Русскоязычная литература и ее тенденции

Русскоязычная литература и ее тенденции

Вступление

Русскоязычная цивилизационная субкультура творчества в едином ракурсе с политической либералистикой социального шовинизма прочно заняла свое место в Русском Мiре. Ее окончательное внедрение завершилось после либеральной социальной революционной катастрофы Великого Раскола. Все ее истоки прослеживаются с внедрением в Культурологию Русского Мiра «ереси жидовствующих». Сама русскоязычная субкультура всегда и везде в конечном итоге выступает в качестве политическо-идеологической обслуги либеральной западнической власти и церковной ветхозаветной, эволюционистской, иудохристианской институциолистики. Это состояние утвердилось со времен внедрения в дух Русского Мiра догматов ветхозаветного эволюционистского иудохристианства с помощью соответствующей «правки» богослужебных книг и итогового Великого Раскола государствообразующего Русского Народа с властно-церковной Россией XVII века. Особенно наглядно этот феномен исторически проявился в расовой мистике Великоруской Иконописи и нововерческих «партесных» богослужебных песнопениях.

Здесь мне хотелось бы показать области проявления подобной русскоязычной субкультуры в литературно-поэтическом и ином творчестве Русского Мiра. Это огромный пласт всевозможных идеологических наслоений на расовую Сущность Великоруской Культурологии. Если в Русском расовом творчестве преобладает Великоруский Дух расовой социальной Эстетики, то в русскоязычном творчестве он же превращен в самоэстетику, в самолюбование индивидуалистики. Естественно ее венцом стала краеугольная «всечеловеческая» мысль достоевщины: - «Красота спасет мир».

К ней этой русскоязычной, но в своей Сути безпочвенно-общечеловеческой, субкультуре напрямую относится литературное творчество, как Толстого, так и Достоевского. Чехова, Горького, Бунина, Волошина и Гумилева, Цветаевой и Ахматовой, Маяковского и иже с ними. Здесь же и вся служебная партийная, «марксистско-ленинская» советская литература и т. д. Там если и проглядывают какие либо русские мотивы, то они не являются доминирующими, расовыми и типологическими.

Это и разноплановая музыка Глинки, Римского-Корсакова, Чайковского, Шостаковича, Шнитке и т. д. Это и то же художественное творчество: - Антакольского, Репина, Айвазовского, Рериха, «передвижников». Тут и архитектура псевдоготики XIX века и псевдоклассика того же и  «советско-демократического» сталинского периода и псевдомощь  скульптурной «вучетичевщины», архитектурное «корбюзьианство» и скульптурная «церетелевщина».

Так в моем Краснодаре, Екатеринодаре по дороге из аэропорта в город его гостей встречает огромная нелепая фигура советского псевдовоина, истукана вучетинщины, к коей в народе сразу прилипло прозвание «фантомас». Того же поля ягода и огромная «женщина с ружьем» возле бывшего кинотеатра «Аврора». Народная молва подшучивала, этот истукан не идет ночью к «даме с ружьем» не зря, он опасается, что после «любовного свидания» такого рода дама, по животному принципу, его сразу убьет.

Здесь же длинный ряд всех «модернистов», с венцом творчества «мироискусстников», как и Петрова-Водкина, Татлина, Дейнеки, Малевича, включая сюда и соцреалистов типа Кукрыникс.  Погранично этот ряд определить четко очень сложно, да, скорее всего, и невозможно.

А вот Великоруская Культурология здесь может быть представлена более четко, она выделяется своими наглядными творцами, своими Лидерами в области природной социологии Великоруской расовой Эстетики. Ее наглядные, знаковые представители это: - Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Крестовский, Константин Леонтьев, Булгаков и Куваев, Есенин, Клюев, Павел Васильев, Башлачев, Рубцов и Кузнецов. Здесь же Великоруская расовая Музыкальная Культура от Бородина, Балакирева, Мусоргского, Рахманинова и Свиридова. Художественное творчество пейзажиста И.И. Шишкина, Васнецова, Павла Корина, Константина Васильева- Великороса, Андрея Шишкина. Это и великоруская  расовая геополитическая и евгеническо-антропологическая мысль в лице того же Хомякова, Тютчева, Данилевского, Леонтьева.

В сущем пограничном смысле русской и русскоязычной литературы гениален отзыв Георгия Свиридова о Солженицыне, который четко проводит великорускую расовую духовную границу между Русским Культурологическим творчеством и творчеством русскоязычной субкултуры. Творчеством материалистичным, идейно интернационально политическим, иудаистично апокалиптическим и мессианским: -

«Солженицын всю жизнь пытался стать русским писателем, но так и не стал им».

Как вступление в тематику расового анализа русскоязычного творчества нагляден знаковый материал тиражирования либеральными СМИ «кривого, левого» общественного мнения о Великоруском Гение, художнике Константине Васильеве-Великоросе.

Вот выдержка из недавней публикации о Васильеве сетевой казанской газеты БИЗНЕС Online: -

«В сентябре 2022 года исполнилось 80 лет со дня рождения художника Константина Васильева. Наша газета в этой связи посвятила выдающемуся земляку, чье творческое наследие еще ждет должной оценки, несколько материалов. Между тем не только жизнь, но и смерть Васильева в 34 года покрыта тайной и множеством конспирологических версий. Чтобы детально разобраться в гибели художника под колесами поезда Омск – Москва. Согласно предположению, трагическую роль в истории сыграл сын офицера КГБ, увлеченный философией Гегеля.

Все исследователи творчества Васильева соглашаются, что для официального искусства времен брежневского застоя художник был фигурой не очень удобной. Любовь к музыке Рихарда Вагнера и философии Фридриха Ницше художника-германофила, пишущего на былинно-мифологические темы, — все это не очень типично для эпохи …»

Что можно отметить в подобной публикации?

А типичный «левый» материалистический подход к теме творчества Русского Гения. Он характерен и для политического копания в теме Цареубийства, где катастрофа ритуальной гибели Монархической Власти в России по распоряжению касты руководства политических иудаистов-глобалистов, руками интернациональных служек узурпаторов власти в стране мировых революционеров, акцентирована и перенесена на сами обстоятельства этого ритуального убийства, как и судьбы тел Царственных Мучеников. Царебожники поднимают на ложный щит «величие царствования Императора Всероссийского Николая Второго». А это совсем не соответствует катастрофическим обстоятельствам исторической действительности, как скатывания России к неуклонной гибели природной Великоруской Культурной Формы Государственности, как Империи, от террористической разрушительной деятельности секты мировых революционеров, коим Император и его Царская Власть не смогли противостоять.

Вместе с тем совершенно забытым оказывается феномен реставрации Великоруской дораскольной Иконы, как волевой импульс, Божественно исходивший от Императора Николая Второго. Именно через ее сюжеты и красочный Мiръ Русской дораскольной Иконы открылся по новому Культурологический Феномен Богоданного Царя Ивана IV Васильевича Грозного. Не Богородица, а Христородица присутствует на Русской дораскольной Иконе. Нет кощунственного «образа Божьего», а присутствуют  нравственные евангельские сюжеты. В том животворящем Мiре Русской дораскольной Иконы нет места Апокалиптическому и Мессианскому Мироощущению Русского Народа, как еретическим иудаистским представлениям. В ней подспудно присутствует уникальное солнечное, свастическое, правостороннее, без образное вечное кругвращение Жизни, как Мироощущение Божественности Нашего с Вами Мiра.  Икона «Троица» Андрея Рублева в Великом Домострое Грозного Царя заняла место религиозно нравственного Великоруского Канона, центра нравственного Стояния Русской Веры. Краски и Мiръ Русской дораскольной Иконы сразили все горы лжи сплетенные дьявольщиной либералистики вокруг Русской Истории, Бытия и жизнеутверждающих Традиций Русского Имперского Народа.

 Русская дораскольная Икона пока раскрылась сегодняшнему Русскому Народу лишь небольшой частью своего Великого Великоруского расового Нравственного Феномена. Ее животворящая роль в Русском Воскресении всестороння и глобальна, но это впереди.

С Васильевым та же история. Нет бы, еще раз поговорить и  о значение Гения Васильева для Великорусской Культуры, об исторических и художественных истоках его таланта, как и о печальной судьбе великоруского художественного наследия художника. Нет, в публикации начинается копание в области совершенно несущественных, но «сенсационных» обстоятельств его безвременной гибели.  И тут же накидывается покрывало привычной русофобской клеветнической лжи о «германофильстве» художника. И германофильстве кого? Константина Великороса!

Это вступление совершенно необходимо для вхождения в тему русскоязычного творчества. Давайте Мы с Вами начнем разсматривать тему русскоязычного творчества на примере творчества, поэзии и литературоведческой системы взглядов Максимилиана Волошина. Именно Волошин наиболее показательный тип в творчестве русскоязычного направления либеральной субкультуры.

Замечу сразу, что в мою библиотеку сразу по публикациям попадали все книги творчества и о творчестве Волошина с начала «перестройки». Я несколько раз был в Феодосии и Коктебеле. Волошин интересовал меня и как коллекционера живописи. Втайне, про себя, я мечтал приобрести в свою коллекцию хотя бы одну его акварель, кои я знал до этого лишь по репродукциям. И вот я побывал на могиле поэта и посетил его дом-музей. При знакомстве с оригиналами акварелей Волошина я сразу понял, что его работ никогда и ни при каких обстоятельствах не будет в моей коллекции. Это была совершенно чуждая мне умозрительная живопись. Ее характер лишь укрепил меня в прозрениях того, что Волошин как творческая личность не имеет никакого отношения к Велокоруской Культурологии.  Все его творчество носит интернационалистский безпочвенный иудаизированный характер! Апокалиптичность видения окружающего мира и мессианство, как духовные мечты о «переосоздание человека и человечества» для ухода с «пути Каина» составляют Основу его социальных миражей безпочвенной «всемирности идеи» подобного «переосоздания».

Начиная с 1901 года, Волошин часто подолгу останавливался в Париже, где искал «первоисточник» европейской культуры. Там он познакомился с Хамбу-ламой Тибета, что по словам Максимилиана Александровича позволило прикоснуться к буддизму в его первоистоках. «Затем, – отмечает Волошин – мне довелось пройти сквозь близкое знакомство с магией, оккультизмом, с франкмасонством, с теософией и, наконец, в 1905 году встретиться с Рудольфом Штейнером, человеком, которому я обязан больше, чем кому-либо, познанием самого себя».

В одном из писем М.А. Волошин пишет о Штейнере – главе международного антропософского общества – следующее: -

«Я его впервые услыхал в 1905 году…  В словах его меня прежде всего поразило то, что это было широкое обоснование и обобщение тем отдельным мыслям, убеждениям, к которым я в то время сам пришел… Но потом началась борьба и протест. Протест больше против штейнеристов, в которых я видел людей, «изнасилованных истинами», чем против него самого…  Но в результате выходило, что я все же возвращался постоянно к его книгам и к его формулам…»

С разговора о творчестве Максимилиана Волошина Мы с Вами и начнем обсуждение следующей части 1

Часть 1

Волошин и иные

И так после вступления  возникают следующие мироощутительные вопросы. Почему я считаю, что именно Волошин наиболее показательным типом в творчестве русскоязычного направления либеральной субкультуры?
И почему при знакомстве с оригиналами акварелей Волошина я сразу понял, что его работ никогда и ни при каких обстоятельствах не будет в моей художественной коллекции.
 
Это была совершенно чуждая мне плебейская «очаровательная», умозрительная живопись. Ее характер лишь укрепил меня в прозрениях того, что Волошин, как творческая личность, не имеет никакого отношения к Великоруской Культурологии. В моем сознании художественная ткань полотен акварелей Волошина сразу прочно ассоциировалась в один идеологический ряд с социально либеральными, утопическими «фантазиями ферятьева» от «братьев стругацких» и низменного плебейско мещанского духа моралистики «эры милосердия» «братьев вайнеров».

Сама Великоруская Культурология в художественном смысле расово Образно воплотилась в иконописи Андрей Рублева. Ее культурологический пик  икона «Троица». Она основана на пожизненном алкание Русского Типа в Со-Вести Творцом прорицания замыслов Создателя в его Сотворение Мiра Человека,  Космологии и Космогонии Вселенной, что составляет Суть Великоруской расовой Мистики и Русской Веры. Помните жизненную эпитафию юного Лермонтова: -

Выхожу один я на дорогу (Жизни)
Сквозь туман кремнистый (непростой жизненный, бытийный) путь блестит
Ночь темна, а Сердце внемлет (жаждет) Бога
И звезда с звездою говорит

Дух живописи Волошина типично иудохристианский, апокалиптический и заключен в мессианском бегстве от реалий действительности Бытия в «фантазии ферятьева», как «переосоздания человеком самого себя».

Феодосия и Коктебель начала 90-х годов оставили неизгладимый знаковый след в моем великоруском расовом мироощущение. По извечной привычке я будучи в Феодосии заглянул в центральный книжный магазин и увидел там привычные книжные развалы российских магазинов. И тут чем то мое внимание невольно привлекла непримечательная книга, скромного неприметного формата. Это были «Триады в защиту священнобезмолствующих» за авторством византийского Святителя Григория Паламы. Я приобрел ее более чем для того, чтобы не покидать магазин с пустыми руками. Но как оказалось в итоге, приобрел в свою книжную коллекцию один из главных мировых шедевров расовой типологической мысли. Когда я открыл ее дома, для просмотра, то оторваться уже не смог! Все миросозерцание Святителя было  созвучно всем моим расовым типологическим, геополитическим чаяниям и мыслям. В том числе и о характере творчестве Волошина.

Величественное мироощущение Святителя Григория Паламы просто завораживало. На примере погибающего «демократического» Рима Флавиев и его производной Византии, как теократического государства нового типа На основе религиозных и социальных «учений», символа социальности всей «новой эры». В дискуссии с Варламом «триады в защиту священнобезмолствующих Святитель Григорий Палама показал Высокую Эстетику созидательного качества Имперского Духа Рима и его мистических природных реалий в противовес тогдашнему диктаторскому иудохристианскому, эволюционно «демократическому», гностическому мировоззрению папского, каббалистически ветхозаветного Рима. Знаковая показательная история Византии с ее «вселенскими соборами» и паламитскими спорами, в конечном ее итоге, и придали решающий импульс, как впоследствии и методологическую завершенность, моим расовым и геополитическим раздумьям, изследованиям и многим выводам. Конечно же их очистка от наносного влияния либералистики  и систематизация завершилась намного позже.

Творчество Волошина уже ранее разсматривалось в некоторых моих работах. И вот проштудировав множество отзывов официоза о нем, я остановился на следующем наиболее характерном для доминирующего в «общественном мнение» русскоязычного литературоведческого взгляда. Цитирую: -

«Поэма М. А. Волошина «Путями Каина» представляет собой логическое развитие темы первых книг: «Годы странствий» (Стихотворения 1900-1910 годов), «Selvaoscura» (Лирика 1910-1914 годов), «Неопалимая Купина» (Стихи о войне и революции). Центральным мотивом этих книг является мотив пути. В первой книге это путь поэта-путешественника, задача которого заключается в познании мира; вторая книга открывается «блужданиями», когда дорога (путь) становится внутренней сутью души («в пыли дорог душа»), стремящейся к «Невидимому Граду»; третья книга стихов объединяет путь поэта с путем страны (раздел «Пути России»), и, наконец, в четвертой книге Волошин предпринимает попытку через историю мироздания определить путь человечества, идущего «путями Каина». Таким образом, в итоговом произведении поэта - поэме «Путями Каина» - наиболее полно реализовались духовные искания М. Л. Волошина.

В стихотворение «Космос» речь и о теории относительности, и о революции в физике в целом, и о той картине космоса, к которой эта революция привела к началу 1920-х годов. Стихотворение «Космос» написано 12 июня 1923 года в Коктебеле. Вот несколько релятивистских фрагментов из стихотворения Волошина «Космос».
Все относительно:
И бред, и знанье…

…Мы ищем лишь удобства вычислений,
А в сущности не знаем ничего:
Ни емкости, ни смысл тяготенья…
…На вызвездившем небе мы не можем
Различить глазом «завтра» от «вчера»…

…Струи времен текут неравномерно,
Пространство лишь многообразье форм:
Есть не одна, а много математик.

Физический релятивизм трактуется автором как релятивизм философский, на грани с абсурдом с точки зрения классического здравого смысла. Теория относительности – позитивистская, феноменологическая теория (даже не теория, а огульное предположение, подкрепленное математическим относительным аппаратом, как продолжение «математическо-кабинетной» политической методологии  ньютоновщины В.М.), позволяющая вычислять, но не ведущая к пониманию, не раскрывающая сущность явлений. Она привычные, человеческие, классические понятия пространства и времени разрушает, как, впрочем, и сложившиеся представления об атоме, веществе:

Нет вещества – есть круговерть силы,
Нет твердости – есть натяжение струй,
Нет атома – есть поле напряженья…
…Нет плотности, нет веса, нет размера –
Есть функция различных скоростей.

Что же касается новых представлений о Вселенной, то они оказываются весьма апокалиптичными: -


Мы существуем в космосе, где все
Теряется, ничто не создается;
Свет, электричество и теплота –
Лишь формы разложенья и распада…
…Вселенная – не строй, не организм,
А водопад сгорающих миров,
Где солнечная заверть – только случай
Посреди необратимых струй…
…Число миров исчерпано давно.
Все тридцать пять мильонов солнц
Возникли в единый миг и сгинут все зараз.

Такое впечатление, что Волошину уже знакома концепция нестационарной Вселенной, однажды возникшей и обреченной либо на рассеяние в мировом пространстве, либо на исчезновение иным путем.

(здесь показана типичная энтропийная картина тепловой смети Вселенной от дегенеративной либералистики, как закона разсеяния любых областей концентрации энергии; но это никак не объясняет причину природного механизма самого регулярного появления областей концентрации энергии в ее многообразии; ну не дано дегенеративной либеральной разрушительной мысли осознавать Божественную завершенность Нашего с Вами Мiра Человека, его Космогонии и Космологии; либеральная материалистика позитивистски видит лишь неизменный окружающий мир В.М.)   

Стихотворение «Космос» написано в середине 1923 года. И в этом же году появились научно-популярная книга А.А. Фридмана «Мир как пространство и время» и перевод также доступной книги А. Эддингтона «Пространство, время и тяготенье». Разъясняя нестационарную модель мира, А.А. Фридман писал: -

«Невольно вспоминается сказание индусской мифологии о периодах жизни; является возможность также говорить о Сотворении мира из ничего». Он также упоминает о модели, «когда радиус кривизны меняется периодически: вселенная сжимается в точку (в ничто), затем, снова из точки доводит радиус свой до некоторого значения, далее опять, уменьшая радиус своей кривизны, обращается в точку и т.д.». Концовка стихотворения «Космос» содержит глубокую философскую мысль о конструктивной, модельной природе нашей картины космоса: -

Так разум среди хаоса явлений
Распределяет их по ступеням
Причинной связи, времени, пространства
И укрепляет сводами числа.
Мы, возводя соборы космогоний,
Не внешний в них отображаем мир,
А только грани нашего незнанья.

Это – точка выбора, и когда осознавший себя человек разумный начал творить свою собственную историю, то из множества путей эволюционного развития он выбрал ту, которая вывела его на путь Каина.

    В книге стихов «Путями Каина» М.А. Волошин рассматривает всю траекторию развития человеческой истории от момента осознания себя до апокалиптической точки, которая будет поставлена Страшным судом, а он, как и Сам Судия, находится внутри нас: «…И каждый сам себя судил…». Волошин отслеживает поворотный момент, когда человечество отказывается от естественного природного пути развития, а вместе с тем от многих уготовленных ему уникальных качеств его существа, приставляя костыли технического и социального развития, которые и приводят к неизбежности Апокалипсиса. Поэтическая форма этого историософического размышления своей образностью подчеркивает степень драмы земной истории, которая стала именно драмой вследствие выбора именно этого пути исторического развития.

    Апокалипсический исход, который на сегодня сужден человечеству, действительно был бы неотвратим, и Волошин был бы прав до конца, как он прав на нынешний день, если бы в метаисторическом пространстве не существовало бы бесконечного числа событий, которое одновременно в нем существует. Каждое из них в свою очередь имеет возможность реализоваться при перемене выбора. Нам дан ещё один шанс продолжить дальнейший отрезок следования на пути эволюционного развития человечества, избежав апокалипсической драмы. Учение Живой Этики и новое космическое мышление дает человечеству возможность переосознать себя как естественную составляющую Вселенной, как со-знательного со-участника в творчестве Метаистории».

И последователь «учения Живой Этики», автор подобного заключения, некий доктор физико-математических наук, профессор Института истории естествознания и техники (вот ведь какие-этакие звания и бюрократические  наукообразные структуры для пущего «авторитета» лепят себе либералы; а как же Мы с Вами должны розуметь: - «ведь моська знать она сильна, что лает на слона» В.М.) В.П. Визгин делает следующие выводы:

Кратко суммируем основные идеи волошинской метафизики истории. Трагичность этой истории связана с тем, что человечество с библейских времен пошло «путями Каина», который был не только «первоубийцей», но и «первоцивилизатором» – основателем ремесел и искусств, а также наук и т.д. На этих путях, сопровождавшихся социальными катастрофами и войнами, созревали институты религии, демократии, государственности. И при этом человечество, овладевая силами природы, создавало новые орудия войны (Меч, Порох, Машина и т.д.). Но это не вело к нравственному прогрессу. Каинская сущность человека оставалась неизменной. Созданные в последние столетия государства, как показали войны и революции первой четверти ХХ века, – это антигуманные монстры, развязавшие эти войны. На «Путях Каина» произошла и квантово-релятивистская революция, от которой не следует ожидать преображения человечества. Это преображение возможно, если сойти с «путей Каина», то есть человек должен «пересоздать самого себя», отказаться от всего того, что ведет к дегуманизации: от монстров и демонов машин, государства, насилия, войн и т.д. Под подозрение попадает и современная наука, которая не смогла предотвратить «трагедию материальной культуры». Поэтому и его отношение к современной физике и космологии, а также и к теории относительности, как их теоретическому фундаменту, в общем негативно.

ГОТОВНОСТЬ

Из цикла «Усобица»
Посв. С. Дурылину

Я не сам ли выбрал час рожденья,
Век и царство, область и народ,
Чтоб пройти сквозь муки и крещенье
Совести, огня и вод?

Апокалиптическому Зверю
Вверженный в зияющую пасть,
Павший глубже, чем возможно пасть,
В скрежете и в смраде – верю!

Верю в правоту верховных сил,
Расковавших древние стихии,
И из недр обугленной России
Говорю: «Ты прав, что так судил!

Надо до алмазного закала
Прокалить всю толщу бытия.
Если ж дров в плавильной печи мало:
Господи! Вот плоть моя».

ПОТОМКАМ (во время террора)

Из цикла «Усобица»
Кто передаст потомкам нашу повесть?
Ни записи, ни мысли, ни слова
К ним не дойдут: все знаки слижет пламя
И выест кровь слепые письмена.
Но, может быть, благоговейно память
Случайный стих изустно сохранит.
Никто из вас не ведал то, что мы
Изжили до конца, вкусили полной мерой:
Свидетели великого распада,
Мы видели безумья целых рас,
Крушенья царств, косматые светила,
Прообразы Последнего Суда:
Мы пережили Илиады войн
И Апокалипсисы революций.
Мы вышли в путь в закатной славе века,
В последний час всемирной тишины,
Когда слова о зверствах и о войнах
Казались всем неповторимой сказкой.
Но мрак и брань, и мор, и трус, и глад
Застигли нас посереди дороги:
Разверзлись хляби душ и недра жизни,
И нас слизнул ночной водоворот.
Стал человек – один другому – дьявол;
Кровь – спайкой душ; борьба за жизнь – законом;
И долгом – месть.
Но мы не покорились:
Ослушники законов естества –
В себе самих укрыли наше солнце,
На дне темниц мы выносили силу
Неодолимую любви, и в пытках
Мы выучились верить и молиться
За палачей. Мы поняли, что каждый
Есть пленный ангел в дьявольской личине,
В огне застенков выплавили радость
О преосуществленьи человека,
И никогда не грезили прекрасней
И пламенней его последних судеб.
Далекие потомки наши, знайте,
Что если вы живете во Вселенной,
Где каждая частица вещества
С другою слита жертвенной любовью
И человечеством преодолен
Закон необходимости и смерти,
То в этом мире есть и наша доля!

ПУТЯМИ КАИНА (поэма)

IX. Бунтовщик
7
С собою мы уносим только то,
От обладанья чем мы отказались.
Неужто вы останетесь хранить
Железный храм угрюмых привидений?
Вы были слизью в лоне океана
И унесли его в своей крови,
Вы отреклись от солнечного света,
Чтоб затеплить во тьме пещер огонь.
Распады утомлённых равновесий
Истратили на судоргу машин,
В едином миге яростного взрыва
Вы источили вечности огня:
Вы поняли сплетенья косных масс,
Вы взвесили и расщепили атом,
Вы в недра зла заклинили себя.
И ныне вы заложены, как мина,
Заряженная в недрах вещества!
Вы – пламя, замурованное в безднах,
Вы – факел, кинутый
В пороховой подвал!
Самовзрыватель, будь же динамитом!
Земля, взорвись вселенским очагом!
Сильней, размах! отжившую планету
Швырните бомбой в звёздные миры!
Ужель вам ждать, пока комками грязи
Не распадётся мёрзлая земля?
И в сонмах солнц не вспыхнет новым солнцем –
Косматым сердцем Млечного Пути?

ПУТЯМИ КАИНА (поэма)

XI. Космос
1
Созвездьями мерцавшее чело,
Над хаосом поднявшись, отразилось
Обратной тенью в безднах нижних вод.
Разверзлись два смежённых ночью глаза –
И брызнул свет. Два огненных луча,
Скрестясь в воде, сложились в гексаграмму.
Немотные раздвинулись уста,
И поднялось из недр молчанья слово.
И сонмы духов вспыхнули окрест
От первого вселенского дыханья.
Десница подняла материки,
А левая распределила воды,
От чресл размножилась земная тварь,
От жил – растения, от кости – камень,
И двойники – небесный и земной –
Соприкоснулись влажными ступнями.
Господь дохнул на преисподний лик,
И нижний оборотень стал Адамом.
Адам был миром, мир же был Адам.
Он мыслил небом, думал облаками,
Он глиной плотствовал, растеньем рос.
Камнями костенел, зверел страстями,
Он видел солнцем, грезил сны луной,
Гудел планетами, дышал ветрами,
И было всё – вверху, как и внизу –
Исполнено высоких соответствий.

2
Вневременье распалось в дождь веков,
И просочились тысячи столетий.
Мир конусообразною горой
Покоился на лоне океана.
С высоких башен, сложенных людьми,
Из жирной глины тучных межиречий
Себя забывший Каин разбирал
Мерцающую клинопись созвездий.
Кишело небо звёздными зверьми
Над храмами с крылатыми быками.
Стремилось солнце огненной стезёй
По колеям ристалищ Зодиака.
Хрустальные вращались небеса,
И напрягались бронзовые дуги,
И двигались по сложным ободам
Одна в другую вставленные сферы.
И в дельтах рек – Халдейский звездочёт
И пастухи Иранских плоскогорий,
Прислушиваясь к музыке миров,
К гуденью сфер и к тонким звёздным звонам,
По вещим сочетаниям светил
Определяли судьбы царств и мира.
Всё в преходящем было только знак
Извечных тайн, начертанных на небе.

3
Потом замкнулись прорези небес,
Мир стал ареной, залитою солнцем,
Палестрою для Олимпийских игр
Под куполом из чёрного эфира,
Опертым на Атлантово плечо.

На фоне винно-пурпурного моря
И рыжих охр зазубренной земли,
Играя медью мускулов, атлеты
Крылатым взмахом умащённых тел
Метали в солнце бронзовые диски
Гудящих строф и звонких теорем.

И не было ни индиговых далей,
Ни уводящих в вечность перспектив:
Всё было осязаемо и близко –
Дух мыслил плоть и чувствовал объём.
Мял глину перст и разум мерил землю.

Распоры кипарисовых колонн,
Вощёный кедр закуренных часовен,
Акрополи в звериной пестроте,
Линялый мрамор выкрашенных статуй
И смуглый мрамор липких алтарей,
И ржа и бронза золочёных кровель,
Чернь, киноварь, и сепия, и желчь –
Цвета земли понятны были глазу,
Ослепшему к небесной синеве,
Забывшему алфавиты созвездий.
Когда ж душа гимнастов и борцов
В мир довремённой ночи отзывалась
И погружалась в исступлённый сон –
Сплетенье рук и напряженье связок
Вязало торсы в стройные узлы
Трагических метопов и эподов
Эсхиловых и Фидиевых строф.

Мир отвечал размерам человека,
И человек был мерой всех вещей.

4
Сгустилась ночь. Могильники земли
Извергли кости праотца Адама
И Каина. В разрыве облаков
Был виден холм и три креста – Голгофа.
Последняя надежда бытия.

Земля была недвижным тёмным шаром.
Вокруг неё вращались семь небес,
Над ними небо звёзд и Первосилы,
И всё включал пресветлый Эмпирей.
Из-под Голгофы внутрь земли воронкой
Вёл Дантов путь к сосредоточью зла.
Бог был окружностью, а центром Дьявол,
Распяленный в глубинах вещества.

Неистовыми взлётами порталов
Прочь от земли стремился человек.
По ступеням империй и соборов,
Небесных сфер и адовых кругов
Шли кольчатые звенья иерархий
И громоздились Библии камней –
Отображенья десяти столетий:
Циклоны веры, шквалы ересей,
Смерчи народов – гунны и монголы,
Набаты, интердикты и костры,
Сто сорок пап и шестьдесят династий,
Сто императоров, семьсот царей.
И сквозь мираж расплавленных оконниц
На золотой геральдике щитов –
Труба Суда и чёрный луч Голгофы
Вселенский дух был распят на кресте
Исхлёстанной и изъязвлённой плоти.

5
Был литургийно строен и прекрасен
Средневековый мир. Но Галилей
Сорвал его, зажал в кулак и землю
Взвил кубарем по вихревой петле
Вокруг безмерно выросшего солнца.
Мир распахнулся в центильоны раз.
Соотношенья дико изменились,
Разверзлись бездны звёздных Галактей,
И только Богу не хватило места.
Пытливый дух апостола Фомы,
Воскресшему сказавший: «Не поверю,
Покамест пальцы в раны не вложу», –
Разворотил тысячелетья веры.
Он очевидность выверил числом,
Он цвет и звук проверил осязаньем,
Он взвесил свет, измерил бег луча,
Он перенёс все догмы богословья
На ипостаси сил и вещества.
Материя явилась бесконечной,
Единосущной в разных естествах,
Стал Промысел – всемирным тяготеньем,
Стал вечен атом, вездесущ эфир:
Всепроницаемый, всетвёрдый, скользкий –
«Его ж никто не видел и нигде».

Исчисленный Лапласом и Ньютоном,
Мир стал тончайшим синтезом колёс,
Эллипсов, сфер, парабол – механизмом,
Себя заведшим раз и навсегда
По принципам закона сохраненья
Материи и Силы.
Человек,
Голодный далью чисел и пространства,
Был пьян безверьем – злейшею из вер,
А вкруг него металось и кишело
Охваченное спазмой вещество.
Творец и раб сведённых корчей тварей,
Им выявленных логикой числа
Из косности материи, он мыслил
Вселенную как чёрный негатив:
Небытие, лоснящееся светом,
И сущности, окутанные тьмой.
Таким бы точно осознала мир
Сама себя постигшая машина.

6
Но неуёмный разум разложил
И этот мир, построенный на ощупь
Вникающим и мерящим перстом.
Всё относительно: и бред, и знанье.
Срок жизни истин: двадцать – тридцать лет,
Предельный возраст водовозной клячи.
Мы ищем лишь удобства вычислений,
А в сущности, не знаем ничего:
Ни ёмкости, ни смысла тяготенья,
Ни масс планет, ни формы их орбит,
На вызвездившем небе мы не можем
Различить глазом «завтра» от «вчера».

Нет вещества – есть круговерти силы;
Нет твёрдости – есть натяженье струй;
Нет атома – есть поле напряженья
(Вихрь малых «не» вокруг большого «да»);
Нет плотности, нет веса, нет размера –
Есть функции различных скоростей.
Всё существует разницей давлений,
Температур, потенциалов, масс;
Струи времён текут неравномерно;
Пространство – лишь разнообразье форм.
Есть не одна, а много математик;
Мы существуем в Космосе, где всё
Теряется, ничто не создаётся;
Свет, электричество и теплота –
Лишь формы разложенья и распада;
Сам человек – могильный паразит, –
Бактерия всемирного гниенья.
Вселенная – не строй, не организм,
А водопад сгорающих миров,
Где солнечная заверть – только случай
Посереди необратимых струй,
Бессмертья нет, материя конечна,
Число миров исчерпано давно.
Все тридцать пять мильонов солнц возникли
В единый миг и сгинут все зараз.
Всё бытие случайно и мгновенно.
Явленья жизни – беглый эпизод
Между двумя безмерностями смерти.
Сознанье – вспышка молнии в ночи,
Черта аэролита в атмосфере,
Пролёт сквозь пламя вздутого костра
Случайной птицы, вырванной из бури
И вновь нырнувшей в снежную метель.

7
Как глаз на расползающийся мир
Свободно налагает перспективу
Воздушных далей, облачных кулис
И к горизонту сводит параллели,
Внося в картину логику и строй, –
Так разум среди хаоса явлений
Распределяет их по ступеням
Причинной связи времени, пространства
И укрепляет сводами числа.

Мы, возводя соборы космогоний,
Не внешний в них отображаем мир,
А только грани нашего незнанья.
Системы мира – слепки древних душ,
Зеркальный бред взаимоотражений
Двух противопоставленных глубин.
Нет выхода из лабиринта знанья,
И человек не станет никогда
Иным, чем то, во что он страстно верит.

Так будь же сам вселенной и творцом,
Сознай себя божественным и вечным
И плавь миры по льялам душ и вер.
Будь дерзким зодчим вавилонских башен
Ты, заклинатель сфинксов и химер.

Вот такова материалистическая идеология «строительства общего дома народов» от штейниризма Волошина. А в «общественном мнение» России второй половины XIX века доминировала философская материалистическая русскоязычная идея поиска «всеединства». Она была изначально порождена общественным влиянием дегенеративной «соловьевщины». В историческом плане от В.С. Соловьева, а в религиозном смысле от В. Соловьева. В религиозном плане это вылилось в церковный примитивизм «обновленчества», как и всевозможные экуменистические тенденции в церковном «учение» православия. Она своей «очаровательной» мощью типологического «простого решения» захватывала молодежные круги России. Все это в итоге вылилось в русскоязычную субкультуру условного Серебренного Века.

В. Соловьев, а за ним Блок, Белый, Гумилев, Иванов, Флоренский, С. Булгаков и иже с ними стали кумирами городской российской молодежи. Штейнеризм наложил на их творчество мощный отпечаток. Так кумир молодежи Блок, в своем ощущение бытовой грязи отжившей монархии, свой поэтический «поиск прекрасной незнакомки» сочетал с «новаторскими поисками» нового быта и жил «ощущением народной музыки революционных перемен». Результатом подобных заблуждений стала исковерканная жизнь жены Любы Менделеевой. В участие комиссии по преступлениям царского режима это было осознание катастрофы своей поэтической и общественной пропаганды антимонархизма. И сущий ужас осознания поэтом дьявольской «антимузыкальности революции», как и ощущение ее страшного демонического, дьявольского советского социалистического «народного» лика, коей «музыкой революции» он и жил всю свою творческую жизнь Блок потерял «вкус» жизни. В то время когда Блок комиссионно разбирался с мнимыми «преступлениями царского режима» распропагандированные революционерами крестьяне разграбили, «приватизировали», и сожгли его усадьбу Шахматово. Там обнаружилось чудовищное проявление дьявольщины, сатанизма всех последствий «русской» революции для Культурологии Русского Мiра. Один из революционных грабителей, крестьян приспособил под седушку лавки в своей избе безценную деку варварски разломанного  и сожженного старинного рояля.

 В ощущение кромешного ужаса своих основополагающих пожизненных химер и их последствий для Русского Народа и его природной Культурологической Государственности, Блок просто потерял все свои жизненные силы. Он тихо умер в том безвоздушном пространстве советской революционной действительности.

 А Волошин в это же время все революционно резвился в «красной» Одессе, где уговаривал «культурно» сотрудничать с советской властью через одесское ЧК искавшего возможности бегства из революционного ада России того времени Бунина. Главу ЧК садиста «товарища северного» Волошин представлял Бунину, как «тоже немножко поэта». Правда в скорости и ему пришлось тайно бежать в Коктебель от подобной скотобойни «поэзии ЧК».

Судьба всех иных русскоязычных творческих деятелей была практически аналогична. Кто смог из русскоязычных деятелей ренегатски приспособился к разбойничьей советской действительности, тот выжил. Но при укрепление советской власти в период мобилизации практически все они были утилизированы по разному, как балласт и потенциальные враги советской власти. А в советской русскоязычной субкультурологии наступила пора идеологического господства мстительных литературных пигмеев. Эпоха господства всех этих служек разбойничьей власти и руководителей разных «творческих союзов»: - иудаистов Михалковых, Чуковских, Маршаков, а затем и выкормышей советской пропаганды поколения «павлика морозова». Все они на этом фоне выглядели «творческой элитой». Это был тип советского вельможи Твардовского, Фадеева, Паустовского, Симонова, «а отец говорил, у меня енерал» и иже с ними.