Дамы расположились полулёжа на шкурах в тёмной части комнаты. Трепетный свет живого огня из большого камина на миг выхватывает из мрака то белые голые руки, то маленькие ступни в изящных туфельках, вспыхивает в блестящих, смеющихся глазах и драгоценностях, делает тела под лёгкими одеждами ещё привлекательнее и желаннее.
 «Леа»,- представляется пышная дама и тянет для поцелуя полную руку. Балдуину приходится опуститься на колени. Когда граф трогает губами тёплую, мягкую кожу, чувствует быстрое, лёгкое пожатие. Леа чуть удерживает его пальцы, заглядывает Балдуину в глаза. Дыхание женщины щекотно касается лица.
 За другую руку уже тянет маленькая, смуглая женщина. «Я Фифи! У нас тут без церемоний,- смеётся проказница,- здесь мы все братья и сёстры нашего милого аббата. Позвольте, дорогой граф, запечатлеть на ваших устах невинный, сестринский поцелуй!» Женщина жадно приникает ко рту Балдуина. Её дыхание пахнет вином. Горячий язык пробегает по сухим и обветренным мужским губам. «Несносные, вы совсем смутили нашего гостя,- в голосе хозяйки смех,- ступайте ко мне, милый друг».
 
 Мужчина проснулся до света лёгким и пустым. Темноволосая женщина спит рядом. Поленья в камине превратились в красные уголья, дающие уютное тепло. Хмель ещё не прошёл. Рука затекла. Балдуин отодвинулся от горячего, разметавшегося во сне женского тела. Пришло желание и вместе с ним чувство вины.
 Почувствовав, что мужчина отстранился, Алейна открыла глаза и сразу придвинулась ближе, закинула ногу на его бёдра, приникла к мускулистому, твёрдому торсу, как гибкая лиана приникает к могучему стволу. Поднялась на локте. Свет из камина упал на лицо, отразился в в чёрных зрачках. Поток чёрных, тяжёлых волос щекотно упал на широкую мужскую грудь и шею.
 Балдуин кладёт руку на затылок женщины. Пальцы утопают в густых волосах, как в конской гриве. Притягивает к себе и целует. Голой кожей чувствует её всю от твёрдых кончиков острых грудей до маленького треугольника из жёстких волос внизу плоского живота. Предутренняя тишина и покой, круг слабого света от камина, тёмная глубина комнаты, их общее тепло и дыхание соединяют мужчину и женщину. Надолго?
 Ощутив животом желание мужчины, Алейна высоко садится на его бёдра, опираясь руками на твердые мужские ладони, впускает его в себя. Протяжный вздох, словно вошла в холодную реку, срывается с горячих от его поцелуев губ. Рот округляется, напрягаются руки. Плавно колышется гладкое женское тело. Острые, полные груди с чёрными сосцами начинают движение, подымаются и опускаются, чуть запаздывая от движений бёдер, всё быстрее и быстрее, словно крылья птицы, отправившейся в свободный полёт. Мужчина под ней, их соединение - её небо. Торопится достичь звёзд, помогает себе рукой, лицо становится страдальческим. Скорее, скорее. Груди бешено пляшут. Трепещут бабочки-ресницы...

 «Ты сегодня придёшь?»- спросила женщина расставаясь. Голые плечи под светлой накидкой из плотной ткани озябли. Мужчина колеблется. «Постараюсь»,- говорит он уклончиво. Глаза прячет в темноте. «Поцелуй меня на прощание»,- просит она.
 В первом свете утра лицо женщины кажется светлым пятном с чёрными провалами глаз. Он неловко тычется губами. Женщина выпускает из рук накидку, приникает голым телом к мужчине, страстно и долго целует, так что у обоих кончается дыхание, отталкивает от себя мужские руки. «Уходи...- медленно подымает накидку с пола,- тебе пора». Хлопает дверь. Быстрые шаги, мужчина спешит, словно убегает. Теперь она точно знает, что он вернётся.


 «Высшую власть над людьми тебе вручил Бог, руками Верховного понтифика. Мы не можем потерять расположение папского престола. Велика твоя империя, но сердце её — Рим. Если мы утратим любой город на севере, востоке или западе это будет всего лишь потеря одного города. Если мы утратим Рим — это будет утрата империи»,- тихим, спокойным голосом говорит Бланка. Голова Карла лежит на коленях женщины. Сквозь мягкую ткань щекой император чувствует уютное и безопасное тепло её тела. «Для Бога твоя борьба с язычниками на востоке так же угодна, как противостояние язычникам севера. Весь мир разделился на приверженцев Христа и дикие орды варваров. Пока ты покровительствуешь папскому престолу, ты император Западного мира».
 «Она права,- думает Карл, -но я не могу оставить без поддержки терзаемый норманнами народ». Руки женщины легко касаются лица, перебирают пряди тонких, редких волос, успокаивают. Тихий, нежный голос журчит, как чистый ручей, убаюкивает и вселяет уверенность. «Великая Восточная Римская империя борется с северными варварами мечами самих северных варваров»,- говорит Бланка. «Я пробовал. Мы крестили Готфрида. Дали норманну Фрисландию и любимую племянницу в жёны, чтобы он берёг наши земли, но только разожгли его алчность. Норманн поддержал мятеж моих врагов, потребовал уступить ему Зинциг и Кобленц, иначе он выйдет из вассальной присяги. Норманнам нет веры. Они, как дикие звери, опасны даже приручённые»,- возражает император вслух. Про себя думает: «Хорошо, что Генриху удалось решить вопрос с жадным Готфридом и мятежным графом Гуго Лотаринским окончательно, жаль только бедную девочку Гизеллу, убитую в суматохе ночной резни.
 Карл вспоминает синее от щетины лицо своего верного слуги и жизнерадостную хохотушку Гизеллу. Ему нравилось сажать ласковую племянницу себе на колени. Девочка любила слушать страшные сказки. Как плакала она, когда узнала, что ей предстоит стать женой жестокого норманна! «Жизнь бывает чудовищней самой страшной сказки»,- мрачно думает Карл. «Не опускай руки, при первой неудаче,- бережно, но твёрдо, как капризному ребёнку, втолковывает женщина императору,- у тебя всё получится. Доблесть государственного мужа в большой, великой цели и верности избранному пути».


 Стук двери. Быстрые, решительные шаги — прочь, прочь. Мужчины торопятся спасать мир. Зябко. Тёмный пушок на руках поднялся, как у озябшей кошки. Узкий коридор, лестница. Знакомый скрип двери. Маленькая зала. Из камина дует. В унылом свете раннего утра на полу испачканная скатерть, грязная посуда, остатки еды. Праздник умирает в грязных тарелках.
 Алейна заглядывает в кубок. Красное вино. Выпивает. Холодная жидкость теплом разливается по телу. На губах терпкая сладость винограда.
 «Хорошо бы поднять Лизетту,- мелькает мысль,- пусть наведёт порядок. Но похоже, старая дура стучит на меня дядюшке. Надо посмотреть ни осталось ли здесь чего лишнего!»
 Осматривает комнату. «Успеется. Всё успеется,- успокаивает себя молодая женщина,- позже уберёмся вместе с Леа и Фифи. Меньше сплетен будет».
 На полу, там где лежала его одежда, маленький, светлый прямоугольник. Платок. Неумелая вышивка гладью. Монограмма. Наверное подарок от дочери.
 Алейна, забыв о холоде, идёт к окну. На клочке ткани в алом сердце, сплетённые между собой, большие буквы Б и Э, как булавкой пришпиленные друг к другу золотой, чуть кривой стрелой. Не дочь. Вышивала жена. Платок тонко пахнет лавандой и другой женщиной.
 «Идёт к любовнице и подарок жены с собой тащит!»- приходит чувство обиды и злости. Влюбилась? Ревную? Вот ещё! Но на сердце горько. Спать с чужим мужем, всё равно что донашивать ворованную одежду. Но что вы, добропорядочные женщины, знаете про одиночество, про бессонные ночи, про редкие встречи украдкой?
 Гнев горячей волной теснится в груди. Балдуин её третий мужчина, почти третий, точнее четвёртый. Алейна смешалась, вспоминает свою странную, грешную, первую любовь и краснеет. Хорошо, что она была, иначе бы убила своего единственного, законного мужа или удавилась сама. Запах от платка ей неприятен. Яростно комкает платок, впиваясь в него ногтями, словно в лицо соперницы. Сжечь! Бросается к камину, но там лишь остывшие угли и пепел.
 Неожиданная мысль останавливает женщину. На устах улыбка, как у проказливой девчонки. Она вернёт платок хозяину!
 Алейна расправляет несчастный комочек ткани, ведёт им по телу. Мягкая ткань скользит между грудей к животу. Алейна хотела оставить только свой запах на платке, но прикосновение ткани неожиданно сильно и ярко возбуждает. Часы ворованного счастья были такими короткими. Женщина двигает платком, чаще и чаще, пока волны не накрывают её раз за разом…

 В конце коридора небольшое окно. Две двери напротив друг друга. Спальни. Налево - её, направо - Эбля, когда он здесь остаётся. Прислушивается. Тихо. Город спит. Как же холодно! Женщину бьёт дрожь. Недолго колеблется. Представляет ледяные простыни своей одинокой постели. Б-р-р. Выбирает комнату брата.
 Первый свет раннего утра. Мужская и женская одежда на полу. На столе два кубка и кружка, из которой любит пить Эбль. Высокая кровать под балдахином.
 Алейна легко ступая на носочки, чтобы никого не разбудить, подходит к постели и ныряет в тёплые недра кровати. Брат спит на правом боку, положив по-детски одну руку под щеку, другой обнимает маленькую Фифи. Девушка свернулась калачиком и укатилась в ноги, так что лица не видно. Прилипнув к спине Эбля большой, мягкой грудью, с другой стороны постели посапывает Леа. Блаженное тепло охватывает тело молодой женщины. «Все мы тут братья и сёстры»,- мелькает короткая мысль.
 Алейна легко засыпает. Ей снится синее небо и тёплое море. Она в лодке. Солнце ласкает кожу. Горячий ветер касается голой груди. Волны набегают, подхватывают лёгкое судёнышко, плавно качают, словно баюкают. Кричит чайка. Волны выше и выше…
 Алейна открывает глаза. Кровать раскачивается. Против её лица милое лицо брата. Высоким голосом словно чайка вскрикивает Фифи, жарко дышит ей в грудь. Алейна ласково проводит рукой по жёстким, упругим кудрям подруги, касается колючей мужской щеки. Тихонько, кончиками пальцев проводит по высокому лбу с вертикальной морщинкой, густым, чёрным как у неё бровям мужчины, полуприкрытым длинными ресницами векам.
 Глаза Эбля широко открываются, встречаются взгляды брата и сестры, чтобы быть до конца вместе. Алейна придвигается ближе, упирается лбом в горячий, широкий лоб самого близкого человека на свете, смотрит в карие глаза, чувствует его движения. Их дыхание смешивается, голова кружится. Фифи больно вцепляется в груди Алейны, но девушка этого почти не чувствует, только движения тела Эбля, его милое лицо рядом. Её грешная любовь и первый мужчина. Ей так знакомо это выражение сладкой муки на его лице.
 Девушка страстно приникает губами к твёрдому мужскому рту. Шумное, прерывистое дыхание, сладкий вкус винограда… Волны, волны. Лодка идёт ко дну.
 Потом она с девчонками лежит в его кровати. Брат торопливо одевается. Мощные плечи и грудь, заросшие чёрным волосом. Косматая спина, как у медведя. Могучий торс. Да, худеньким его не назовёшь. Алейна вспоминает тоненького, мечтательного мальчика с нежными руками, который так любил её трогать, и которого так нравилось трогать ей.
 «Не опоздайте на утреннюю службу,- бросает торопливо аббат,- не то всем нам достанется от дядюшки!» Глаза его озорно смеются. Девочки капризно морщат очаровательные носики. Мужчина торопливо уходит. Тяжёлые шаги гремят по полу. Хлопает дверь. «Ещё один спаситель человечества!»-с лёгкой насмешкой думает Алейна о любимом брате. Фифи пытается залезть под одеяло, но Леа безжалостно сталкивает маленькую девушку с кровати. Она чуть обижена на подругу. Приходится вставать и начинать день. Женщины рядятся в наряды скромниц и бегут в церковь.


 «Подлецам живётся легче,- размышляет над своей бедой Балдуин,- им не ведомы муки совести. Обыкновенный человек сознаёт мерзость своих поступков, если поступает грешно».
 Он несколько раз пытался прервать отношения с Алейной. Она всё вытерпела. Вместо укора страстные ласки и уверения, что он лучший мужчина на земле.
 У Балдуина хватило ума понять, что женщина врёт, но так хотелось верить в искренность её признаний. Иногда ему удавалось справиться с пагубой. Балдуин оставался ночевать на городской стене или в холодной башне, но природа брала своё, и он словно бездомный пёс снова оказывался перед дверью знакомого дома, где его однажды приласкали и обогрели. Алейна никогда не укоряла, не спрашивала, где он был, окружила тысячью забот. За старания скрасить ему жизнь рыцарь исправно платил деньгами и дорогими подарками. Женщина никогда не отказывалась, трогательно радовалась подношениям, но сама ничего не выпрашивала.
 Мальчишки оруженосцы только таращили удивлённые глаза на всегда теперь чистую и ухоженную одежду своего хозяина. Графу пришлось врать про помощь, что монашки оказывают ему в монастыре, наряду со всеми нуждающимися.
 Чудесные превращения продолжили твориться с графом. Измена жене и новая плотская страсть словно повязку сняли с глаз и освободили место в душе для нового чувства. До того дня он уже много раз видел юную дочь своего учёного секретаря, доставшегося ему от прежнего графа парижского. Ещё бы, они жили в его дворце, но сердце Балдуина прежде было слепо. Он жил только заботами войны, воспоминаниями о жене и доме. Но судьба уже приуготовила роковую для графа встречу.
 Балдуин подымался по лестнице. Голова полна тревог и забот. Смотрит под ноги. Навстречу лёгкие шаги. Жёлтый луч солнца упал на отполированные следами многих ног ступени из серого известняка. Мужчина подымает глаза. Полуденное солнце слепит через полукружную арку окна. В столбе золотого света тоненькая фигурка. Волосы сияющим светлым облаком вокруг гордо вскинутой головки.
 Ожгла Балдуина взглядом зелёных глаз, опустила пушистые ресницы, словно бабочки сложили крылья. Смиренно поклонилась. Лукавая, едва заметная улыбка в уголках свежих губ. «Здравствуйте, Ваша Светлость!»-голос чистый и нежный, как у небесного ангела. «Здравствуй, прелестное дитя». Гневная морщинка меж бровей, сердитый взгляд зелёных глаз, дерзкое: «Я не дитя». Умчалась, оставив Балдуина в смущении. Почему так бьётся сердце?

 Вам понравится если кто-нибудь, годящийся вам в отцы, станет таскаться за вами следом, таращить на вас глаза и томно вздыхать при встрече? Нет. А если это самый могущественный человек в этой части земли?

 Видит Бог, Балдуин старался реже видеть прекрасную Мариз, но как на грех, девчонка часто попадается ему на глаза. Они пользуются одной лестницей. Графу что, теперь через окно лазать?
 Ваше Сиятельство, кого Вы пытаетесь обмануть? Человек врёт больше всего самому себе. Балдуин готов полдня простоять на лестнице, придумывая для себя жалкие оправдания, лишь бы взглянуть на прекрасное лицо девушки, ощутить сладкое волнение в груди и полдня потом быть счастливым, короткой, как бы случайной встречей.