Гром не грянет. Глава 2

Спутник этой чертовой планеты еще наверняка не имел названия как и сама планета. Огромный спутник, жёлтый, полный. В полтора, может, в два раза больше, чем земная Луна. Чудовищно огромный, занимающий градусов десять углового диаметра вместо положенных половины градуса.
Спутник был с чёткими тёмными пятнами. Морями. Баззи смотрел на эти пятна, не в силах отвести взгляд.
Похож на Луну, но слишком большой. Узор морей похож немного, но не тот. Или…?
Стоп.
Баззи не смог продолжить мысль.
Это была Луна. Просто повёрнутая не той стороной.
И это было очень плохой новостью.
Либрация.
За сотни миллионов лет медленное покачивание Луны изменило то, какую её часть видно с Земли. И только с Земли! Значит он мог стоять сейчас только на Земле?
Луна отдаляется от Земли на 3.8 сантиметра в год. За триста миллионов лет это... одиннадцать с лишним тысяч километров. Луна была на одиннадцать тысяч километров ближе к Земле. Поэтому она и была такой огромной.
Земля… О боже всемогущий...
Баззи почувствовал, как подкашиваются ноги. Схватился за край люка обеими руками, удерживаясь. Дышать стало трудно — не от избытка кислорода в воздухе, а от этого осознания.
Он был на Земле. На живой Земле. В каменноугольном периоде.
Аномалия не просто перебросила его в пространстве. Она перебросила его и во времени.
Баззи медленно опустился на край люка, свесив ноги внутрь корабля. Смотрел на огромную Луну, заливающую лес холодным жёлтым светом.
Земля.
Он оказался на своей еще живой прародине. Просто на триста миллионов лет раньше срока. Этот мир был еще слишком юн, чтобы принять своего блудного сына, и сулил лишь медленную одинокую смерть любому, кто здесь окажется. Выжить в каменно-угольном периоде современному человеку невозможно.
Баззи вспомнил свой недавний план действий, и горько усмехнулся. Навигация по звёздам? Теперь он знает координаты. Земля, Солнечная система, сектор галактики Млечный Путь. Координаты правильные, но бесполезны. Связь? Радиосигнал бедствия уйдёт в пустоту. Некому его принять. Люди появятся в этом мире еще не скоро. Даже динозавров ещё нет — до них добрых семьдесят миллионов лет эволюции, а  также разных катаклизмов и вымираний.
Он один. В мире, где человека не существует даже в проекте. Ремонт корабля для полёта на Марс? Зачем? Лететь на мёртвую планету, где нет ничего, кроме камней и пыли? Чтобы умереть там вместо того, чтобы умереть здесь?
План спасения менялся кардинально. Первое и главное — найти путь назад. Понять, что произошло. Почему эта аномалия возникла, как она работает, можно ли её использовать для возвращения назад в будущее. Для этого нужны знания — глубокие, специализированные знания по квантовой механике, теории пространственно-временных искажений, гиперпространственной физике. У него были базовые представления из университетского курса, но этого катастрофически мало.
Решением было нейроинтерфейсное обучение в крио-капсуле. Сутки в анабиозе, и он проснётся со знаниями, которых сейчас нет. Хотя суток может и не хватить. Он запишет в программу все известные науке причины возникновения пространственно-временных аномалий. Всё, что изучено, задокументировано, рассчитано теоретически. Гравитационные коллапсы, квантовые флуктуации вакуума, резонансы в гиперпространстве, замкнутые времениподобные кривые. Каждая теория, каждая гипотеза, даже самая безумная.
"Геолог-5М" повреждён, это факт. Но не безнадёжно.
Баззи мысленно изменил план методично, пункт за пунктом.
Первое: криогенное обучение, понимание природы аномалии.
Второе: поиск самой аномалии с помощью перепрошитого сканера.
Третье: ремонт корабля — двигатели, топливная система, всё необходимое для взлёта. Как-то так. Дальше — по ситуации.
Баззи встал, и прошёл в медицинский отсек. Установка "Somnus-7" к его облегчению была исправна. Он открыл цифровую библиотеку корабля и начал загружать файлы в систему памяти криокапсулы. Квантовая механика гравитации. Теория замкнутых временных кривых. Гиперпространственная физика. Навигация через аномалии. Модификация двигателей на топливе Карсона. Всё, что может помочь. Жаль, что по дороге сюда он изучал мудрости древних китайцев, а не это. Загрузка заняла двадцать минут.
Баззи лёг в капсулу, глубоко вздохнул, и закрыл над собой крышку. Настроил режим обучени на "экспресс/интенсивное", таймер — 12 часов. Не хватит, так не хватит. Температура начала падать — индикатор на панели: криогенный сон активирован. Баззи закрыл глаза.
—————
Информация текла в его сознание медленно, послойно, как наносится краска на холст.  Формулы. Диаграммы. Теоремы. Экспериментальные данные. Всё это укладывалось в память структурированно, как книги на полках библиотеки.
Квантовая механика гравитации открывалась перед ним математическими уравнениями, описывающими искривление пространства-времени на субатомном уровне. Теория замкнутых времениподобных кривых показывала, как при определённых условиях линия времени может замкнуться сама на себя, создавая петлю — путь в прошлое или будущее. Релятивистская физика объясняла, как массивные объекты искажают ткань пространства, а энергия — деформирует время.
Но озарение пришло к Баззи, лишь когда программа загрузила в его мозг раздел о гиперпространственной навигации.
Гиперпространство. Баззи знал о нём теоретически — все знали. Это измерение, лежащее "под" или "над" обычным трёхмерным пространством, где законы физики работали иначе. Расстояния там сжимались, световой барьер переставал существовать. Корабль мог войти в гиперпространство в одной точке галактики и выйти в другой через часы или дни вместо десятилетий.
Но в гиперпространстве не было ориентиров. Никаких звёзд и планет, никаких физических объектов. Там не существовало понятия "направление" в привычном смысле. Первые экспериментальные корабли, вошедшие в гиперпространство в начале эры межзвёздных полётов, терялись навсегда. Экипажи не могли понять, куда двигаться. Невозможно было определить, движешься ли ты вообще, или просто висишь в пустоте, где нет ни верха, ни низа, ни расстояния.
Проблему решили гиперпространственные маяки профессора Гительмана.
Это были колоссальные сооружения, воздвигнутые в пространстве вблизи планет, или же прямо на спутниках, и даже на крупных астероидах по всей галактике и за ее пределами. Каждый маяк представлял собой сложный энергетический комплекс, генерирующий чудовищное количество энергии — первые модели использовали термоядерные реакторы, а более совершенные маяки черпали энергию из недр планет или работали на аннигиляции материи и антиматерии. Эта энергия преобразовывалась в особый вид излучения — гиперпространственные волны, способные проникать сквозь барьер между измерениями.
Каждый маяк посылал уникальный сигнал. Не просто радиоволну или световой импульс — те не проходили в гиперпространство. Это была квантовая сигнатура, закодированная в структуре самого пространства-времени. Последовательность импульсов, частотный паттерн, фазовые сдвиги — всё это формировало неповторимый "голос" маяка, который можно было засечь из гиперпространства.
Навигаторы ориентировались по этим сигналам. Принцип был схож с древней морской навигацией по звёздам, но математика оказывалась на порядки сложнее. Чтобы определить своё положение в гиперпространстве и проложить курс, нужно было засечь минимум четыре маяка. Триангуляция — вернее, квадратура — в искривлённой топологии гиперпространства позволяла вычислить координаты и направление движения. Для длинных прыжков между галактиками навигаторы использовали семь, десять, иногда двадцать маяков одновременно.
Слабое место системы Л.И. Гительмана было в том, что каждый отдельный маяк был для неё критически важен. Сеть маяков покрывала известную вселенную паутиной навигационных точек. Потеря даже одного могла создать "слепую зону" — участок гиперпространства, через который нельзя было безопасно проложить маршрут. Поэтому за маяками следили постоянно. Автоматические системы мониторинга, ремонтные бригады, инженерные корабли — всё для того, чтобы сеть оставалась работоспособной.
Но что произойдёт, если маяк выйдет из строя?
Баззи увидел ответ в симуляциях, которые загружались в его сознание. Если маяк перестаёт работать правильно — если его генератор начинает сбоить, посылая искажённый сигнал с неправильной частотой или фазой — это создаёт возмущение. Интерференцию. Гиперпространственные волны от неисправного маяка распространяются, накладываются на излучение других маяков. В одних точках волны гасят друг друга, в других — усиливаются.
Конструктивная интерференция в определённых условиях может создать очень сильный резонанс. Локальное искажение пространства-времени настолько сильное, что барьер между измерениями истончается, теоретически может порваться. Возникает "кроличья нора", временно-пространственный тоннель. Нестабильный, хаотичный, и непредсказуемый. В истории был зарегистрирован всего один такой случай, еще на заре использования первых маяков.
И если такая дыра образуется не только в пространстве, но и во времени — из-за особой конфигурации интерференционных волн — теоретически она может связать две точки, разделённые не не только километрами, но и годами. Миллионами лет. Количество тут не имеет никакого значения.
Не было сомнений, что Баззи и влетел в одну такую "кроличью нору".
Программа показала ему расчёты вероятности. Неисправность маяка случалась редко — системы многократно дублировались, отказоустойчивость была высочайшей. Но всё же случалась. Раз в несколько лет где-то в галактике маяк выходил из строя. Ремонтные бригады получали сигнал тревоги, вылетали, чинили неисправность. Среднее время реакции — от двух до десяти суток.
Баззи понял с абсолютной ясностью, хотя его сознание всё ещё находилось в полусне криоанабиоза: аномалия — результат отказа одного из гиперпространственных маяков. Где-то в его времени, через триста десять миллионов лет в будущем, какой-то маяк вышел из строя и создал резонанс.
И ещё один факт, холодный и неумолимый дошел до сознания Хэнка Баззи.
Если ремонтная бригада доберётся до неисправного маяка и починит его раньше, чем Баззи доберётся до аномалии — он останется здесь навсегда. Дыра закроется. Путь домой исчезнет.
Время работало против него.
Капсула продолжала охлаждать его тело. Мозг продолжал учиться. Программа продолжала загружать данные. Модификация двигателей. Расчёт траекторий в искривлённом пространстве-времени. Методы обнаружения гиперпространственных возмущений. Всё это оседало в памяти, формировало понимание, строило интуицию.
Когда через 12 часов температура начала медленно подниматься, возвращая его к жизни, Баззи уже знал, что делать.
—————
Капсула открылась. Баззи сел, сделал несколько глубоких вдохов, встал, прошёл в рубку. Ноги слушались плохо — после анабиоза — даже недолгого — координация всегда нарушалась, но через час восстановится. Сел за консоль. Перенастроил сканер гравитационных возмущений на новый режим — поиск не гравитационных волн, а квантовых сигнатур. Запустил сканирование.
Прибор молчал несколько минут, обрабатывая данные атмосферы и околопланетного пространства. Потом пискнул.
ОБНАРУЖЕНА АНОМАЛИЯ. АЗИМУТ: 127°. УГОЛ ВОЗВЫШЕНИЯ: 43°. РАССТОЯНИЕ: ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО 680 КМ.
Баззи смотрел в экран. Она там. Аномалия всё ещё существует. Дрейфует в стратосфере на высоте около пятидесяти километров. Шестьсот восемьдесят километров по горизонтали от его текущего положения. Он может до неё добраться, если починит корабль, и наберёт достаточную высоту. Если рассчитает траекторию входа правильно.
Он запустил дополнительный анализ. Программа работала минуту, сопоставляя квантовую сигнатуру с базой данных известных маяков. Выдала результат.
НАИБОЛЕЕ ВЕРОЯТНЫЙ ИСТОЧНИК АНОМАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ: МАЯК B-III В АЛЬФА ЦЕНТАВРА. ВЕРОЯТНОСТЬ ОТКАЗА: 87%.
Альфа Центавра. Четыре световых года от Солнца. Крупный маяк, один из старейших в сети. Баззи открыл архивные протоколы обслуживания из библиотеки корабля. Нашёл процедуры реагирования на отказы маяков класса B-III. Среднее время прибытия ремонтной бригады к Альфе Центавра — пять-шесть суток с момента обнаружения сбоя.
Прошло почти трое суток. Здесь сутки короче, и это давало ему некоторую фору, но аварийные службы могли среагировать и быстрее. Как бы невероятно это не звучало. Нельзя исключать, что они на подлете или уже там. Может быть, чинят прямо сейчас. Может быть, аномалия исчезнет через день. Или уже исчезла, а сканер показывает угасающее эхо. Но на сканере все выглядело довольно стабильно.
Баззи посмотрел на список повреждений корабля на экране. Двигатели — левый клапан заклинило, правое сопло деформировано. Три двигателя ориентации из шести мертвы. Топлива всего 28% — недостаточно для выхода на орбиту, но может хватить для баллистической дуги до точки аномалии, если модифицировать систему сгорания и использовать атмосферный кислород для дополнительной тяги.
Модификация требовала внешних работ. Придётся выходить наружу. Минимум два дня работы. Может, три.
Времени нет, но выбора тоже.
Баззи встал, прошёл в грузовой отсек. Достал инструменты — сварочный аппарат, набор гаечных ключей, запасные форсунки, медные трубки для воздуховодов. Проверил защитный костюм — целый, батарея терморегуляции заряжена. Взял плазменный резак, повесил на лямку через плечо. Тяжёлая штука, но необходимая. Проверил заряд — семьдесят процентов, хватит на двадцать-тридцать полноценных включений.
Открыл нижний технический люк. Жаркий влажный воздух хлынул внутрь вместе с запахом подгнившей растительности и плесени. Баззи спустился по трапу, ступил на мягкую почву, покрытую мхом и опавшими листьями. Лес встретил его привычным шелестом, жужжанием, стрекотом. Солнце стояло высоко — полдень, температура градусов тридцать пять, влажность под девяносто процентов. Костюм включил охлаждение.

Корабль лежал под углом градусов двадцать, нос приподнят, кормовая часть вдавлена в землю так, что сопла главных двигателей почти упирались в рыхлый грунт. Обшивка вокруг хвоста была смята, панели покривились от удара, местами их выгнуло наружу. Баззи обошёл корпус, оценивая повреждения. Структура держалась, но доступ к двигательному блоку оказался крайне неудобным — всё, что ему нужно, находилось снизу, под тяжёлой кормовой секцией, частично погребённой в почве.
Он пролез под корпус, на четвереньках, отбрасывая в сторону влажные комья земли. Устроившись удобнее, начал откидывать в сторону землю  небольшой титановой лопаткой. Лёгкие осыпи падали с краев. Сопла двигателей теперь нависали прямо над ним, тёмные и повреждённые. Правое было деформировано, край загнут внутрь, вдавленный ударом о грунт. Доступ к топливным клапанам находился под нижней панелью. Он нашёл люк, очистил от грязи, открыл. Внутри всё было перекошено. Левый клапан застрял в полузакрытом положении — шток погнуло при аварийной посадке. Придётся снимать, выпрямлять или менять.
Инструменты на спине тянули вниз — килограммов пятнадцать. Плазменный резак висел сбоку, постоянно цепляясь. Баззи улёгся на спину, подбирая удобный угол, чтобы добраться до креплений. Откручивать приходилось снизу вверх, почти вслепую. Гайки прикипели; инструменты соскальзывали, руки быстро уставали. Но одна гайка поддалась. Затем вторая. Третья не двигалась вовсе. Он выругался, достал баллончик со смазкой, обрызгал резьбу, подождал минуту. Попробовал ещё раз — гайка уступила.
Он вынул клапан, осторожно выбрался из-под сопел, нашёл участок корпуса, где можно было положить деталь ровно. Шток погнут градуса на четыре — не критично, но достаточно, чтобы всё клинило. Баззи положил клапан, достал молоток. Лёгкими ударами начал выпрямлять. Один удар. Второй. Ещё три. Проверил — почти ровно.
Движение краем глаза.
Баззи замер. Медленно повернул голову.
В десяти метрах, между стволами двух гигантских лепидодендронов, стояла ярко-зеленая тварь. Она еле заметно покачивалась из стороны в сторону.
Это был богомол. Самка. Рармером примерно с кенгуру.
Передние хватательные конечности с зазубренными шипами были сложены перед грудью. Треугольная голова была повернута прямо на на Баззи. Фасеточные глаза блестели. Усики шевелились, ощупывая воздух. Задние ноги мощные, готовые к прыжку. Высотой тварь была метра полтора, длиной — около двух с половиной.
Хищник.
Баззи медленно опустил молоток, не сводя глаз с богомола. Правая рука потянулась к плазменному резаку. Пальцы нащупали рукоять.
Богомол плавно шагнул вперёд. Затем ещё раз. Расстояние восемь метров.
Баззи находился у самой кормы, полулежа под углом на грязной поверхности, между корпусом и землёй. Если попытаться отползти под корабль — не успеет. Выбраться наверх по наклонному борту — слишком медленно. Резак эффективен на длинные до метра. Нужно подпустить близко.
Шесть метров. Усики дёргались, голова покачивалась — тварь оценила, что он живой.
Баззи сжал рукоять резака. Большой палец на кнопке. Если бросится — у него будет меньше секунды.
Пять метров.
Богомол замер. Склонил голову чуть вправо.
Баззи не шевелился.
Богомол качнулся назад, сгибая задние ноги.
Прыжок.
Тварь рванула вперёд с чудовищной скоростью. Передние конечности раскрылись, шипы потянулись к телу Баззи. Полтора метра расстояния были покрыты мгновенно.
Баззи нажал кнопку.
Струя плазмы вырвалась — ослепительно белая, восемь тысяч градусов. Он направил её вверх, под углом, прямо в голову твари. Хитин вспыхнул. Глаза лопнули. Голова раскололась.
Тело, не остановившись, рухнуло на него.
Вес богомола прижал Баззи к грунту. Шипастая лапа врезалась ему в плечо — армированная нано-ткань костюма выдержала, но удар отбросил его вбок. Он перекатился, уцепился за какой-то корень торчащий из земли, удержался. Плазменный резак выскользнул, отлетел, повиснув на ремне о выступ.
Богомол скатился по осыпавшейся земле, рухнул под корму корабля, где только что работал Баззи. Из разорванной головы шёл дым. Конечности дёргались — нервный рефлекс.
Баззи лежал, дыша тяжело. Плечо болело, руки дрожали. Он медленно поднялся, вытащил резак, собрал рассыпавшиеся инструменты, вытащил за задние лапы труп богомола из-под корабля, спустился к клапану, снова нашёл ровную поверхность, и взял молоток. Продолжил выпрямлять шток. На это ушло полчаса.
Наконец, он вставил клапан обратно на его место, закрутил гайки, затянул. Проверил ход — механизм работал свободно.
Хорошо. Одна проблема решена.
Он посмотрел на солнце — оно смещалось к западу. Работы оставалось ещё минимум на день, может полтора. Нужно установить воздухозаборники, выровнять деформированное сопло, починить двигатели ориентации.
И всё это время "нора" может исчезнуть.

Модификация двигателей
Баззи лежал на спине в тесном техническом туннеле двигательного отсека, освещая себе пространство налобным фонарём. Воздух здесь был спёртый, пахло машинным маслом, озоном от сварки и горячим металлом. Руки болели — костяшки пальцев ободраны, мышцы предплечий ныли от постоянного напряжения в неудобной позе. Но работа продвигалась.
За ночь он восстановил три мёртвых двигателя ориентации — нашёл обрывы в проводке, спаял, изолировал. Выровнял деформированное правое сопло главного двигателя настолько, насколько это было возможно молотком и плазменным резаком — не идеально, но тяга будет. Установил четыре воздухозаборника на корпус двигательного блока — импровизированные конструкции из медных трубок, вырезанных из системы охлаждения грузового отсека, приваренные к обшивке грубыми швами.
Поспав 2 часа, он продолжил ремонт корабля.
Сканер гравитационных возмущений он проверял постоянно. Аномалия всё ещё была на месте — дрейфовала в стратосфере на высоте пятидесяти километров, азимут 127°, дистанция 680 километров. Сигнал пока оставался стабильным. Пока.
Сейчас Баззи занимался самым важным — модификацией камеры сгорания для использования атмосферного кислорода. Топлива в баках было всего 28% — недостаточно для выхода на орбиту, едва хватало на баллистическую дугу до нынешней точки аномалии. Но Баззи нашёл способ выжать из этого больше.
Принцип был прост. Топливо Карсона при контролируемом распаде высвобождало энергию. Это была основная тяга. Но побочным продуктом этого распада был свободный водород. В космосе.
Здесь же, в атмосфере Земли каменноугольного периода с тридцатью пятью процентами кислорода, водород становился ресурсом. Водород плюс кислород равно вода плюс энергия. Классическая химическая реакция. Не сравнится с мощью топлива Карсона, но даст дополнительную тягу — процентов пятнадцать-двадцать, если всё сделать правильно. Может быть, этого и хватит, чтобы компенсировать нехватку топлива и дотянуть до входа в аномалию.
Баззи разбирал вторичный выхлопной контур — трубки, по которым водород должен был в виде отхода стравливаться наружу, в открытый космос. Он открутил последнюю гайку крепления, снял секцию трубы. Осмотрел — внутри чисто, без отложений. Хорошо. Он достал из сумки с инструментами тройник — соединительный элемент, который перенаправит часть водорода не наружу, а к новым воздухозаборникам. Там водород смешается с атмосферным воздухом, и смесь подастся обратно в расширительную камеру за основным соплом двигателя.
Он вставил тройник в разрыв трубы, затянул гайки с обеих сторон. Осмотрел хорошенько — никаких зазоров. Потом взял новую трубку, согнул её под нужным углом и подсоединил к третьему выходу тройника. Протянул трубку вдоль переборки к точке, где располагались воздухозаборники. Закрепил хомутами.
Опасность была в пропорциях. Слишком много кислорода в смеси — и вместо контролируемого горения получится взрыв, который разорвёт камеру сгорания. Воронка получится метров двадцать в диаметре и примерно три в глубину, — отметил про себя Баззи. Если кислорода будет слишком мало — реакция наоборот будет вялой, дополнительная тяга минимальна, и не долетев до цели "Геолог-5М" станет неуправляемым космическим мусором вместе с Хэнком внутри.
Чтобы контролировать пропорции кислорода и водорода в реальном времени, он установил регулировочный клапан с электронным управлением. Вставил в трубку, ведущую от воздухозаборников. Подключил питание, протянул сигнальный кабель к бортовому компьютеру. Клапан будет получать данные от датчиков состава смеси в расширительной камере и автоматически корректировать подачу воздуха — открывать шире, если кислорода мало, прикрывать, если много.
Баззи выполз из технического туннеля, вытер руки о костюм и вышел наружу через нижний люк.
Он остановился у подножия корабля, осматриваясь. Лес стоял тихий, но не безжизненный. Между стволами лепидодендронов мелькали тени — что-то ползло по влажному стволу, покрытому мхом и плющом. Воздух был лишён даже намека на ароматы цветов — они на Земле еще не появились, как и птицы, как и пчёлы, как и люди. Солнце пробивалось сквозь листву косыми лучами, превращая влажную дымку в светящиеся столбы.
Баззи обошёл корабль, держась ближе к корпусу, инстинктивно стараясь не шуметь, хотя прекрасно знал, что все местные твари — глухие. Его рабочие ботинки из армированного композита, зашнурованные почти до середины голени, не пропускали влагу и надёжно защищали от возможных укусов — этот материал выдержал бы челюсти большинства местных гадов.
Он вернулся на корабль, вытер пот со лба. Руки немного дрожали от усталости. Он посмотрел на часы — седьмой час вечера. Работал с рассвета, почти без перерывов.
Теперь нужна проверка.
Запустить двигатели на земле на полную мощность невозможно — реактивная струя выжжет всё вокруг, может повредить сам корабль, разрушить импровизированные конструкции. Но можно попробовать минимальный режим — пять-десять процентов мощности. Достаточно, чтобы убедиться, что система работает. Что водород смешивается с кислородом. Что горение идёт контролируемо и дополнительная тяга есть.
Баззи встал, прошёл по рубке к пульту управления двигателями. Перевёл систему в режим ручного управления — отключил автоматику. Проверил топливные магистрали на схеме — давление в норме, клапаны открыты. Проверил в сотый раз воздухозаборники. Регулировочный клапан — в положении "готов".
Он сел в кресло пилота. Пристегнул ремни — если что-то пойдёт не так, корабль может тряхнуть. Положил руки на панель управления. Пальцы на тумблерах запуска.
Глубокий вдох.
Баззи включил реактор на минимальную мощность — три процента. Индикатор загорелся зелёным. Где-то глубоко в корме корабля началась реакция распада.
Датчики показали — водород начал выделяться. Шёл по трубкам к тройнику. Часть стравливалась наружу через старый выхлоп, часть перенаправлялась к воздухозаборникам.
Баззи увеличил мощность до пяти процентов. Поток водорода усилился. Регулировочный клапан открылся, впуская атмосферный воздух. Смесь формировалась — водород плюс кислород — и подавалась в расширительную камеру.
Датчики состава газа ожили. На экране появились цифры:
H;: 66%;O;: 32%;Прочее: 2%
Соотношение почти два к одному. Идеально.
Баззи задержал дыхание. Сейчас начнётся горение. Если расчёты верны — контролируемое. Если нет...
Вспышка на датчике температуры. Реакция пошла. Водород с кислородом воспламенились в расширительной камере. Температура подскочила до тысячи двухсот градусов — горячо, но терпимо, камера рассчитана на три тысячи. Давление выросло. Дополнительная струя раскалённого водяного пара вырвалась из сопла, смешиваясь с основным выхлопом.
Корабль дрогнул. Лёгкая вибрация прошла по корпусу.
Баззи смотрел на датчик тяги. Стрелка ползла вверх. При пяти процентах мощности топлива Карсона расчётная тяга должна была быть... он быстро посчитал в уме... четыреста двадцать килоньютонов.
Датчик показывал четыреста девяносто.
Плюс семнадцать процентов.
Работает.
Баззи увеличил мощность до восьми процентов — максимум, который он решился дать на земле. Двигатели глухо загудели. Вибрация усилилась. Из сопел вырвалась реактивная струя — не только раскалённые газы от топлива Карсона, но и мощный поток водяного пара от химической реакции. Белое клубящееся облако окутало корму корабля, покатилось по земле, смешиваясь с влажным воздухом леса.
Деревья в радиусе сорока метров задрожали от выхлопа. Листья сорвались, закружились в воздухе. Где-то рядом что-то громко зажужжало — огромная стрекоза, потревоженная мощным потоком воздуха, взлетела и метнулась прочь.
Датчик тяги: плюс девятнадцать процентов к расчётной мощности.
Баззи держал режим десять секунд, и смотрел на показатели; температура стабильна, давление в норме, соотношение газов держится, клапан корректирует подачу воздуха автоматически. Всё работает как задумано. Не плохо, Хэнк, не плохо.
Он выключил двигатели.
Гудение стихло. Вибрация прекратилась. Только шипение остывающего металла и тихое потрескивание где-то в глубине корабля. Белое облако водяного пара медленно рассеивалось, поднимаясь над кронами папоротников в ночном лесу.
Баззи откинулся в кресле, и усмехнулся.
Работает.
Девятнадцать процентов дополнительной тяги. Этого должно хватить. Если всё пойдёт по плану, если траектория рассчитана правильно, если аномалия не исчезнет до того, как он до неё доберётся — двадцать восьми процентов топлива с бонусом из местного кислорода хватит, чтобы добраться до стратосферы.
Баззи посмотрел на сканер — аномалия всё ещё там. Сигнал чуть слабее, чем вчера, но держится.
Он встал. Прошёл к иллюминатору. Снаружи лес возвращался к обычной жизни после шумного испытания двигателей. Жужжание, стрекот, шелест. Солнце клонилось к горизонту — быстро темнело.
Баззи вернулся в рубку, и устало лёг на откидное спальное место, не раздеваясь. Просто лежал, глядя в потолок. Завтра на рассвете — взлёт.
Мысли крутились вокруг одного: удержится ли аномалия.
Взгляд рассеяно оглядывал рубку пока не упал на пол, где остались грязные следы от его ботинок — засохшая глина с характерным рисунком протектора. Ромбы и канавки для отвода воды.
Баззи замер. Потом он медленно сел и некоторое время смотрел на следы на полу. Потом он встал,  достал планшет, открыл файлы той земной экспедиции. Нашёл фотографию найденного ими в угольном пласте отпечатка из сектора Z-47. Увеличил.
Двадцать восемь сантиметров. Геометрические ромбы. Чуть скошенные к пятке канавки. 43-й размер.
Те следы были его — Хэнка Баззи, посетившего это самое место за триста с лишним миллионов лет до любого профессора. Он находился в точке раскопок.
А Томас Кенриг — этот упрямый осёл — назвал ту находку "контаминацией" и уволил его. И вот он снова здесь. Как лихо закрутилась вся эта спираль.
Баззи закрыл планшет, посидел задумавшись, потом улыбнулся. Подумав немного, он встал, и решительно направился в грузовой отсек. Там он быстро смастерил из вентиляционной решётки, полутораметровой буровой трубки и скотча что-то вроде грабле-лопаты, и довольный вернулся в рубку. Там он надел скафандр, ботинки, сунул в карман лазерный спектрометр, и взяв наперевес свой самодельный инструмент, вышел в жаркую темноту леса.