Размером с молекулу 7-3

Ничем не заметить судьбу,
Суд божий одинаков и в раю и в аду.

NB: реконструкция исторических/мифологических событий осуществлена в сотрудничестве с ИИ.



**Глава 1**

— Что нам делать? — спросил он рыжего кота.

Перспектива попасть в яблоневый сад за дорогой и повторить судьбу Адама и Евы совсем не прельщала его.
Лахесис и кот весело рассмеялись, прочитав его мысли…

— Ну тогда будет два Адама и одна Ева, если, конечно, мадам Лахесис согласится принять участие в этом странном мероприятии. Космические яблоки еще никому не повредили…

— А как же клопунпайцы, которые только и делают, что постоянно едят и не могут остановиться? — спросила Лахесис. — Мне кажется, они поглощают свои короткие жизни с такой скоростью, что скоро я смогу открыть магазин по продаже жизней на Клопунпае…

— Это что-то вроде пирожковой или булочной? — поинтересовался он вслух. — Может, в формате кафе, чтобы те, кто хочет совершить покупку, за кофе как следует обдумали свое решение и выбрали нужную жизнь. Мне кажется, это могло бы пойти на пользу туристам и несчастным путешественникам, которых непонятно почему забрасывает то туда, то сюда.

— Да-да, — сказал рыжий кот. — Ведь самим клопунпайцам абсолютно нет никакого дела до того, какую они живут по счету жизнь, потому что в их понимании у них вечно только одна жизнь. Так сказать, не больше и не меньше.

— Но вот когда они попадают ко мне, — рассмеялась Лахесис, — после того как отказывает их нелепый скафандр из ГИП, у них складывается впечатление, что хотя бы одну жизнь они прожили, и дальше, впереди, у них только вечность. Они отправляются в странные путешествия по иллюзорному миру фантазий, где встречаются с родственниками, друзьями, и там распутывают свои суетливые делишки говорятора и тела, с удивлением узнавая повороты собственной жизни и её общую направленность.

— Ну, это мы давно проходили, — сказал кот. — Точнее, я. Этот мир был специально устроен так, чтобы животные души проходили свой путь развития и в физической оболочке, и после смерти её, находясь постоянно в мирах говоряторов, пусть даже на вершине пирамиды и освещенных настоящим Светом — тут кому как повезло. Но потом, конечно, возвращались обратно, если только какой-нибудь знакомый рыжий ангел не забирал их на свой космический корабль.

— Да, видно, что ты сегодня сгибаешься под ношей своего друга. Потому что вы залетели в совсем неожиданное место даже для меня.

— Но почему? — поинтересовался он. — Вроде бы это то же самое. Спустя сто лет, наверное, стало что-то лучше, снова вырос яблоневый сад, шумят тополя. Или мы, как всегда, что-то не заметили? Это еще одна проекция Говорятора и место для отдыха уставших душ? Что это такое?

Она молча подошла к кофемашине и начала делать кофе. Видимо, даже богине судьбы было тяжело ответить на такие вопросы сразу.
Через несколько минут на столе возникли в облачке первородного тумана два дымящихся капучино. Кот сразу же попросил себе булочку, пожалуясь, что проголодался. На всякий случай, чтобы не опережать события, булочку попросил и он.

На этот раз Лахесис сама подошла к ним с подносом булочек и тарелкой сыра. Липкий ужас небытия отошел сначала за три окна кафе, а потом растворился, как сахар в кофе, в мерцании светодиодных фонарей и шуме ветра.

Рыжий кот весело положил ломтик сыра на ближайшую булочку, запил кофе и снова начал говорить:

— Судя по количеству булочек и кофе, могу предположить, что мы с моим другом попали в вечную ночь? Ночь как изначальный хаос, который боги превратили в порядок (Клопунпай, конечно, этому не пример).

— Ага, — рассмеялась Лахесис. — Рождение мира из первобытного мрака… Расскажу вам одну историю.



**Глава 2**

Изначально не было ничего. Ни времени, ни света, ни формы. Лишь зияющая бездна Хаоса, бездонная и немая.

Но даже в Ничто таился потенциал всего. Из чрева Хаоса явились двое — первые, кто осмелился быть. Эреб, воплощение плотного, беспросветного Мрака, тяжелее камня, и Нюкта, богиня вечной, утробной Ночи. Не отсутствие света, а иная реальность — самодостаточная и всеобъемлющая.

Молчаливый владыка Бездны, Эреб правил внизу, под зачатками мироздания. Его густой, тягучий мрак поглощал саму мысль, служа фундаментом, твёрдой опорой тьмы.

Его вечная спутница и царица, Нюкта, была соткана из бархатной тьмы, усеянной сверкающими россыпями ещё не рождённых звёзд. Не враждебная, а материнская, её утроба хранила семена всех грядущих миров. В её владениях не было ни вчера, ни завтра, лишь бесконечное, покойное «сейчас».

Их союз — первый закон, установленный во вселенной.

Вместе они правили бесконечно чёрным, беззвёздным океаном. Без смены дня и ночи, ибо ночь — всё. Без жизни и смерти — лишь величественный, безмолвный покой. Эпоха без времени, без суеты, без страданий. Мир пребывал в грёзе, убаюканный колыбельной Нюкты и защищённый несокрушимой твердыней Эреба.

Но даже в совершенстве вечной ночи таилась потребность в перемене. Без тьмы не понять ценности света, без покоя — движения. Могущественная Нюкта, чья воля сравнима с её тишиной, почувствовала это первой.

Они не могли породить нечто чуждое себе напрямую. Их сила — сила изначальной тьмы.

И тогда Нюкта, силой своей одинокой воли, произвела на свет целый сонм детей-олицетворений. Стала матерью Танатоса (Смерти) и Гипноса (Сна), своих тёмных наследников. Порождала Мойр, что прядут нить судьбы в глубокой тьме, невидимые для глаз. Дала жизнь Немезиде (Возмездию) и Эриде (Раздору). Все тайные, невидимые и неумолимые силы, правящие миром, вышли из её лона.

Но величайшим даром миру стал акт божественного самопреодоления. В союзе с Эребом она создала то, что навсегда положило конец их безраздельному владычеству. Родила их противоположность — сияющего Эфира, лучезарный воздух высших сфер, и ясную Гемеру, богиню Дня.

Так установился вечный цикл.

Владычество Нюкты и Эреба не закончилось. Оно обрело ритм. С тех пор Ночь, могучая и милосердная, уступает дорогу своему дитя — Дню. А Эреб, непроницаемый, отступает перед сиянием Эфира. Не побеждённые, они добровольно создали баланс, закон смены, позволивший жизни родиться.

И по сей день, когда Гемера (дочь Нюкты и Эреба, богиня дневного света и олицетворение дня) уводит свою колесницу за горизонт, мир возвращается к истокам. Тёмное покрывало Нюкты мягко опускается на землю, а из глубин поднимается вечный Эреб, напоминая всему сущему: в начале — Мрак, и всё сущее рождено в лоне великой, безмолвной Ночи.



**Глава 3**

Ему снова стало страшно. Он жадно втянул свежий, почти уличный воздух.
Если рыжий кот ещё как-то справился с вечной тьмой и смог даже купить космический корабль, потому что не хотел оставаться ни на одной планете, то его встреча с древним божеством, косплеящим юную рыжую девочку-баристу, явно была неспроста. Ведь из-за него коту пришлось телепортироваться сюда вместе с кораблём. Но куда именно? В воспоминание Говорятора, в кроличью нору его прошлых жизней, в вечную тьму или в Гефсиманский сад после Адама и Евы, во времена Сифа?

Он тоже взял булочку, на автомате целиком запихнул её в рот и запил горячим кофе. Подняв глаза, он увидел, что Лахесис и кот смотрят на него с улыбкой.

— Конечно, твоё предположение, что вы попали с котом в вечную ночь, в чём-то верно. Мы можем сидеть в этом кафе практически вечность, и никто из нас не устанет. Возможно, тебе, как ещё «зацикленному», захочется спать, но ты не сможешь исчезнуть из этого вечного мира, так что не волнуйся. Ещё одна телепортация корабля тебе тут не под силу.

— На твоём месте, — рыжий весело подмигнул ему, — я бы был совершенно спокоен, даже более спокоен, чем когда ты пытаешься бороться со своим навязчивым Говорятором или погружаешься в корабельную суету по мытью кофемашины и уборке пола. Ночь — это не место для сомнений и страхов. В ней есть место только свежему кофе и булочкам, меняющим наше «я-ничего» на космическое «Я».

— Вы как будто сговорились, — тон его голоса оказался ворчливым. — Вы точно никак не походите на старых Адама и Еву, а я — на вашего сына Сифа, который должен добыть ветвь от Древа Познания Добра и Зла (в общем, Жизни) и посадить её в Гефсиманском саду за этой дорогой, чтобы предвосхитить появление Спасителя. Но если моя миссия состоит в том, чтобы добыть ветвь Жизни, то мне нужно больше булочек и кофе, и, может быть, поспать, минуя, конечно, криогенную камеру на корабле и прочие астральные фокусы.

Лахесис и кот рассмеялись.

— Астральными ты хотел назвать миры, которые ещё остаются во власти великого Говорятора, — сказала Лахесис. — Их действительно не так уж и мало. Они уже не ночь, но всё ещё не свет. А теперь, когда в той, знакомой тебе временной петле, Гемера уводит свою колесницу за край света, спасутся все, но только малая часть душ покинет иллюзорный Клопунпай, а остальные вернутся, чтобы начать всё сначала. Так что ветвь жизни и смерти неминуемо необходима тому миру, но её пока у тебя нет.

— Я точно знаю, что хотел булочек и кофе и, возможно, украсть у кота несколько кусков сыра, но вот не уверен в том, что выберу путь героя и обращусь к богам за помощью, тем более что один бог в лице Лахесис тут уже есть.

Они с котом, как обычно, вопросительно посмотрели на маленькую девочку в чёрном фартуке, которая, облокотившись о стойку, пила кофе из небольшой фарфоровой чашки. Волосы её были золотистого цвета, почти такого же, как у кота.
В кафе стало совсем тихо, и все трое молчали. Он заметил, что за дорогой, там, где был яблоневый Гефсиманский сад, становилось всё светлее и светлее, что никак не сказывалось на том, что вокруг них была ночь.

— Ты хочешь сказать, что как только мы перейдем дорогу, закончится эта временная петля, иллюзия, обособленный мирок, куда мы попали только ради того, чтобы встретиться с тобой? Разве так может быть? Сад же ведь существует тоже где-то здесь, в этом странном треугольнике моих надежд и суеты, которые теперь кажутся чем-то неизмеримо примитивным и смешным, как рассказы клопунпайцев о посещении магазина, но вечными, как разговоры о погоде?

— Да, — ответила Лахесис, — ведь ты ещё не полностью сбросил память о своих последних шестнадцати витках на КП. Поэтому всё здесь и должно вызывать у тебя бесконечное сомнение. Допивайте свой кофе, берите булочки, если не можете без них жить, и пойдёмте. Тут совсем недалеко. Буквально десять метров — и мы уже у ворот сада.

Рыжий кот с наигранным кряхтением допил свой капучино. Скорее всего, он знал, что их ждет впереди, но никогда бы в этом не признался. Он тоже допил кофе и на всякий случай взял пакет с булочками. Лахесис накинула обычную чёрную куртку, на которой светились тысячи маленьких звездочек, и они дружно вышли из кафе.

— Кажется, я забыл расплатиться за пирожки и второй кофе, — сказал рыжий кот. — Я не люблю оставлять долги в мирах, в которые снова и снова приходится возвращаться по странным и не всегда понятным мне причинам.

— Я оборву эту нить, — ответила Лахесис. — Ты можешь залезть на самую высокую яблоню и сорвать для меня спелое яблоко на последней ветке, тогда мы будем с тобой в расчете. Но мне кажется, что лучше вернуться в качестве путешественника в давно покинутый мир, чем неожиданно для себя оказаться где-нибудь на Юпитере или Марсе.

Кот озадаченно посмотрел на неё.

— Действительно, как-то я не успел подумать об этом. В последние времена мы отчаянно курсируем между временными циклами Клопунпая и воспоминаниями богов, посетивших его, и только один раз добрались случайно до планеты мадам Говорятора. Всё потому, что мой друг-недоучка не готов расстаться полностью со своими навязчивыми воспоминаниями, а я больше не готов покупать жидкость для его криокамеры, чтобы снова и снова отправлять его на Клопунпай… Три дня по космическим меркам, а сколько он потом рассказывает, как будто бы был там все шестьдесят лет.

Рыжий кот и Лахесис переглянулись. Нужно было что-то сказать. Желательно не полную глупость, как обычно.

— Гефсиманский сад, — сказал он, — был местом, где решалась судьба человечества (которое непонятно, есть уже или его вообще нет) в третий раз. Сначала первые люди выбрали свою свободную волю, потом воля Божья была выбрана вопреки человеческой природе, а теперь нас ожидает вообще чёрт знает что…

Раздался ничем не сдерживаемый хохот рыжего кота, который эхом пробежал по длинной серой дороге налево и направо в туман, потом вернулся обратно, и вот они уже стояли у ажурных ворот яблоневого сада.

*продолжение следует*