Гранатовые косточки. Глава 5. Кровь и сталь

Свинцовая усталость была его новым партнёром и успокоительным. Единственным, что могло заглушить шум в ушах и жгучую память об ужине. Ким изматывал себя в тренажёрном зале до седьмого пота, до хруста в перегруженных суставах, до темноты в глазах. Каждый жим, каждое тяговое движение было попыткой вышибить из мышц дрожь слабости, а из головы — навязчивый образ: распущенные волосы, съехавшая с плеча футболка, губы, обожжённые перцем и его собственными зубами.

Он пахал до тех пор, пока тело не отказалось подчиняться, и он, почти теряя сознание, рухнул на прорезиненный пол. Лежа на спине и глотая воздух, он смотрел в зеркальный потолок на свое мокрое, бледное, изможденное отражение. Ещё одно напоминание, что он больше не тот, кем был. Не тигр, а раненый зверь в клетке собственного тела.

Утро пришло неумолимо. Свет за окном был слишком ярок, а шаги за дверью звучали слишком чётко.

Зоя вошла, как всегда, без стука. В своей чёрной, отутюженной форме, с медицинским планшетом в руках. Ничто не выдавало в ней ту ночную, уязвимую девушку в простой рубашке, пыхтевшую от острого супа. Ничего, кроме едва заметной припухлости на нижней губе, чуть левее центра. Крошечный отек, который никто, кроме него, не заметил бы.

Ким сидел на краю кровати, опустив голову, и чувствовал, как сердце начинает колотиться не от нагрузки, а от чего-то другого. Что-то тяжелое и горячее поворачивалось у него в животе.

— Давление, — её голос был ровным и профессиональным. Ни тени смущения или упрёка.

Он молча протянул руку. Манжета туго сжала его бицепс. Он чувствовал легкое касание её пальцев, холодных от спирта. Его взгляд прилип к её губе. Его сознание снова отбросило назад: вкус перца, металлический привкус крови, её удивленные, широко распахнутые глаза. И этот запах… ромашки и алоэ. Детский шампунь.

— Сто двадцать на восемьдесят, — озвучила она результат, выпуская воздух из манжеты. — Пульс девяносто два. Вы волнуетесь?

Он не ответил. Она приложила пульсоксиметр к его пальцу. Холодный пластик. И снова мимолётное касание.

— Сатурация девяносто семь. Нормально.

Он молчал, стиснув зубы. Она наклонилась, чтобы проверить кожные покровы вокруг катетера. Её шея была обнажена, и он снова уловил тот самый, сводящий с ума запах. Чистый, простой, живой. Он впивался в него и ненавидел себя за эту слабость.

— Всё в порядке, — она выпрямилась, делая пометку в планшете. — Можно завтракать.

Он резко встал, едва не сбив её с ног.

— У меня дела, — бросил он, направляясь к двери. — Без завтрака.

Он ретировался из комнаты так быстро, как только позволяли его ослабевшие ноги, оставляя за собой шлейф недосказанности и собственного стыда.

В бронированном Майбахе уже ждал Ли Джон. Машина тронулась в сторону делового района, и Ким, глядя в затемнённое стекло на плывущий мимо город, пытался вернуть себе ледяное спокойствие.

— Ну что? — спросил он, не оборачиваясь.

— «Груз-42» благополучно разгружен в точке «Браво», — доложил Ли Джон, затушив сигарету. — Деньги поступили на счета «Дельта-Трейдинг». Все чисто.

— Хорошо. Что ещё?

— Проблемы с легальной стороной. «Ист-Уэст Логистик». Таможенные сборы в Германии и Нидерландах выросли на пятнадцать процентов. Новые экологические нормы, бумажная волокита. Рентабельность падает. Наши бухгалтеры предлагают…

— Я плачу им не за предложения, а за решения, — оборвал его Ким. — Пусть находят лазейки. Или создают их. Увеличиваем оборот через балканский коридор.

— Там тоже закручивают гайки, Ким.

— Тем больше причин делать это лучше и быстрее конкурентов. Деньги любят скорость и наглость. Или ты забыл?

Ли Джон тяжело вздохнул, но спорить не стал. Он понимал настроение босса. Оно витало в воздухе машины, как густой, грозный предвестник бурю.

Встреча проходила на нейтральной территории частной яхты, пришвартованной в одном из доков. Партнеры, два невозмутимых господина в дорогих, но безвкусных костюмах, представляли интересы одного оборонного завода в Восточной Европе. Они пили шотландский виски и говорили о «списанном по акту» стрелковом оружии, об «учебных партиях» боеприпасов, которые почему-то должны были быть доставлены в порты, далекие от всяких учений.

Ким вёл переговоры жестко, почти грубо. Он срезал любые попытки накрутить цену, его глаза, запавшие от бессонницы, казалось, видели насквозь все их уловки. Он был на своей территории и чувствовал себя хозяином.

Именно поэтому он сразу поймал это — лёгкое колебание в голосе одного из партнеров, едва уловимая пауза перед ответом на, казалось бы, стандартный вопрос о логистике следующей партии.

— Господин Ким, — сказал наконец старший из партнеров, отставляя бокал. — Мы были уверены, что вы в курсе. Ваш человек… господин Бэйл, уже дал добро на отгрузку следующей партии по измененному маршруту. Через порт Констанца. Мы думали, это была ваша воля.

Воздух в каюте застыл. Ким не изменился в лице. Не дрогнул и мускул. Но Ли Джон, знавший его двадцать лет, увидел, как пальцы Кима, лежавшие на столе, медленно сжались в тугой, белый от напряжения кулак.

— Мистер Бэйл проявил инициативу, — абсолютно ровным голосом произнёс Ким. — Иногда её нужно поощрять. Иногда — корректировать. Господа, нам нужно свериться с документами. Я приношу вам мои искренние извинения за неудобство. Вы позволите? Ли Джон?

Они вышли на палубу, где тёплый бриз сразу обнял их.

— Что это значит? — тихо, сквозь зубы, спросил Ли Джон.

— Это значит, — так же тихо ответил Ким, глядя на воду, — что щенок решил, что может грызть кость, не спрашивая разрешения у старшего пса. Собери все данные. Нашим друзьям придется предложить компенсацию. Где он сейчас?

Через час информация была у них. Мистер Бэйл, один из старейших и, как казалось, самых лояльных подручных Кима, находился на одном из складов «Ист-Уэст Логистик», формально инспектировал партию запчастей для сельхозтехники.

Ким ехал туда молча. Его ярость была плотной, как лед. Она вытеснила всё остальное — и стыд, и воспоминания, и слабость. Это была чистая, неразбавленная сила. Та самая, которую он уважал больше всего.

Склад представлял собой огромный ангар, пропитанный запахами металлом, машинного масла и пыли. Высоко под потолком гудели флуоресцентные лампы, отбрасывая резкие тени на стеллажи с ящиками.

Мистер Бэйл, упитанный мужчина в дорогом пальто, разговаривал с двумя рабочими. Увидев входящего Кима в сопровождении Ли Джона и двух безмолвных «теней», он сначала улыбнулся, но потом его улыбка медленно сползла с лица, уступая место растерянности, а после и животному страху.

— Босс! Я не ожидал вас здесь видеть! — он засуетился, пытаясь найти оправдание своему присутствию в этом месте.

— Констанца, — тихо произнес Ким, останавливаясь в метре от Бэйла. — Интересный порт. Много наркоты, много проституток. Много… ненужных вопросов от румынской береговой охраны. Кто дал тебе право менять маршрут?

Бэйл попытался сохранить лицо.

— Чен Су, я подумал… это сэкономит время и деньги! Я хотел сделать сюрприз, доложить об успехе!

—Господин Ким, — поправил его Ким, затем мягко улыбнулся. Это была самая пугающая его улыбка. – Ты думал? Ты решил, что можешь думать вместо меня?

Он сделал один шаг вперёд. Бэйл отступил, наткнувшись на стеллаж.

— Нет! Я просто… я хотел как лучше!

— «Как лучше», — повторил Ким, кивая, как будто размышляя над этой фразой. — Ты знаешь, что я ненавижу больше всего на свете, Шон? Я ненавижу, когда меня считают дураком. И я ненавижу предательство.

Он резко, почти не глядя, выхватил из рук одного из рабочих тяжелый монтировку для откупорки ящиков.

Дальше всё произошло очень быстро. Ким не кричал. Он работал молча, с страшной, хирургической точностью. Удар по коленной чашечке. Оглушительный хруст, вопль Бэйла. Удар в солнечное сплетение. Вопль обрывается, сменяясь хриплым, беззвучным всхлипом. Ещё удар. И ещё.

Это была казнь. Яростная расправа.

Через несколько минут Ким, тяжело дыша, отступил. Его белая рубашка была забрызгана алым. Он бросил окровавленную монтировку на бетонный пол. Звук металла об пол оглушительным звоном разлетелся в наступившей тишине.

Он вернулся к Ли Джону, протянул руку. Тот молча подал ему платок. Ким медленно, тщательно вытер руки.

— Уберите это, — сказал он тихо, кивая в сторону неподвижного тела. — И найдите того, кто в Констанце должен был принять груз. У меня к нему вопросы.

В горле стоял знакомый металлический привкус крови и подступающей от перенапряжения тошноты. Но сейчас он был снова королём. Хозяином своей судьбы.

Он вышел на холодный воздух, глубоко вдохнул. И в запахе морского ветра и мазута ему снова, предательски, почудился легкий, свежий аромат ромашки.

***

Ким вернулся в особняк с ощущением, что несёт на себе невидимый слой скверны. Запах крови и страха, казалось, въелся в него, пропитал кожу под дорогой рубашкой. Он сбросил окровавленные туфли у входа и двинулся вглубь дома, надеясь на тишину и темноту, на возможность смыть с себя этот вечер.

Но в гостиной горел свет. Приглушенный, мягкий свет торшера, отбрасывающий тёплые блики на стены. В кресле, подогнув под себя ноги, сидела Зоя. Она читала, укутавшись в плед, и на секунду показалась ему призраком.

Он замер в дверном проёме, надеясь проскользнуть незамеченным. Но она, кажется, была настороже, ожидала его.

Зоя подняла глаза от книги, отзываясь на шум. Сначала в них было лишь лёгкое удивление от его позднего возвращения. Потом взгляд скользнул по нему, задержался на тёмных разводах на светлой рубашке, на брызгах, усеявших манжеты и шею.

И её лицо изменилось мгновенно. Все следы расслабленности исчезли, сменившись мгновенной профессиональной тревогой. Она сбросила плед и стремительно поднялась с кресла.

— Вы ранены? — её голос был резким, лишенным всяких прикрас. Она уже стремительно приблизилась к нему, глаза выискивали источник крови, руки потянулись к нему, чтобы проверить пульс, отогнуть воротник, найти рану. — Что случилось? Где вы…

Его реакция была мгновенной. Та ярость, что клокотала в нём после расправы над Бэйлом, не найдя выхода, не утихла и вырвалась наружу при первом же касании. Он грубо отшвырнул её руки.

— Отстань! — его голос прозвучал хрипло. Он отступил на шаг, его глаза, тёмные и пустые, впились в неё. — Не твоё дело. Не смей трогать меня.

— Но кровь… — она попыталась снова приблизиться.

— Я неясно выразился? Руки убери! — он рявкнул так, что, казалось, задрожали стекла в окнах. Его лицо исказила гримаса злобы. — Это не моя кровь, довольна? Успокоилась? Или тебе нужно во всех подробностях? Ты кто такая, чтобы лезть ко мне с своими дурацкими проверками?

Зоя отпрянула, словно от удара. В её глазах вспыхнул ответный огонь. Тот самый, что он видел за ужином. Огонь, который он сам же и разжёг.

— Ваша медсестра! — ответила Зоя низким грудным голосом. — Моя работа — следить за тем, чтобы вы не сдохли раньше времени! А вы приходите ночью, весь в крови, и я должна просто сделать вид, что ничего не заметила?!

— Да! Именно! — он шагнул к ней, нависая, используя свой рост как оружие. — Ты — мой обслуживающий персонал! Наёмный работник! Ты должна делать уколы, измерять давление и не отсвечивать! Может, ещё судно выносить, когда я начну ходить под себя. А пока я ещё могу самостоятельно справлять нужду, держи свою заботу при себе. Ты мне не жена, не мать и не друг! Ты — никто! Поняла?

Он кричал ей в лицо, и каждое слово было отравленной стрелой, выпущенной не столько в неё, сколько в самого себя, в свою слабость и потребность в этой заботе, которая так его бесила.

Она посмотрела на него с таким обжигающим презрением, что ему стало физически плохо.

— Поняла. Обезболивающее оставила у вас на прикроватной тумбе.

Она ушла с высоко поднятой головой. Ким остался один в огромной, пустой гостиной, в своей окровавленной рубашке, с оглушающей тишиной в ушах. И с осознанием, что только что совершил ошибку, которая, возможно, была страшнее, чем ошибка Бэйла.