Дети. Гл. 44 Севастопольский я!

  Гл. 44.

  Севастопольский я!

   Он не знал, сколько он проспал, когда ему показалось, что кто-то ему светит фонариком прямо в глаза. Подумал, что это воспитательница, от страха вздрогнул и открыл глаза. И как только открыл, сразу понял, что это никакая ни воспитательница, а самая обычная Луна. Она была совершенно круглая и яркая, смотрела точно, прямо на него через стекло одной из маленьких деревянных рамок, длинного, почти на всю стену окна, и стояла прямо посередине этой рамки.  И хотя его одеяло  уже давно валялось на полу - было очень душно.  Луна совсем не стояла на одном месте и потихоньку поплыла в следующий квадрат. Серый услышал голос севастопольской бабушки:  - Иди, смотри – вон твоя подружка пришла! 
  Серый всегда любил по долгу разглядывать  Луну, особенно, когда она была большая и круглая, это так бывает, когда она ползла по крышам домов над самым горизонтом. Ему всегда казалось, что кто-то там, по Луне, непременно должен двигаться. Но там никто не двигался, и только тусклые, из-за лунного света звезды  вокруг нее,  мерцали наперебой. Луна была сплошь покрыта пятнами, а самые интересные, казалось от  центра разлетаются полосками в разные стороны, будто кто-то накапал кефиром, и брызги застыли правильным аккуратным узором. Тогда, там на Карантинной,  Серый выходил на балкон. Садился на корточки и подолгу ее разглядывал и даже с ней разговаривал. Сзади послышались мягкие шаги.
 - Ты с кем там разговариваешь?  - спрашивала бабуля.
 - С Луной. – отвечал он.
 - И что она тебе говорит?
 - Она говорит, что она живая. Бабуль, ведь правда, что она живая?
 - Нетушки Сержик! Живая у нас Земля.
 - А почему?
 - А потому, что на земле есть воздух и вода.
 - А как же Луна без воздуха? И что там есть, если нету воздуха?
 - Там есть только пыль.
  - А кто там напылил?
 - Наверно звезды.
  - А почему пыль с Луны на нас не падает? Она же висит прямо у нас над головой.
 - Падает, только так потихоньку, что мы не замечаем.
  -  А как же она там висит, на небе?
 - А так же как и Солнце  - на честном слове.
 - Это слово такое крепкое? А если слово отпустит, что будет?
 - Это слово самое крепкое, и потому никогда не отпустит.  – говорила бабушка, и уже строже добавила:
 - Иди спать! Лунатик! И забудь с ней разговаривать! Она тебя все равно не слышит! Марш под одеяло!
 -Слышит-слышит и даже иногда отвечает – подумал Серега, но ничего не сказал,  а подставив голову для бабулиного поцелуя на ночь, полез под одеяло. Бабуля вышла в соседнюю комнату, закрыла роман-газету,  щелкнула кнопочкой настольной лмпы,    немного поскрипев пружинами кровати, быстро заснула,  комната заполнилась таинственным лунным светом.. 
  Но это было в Севастополе, а он теперь в Мухалатке. Сон прошел. И Серому очень захотелось на балкон, с Луной побеседовать. Он встал и пошел, и даже не заметил, как оказался на улице. Кругом загадочный, как из сказки, хвойный лес, под ногами вкусно хрустят  иголки хвои,  кто-то громко сопит в соседнем корпусе. Луна высвечивает вытоптанные лужайки и площадку для классиков. Светло, но Луну теперь  почти видно – она спряталась за корпусом с другой стороны. Надо  ее срочно увидеть и все ей рассказать, как бабушке. Это бабуля думает.,  что она меня не слышит. Слышит. И даже отвечает. Только они,  ни кто не слышит. Серый обошел корпус, где крепко спали все севастопольцы. Но и там Луну почти не видно, ну может самую малость и только за широкими ветвями сосен.
  -Ну где ты прячешься , милая моя подружка?
Ветки сосны на мгновение раздвинулись. Луна улыбнулась:
  -На полянке Сергуня, на полянке.
 - Надо же скорее на стену!,  там,  где он сидел вместо обеда – там-то должно быть очень хорошо видно!  Серый добрался до стены и сел на прежнее место. Здесь  совсем светло,  Пыльная грунтовая дорога так хорошо отражала лунный свет, что он подумал: - Вот! Бабуля же говорила, что Луна такая яркая, потому как на ее пыль светит Солнце, а теперь получается, что дорога такая яркая, что на нее светит Луна!
  Тихо. И больше никто не сопит. Серый уселся на стене, зачарованно посмотрел смотрел на Луну, и уже собирался  ей жаловаться, как вдруг откуда-то снизу, с дороги, услышал:
 - Сергу-у-ня!
 - Бабуль? – ответил он,  и очень удивился  своему голосу, но еще и  тому, что звала его московская бабушка Таня. Странно – подумал он – как же может оказаться здесь московская бабуля – ведь она же очень далеко. А может и услышала и приехала. И теть Маруся говорила, что непременно приедет. А севастопольская – просто очень занята, или с работы не отпустили  и потому  приехать не смогла.
  -Сергу-у-у-ня – опять позвал бабулин голос.
 Он прислушался, голос прилетел точно со стороны дорги домой. Тогда и он опять потихоньку позвал:
 - Бабуля-я-я!
 Но в этот раз  бабуля  не ответила.
 - Она же может здесь заблудиться! – подумал он,  и спрыгнув со стены побежал по пыльной каменистой дороге в ту сторону, откуда его звала бабуля. Он пробежал несколько метров, остановился, прислушался, но кругом   тихо и никаких шагов не  слышно, но зато теперь где-то совсем не далеко включили сверчков.
 - Бабуля-я-я-я-я! – опять позвал он, и сделав несколько шагов, прислушался. Сверчки на миг замолчали, потом один робко цвиркнул, а за ним почти все сразу продолжили концерт, но никого кроме них не слышно, и тогда Серый пошел быстрее, а потом и вовсе   побежал дальше по дороге.
 - Она наверно пошла не в лагерь, а совсем в другую сторону,  и ее надо скорее догнать.
 Так он думал и бежал по дороге дальше и дальше, периодически останавливаясь, призывая бабулю и прислушиваясь к песням сверчков и окружающим кустам.
  Вдруг, дорога расширилась и их стало две.
- По какой же дороге пошла бабушка?
Одна осталась прямая, и убегала куда-то далеко вперед, за темные кусты, а другая повернула налево, наверх в горку. Серый не останавливаясь и не  задумываясь, свернул наверх, и как бы услышал голос воспитательницы:  - Мальчики налево, девочки – направо! Все правильно! - подумал он и от неожиданности огляделся  по сторонам. Тамары Анатольевны нигде не было. Показалось. Та дорога, что шла наверх была более светлая, и конечно же,  по ней будет идти совсем не страшно. Он прошел несколько метров и тут с радостью вспомнил, что их автобус приехал как раз по этой дороге, потому как прямую дорогу он видел через заднее окно, когда автобус повернул в сторону лагеря.
 Совсем не чувствуя усталости, ни страха, он потопал наверх по дороге, иногда  призывая бабулю. Он не понимал, сколько прошло времени, но ему  казалось, что он уже  далеко  ушел от лагеря, если скоро его хватятся, то теперь точно не поймают.  Так он оказался  на верхней,  самой  широкой дороге.
  Почему-то только здесь ему  стало страшно, и даже мелькнула мысль - вернуться в лагерь. Но он ее немедленно отогнал проч.  Там, внизу, среди высокого кустарника, и сосен, его никто не мог увидеть. А здесь он стоял на залитой лунным светом дороге совсем один,  и его  видно со всех сторон. Вспомнил, про орлов, которые могут утащить в гнездо даже маленьких детей,  и поискал глазами – где  можно от них спрятаться, но тут же вспомнил, что ночью орлы не летают. А вдруг,  они не знают, что теперь ночь – ведь светло почти как днем. Серый перебежал дорогу, там на другой стороне  совсем нет кустов, но есть большие камни. Подумал – я же могу притвориться камнем,  и они меня совсем не узнают. А вдруг машина? А я тогда тоже притворюсь камнем, и она меня тоже не увидит. Этому его научила Вичка. Она лучше всех пряталась, когда играли в прятки. Она говорила ему по секрету:
   -А ты притворись калиткой, деревом или кустом дурмана – и тебя ни кто не увидит.
  Эта мысль его успокоила, и он вспомнил, что ему надо скорее в Севастополь, к бабушке. Он уже понимал, что бабушка не приехала, это она позвала из Москвы.
  С одной стороны дороги:  горы,   с  другой стороны:  дорога в лагерь, а чуть подальше, впереди,  довольно крутой обрыв, густо поросший низким кустарником, а за обрывом внизу  громадное, бесконечное, залитое серебряным лунным светом,    тихое, мирное  море!.  От сюда Севастополь налево. Он сделал несколько шагов в  сторону Севастополя, и  только тут обнаружил  на своих ногах  свои же сандали.
 – Как же так - подумал он – я что,  спал в сандалиях,  что ли?   Я же,  когда пошел смотреть Луну – их не одевал! А и короткие штаны, с двумя лямками и бутербродом в кармане, тоже удивительным образом оказались на нем, хотя он точно помнил, что их перед сном снимал. 
  – А может я еще сплю?
  Он  несколько раз  топнул ногой  по дороге. Его топот тут же отозвался от скалы очень странным коротким и резким  щелчком. Он топнул еще раз. И эхо топнуло ему в ответ. С эхом оказалось удивительно интересно, и не так страшно. И он,  громко топая, чтоб совсем было не страшно, пошагал в сторону Севастополя. Он еще хотел громко крикнуть, чтоб поговорить с эхом, но у него ничего не получилось, потому- как и во рту и в горле стало совсем сухо, и вместо крика, он просто громко выдохнул. Хотелось пить.
Сверчков больше не  слышно, а эхо – то появлялось, то исчезало. 
 – Эх, - подумал Серый – а с Луной я так и не поговорил. А теперь не время – надо торопится. Зато она  висела теперь прямо над морем, и казалось, что шла вместе с ним. Серый остановился. Остановилась и Луна.  Правильно говорила бабушка, что она моя подружка. Он  помахал ей рукой и хотел сказать, но сказать опять не получилось из-за сухого языка, и поэтому только подумал – Милая моя подружка, ты же меня проведешь до бабушки!
Луна в ответ едва улыбнулась  и опять пошла вместе с ним.
 Так они вместе и шли,  молча, и  без устали. Только сильно хотелось пить.
  Дорога отражала лунный свет, убегала далеко вперед, то ровная, то  серпантином наверх,   в сторону Орлиного гнезда, а море оставалось то с боку, то  сзади.  Подружка Луна теперь была совсем не над головой, а немножко гуляла, то слева, то справа, то спереди, то за спиной.  Дорога шла себе и шла, и казалось, что вот за этим поворотом он увидит Байдарские ворота, но она  шла себе и шла, а ворот так и не было.  Иногда на него накатывал необъяснимый страх, и он тогда бежал, особенно там, где дорога петляла, и не видать, что там дальше. Потом запыхавшись,  в гору, переходил на шаг. Может это не та дорога – начинал он думать. Но мама говорила, что только эта дорога ведет на Южный берег, и она одна. Очень хотелось пить, и домой,  к бабуле. Иногда страх уходил или Серега про него забывал.. Потом  серпантин закончился, дорога стала почти прямая, а  впереди  показался тоннель.
   -О! обрадовался Серый. Это же тоннель. А за ним Красная горка и церковь,  потом Байдарские ворота, а там где-то есть и родник, из которого даже пил Пушкин, как говорила Тамара Анатольевна. Вспомнив воспитательницу,  ему стало очень грустно. И зачем взрослые так не понимают детей?
 Возле тоннеля стало  страшно, по коже пробежал не приятный холодок. В тоннель не заглядывала Луна, и он пугал неизвестной темнотой. «Ну и что» , подумал он, в камышовской траншее тоже было темно. Правда там были свои пацаны и фонарик.    Когда Серый подошел к тоннелю совсем близко, то оказалось, что темноты не так уж и много, а за ним опять проглядывает лунный свет – подружка же обещала, что будет провожать.   Серый почти на цыпочках вошел внутрь.  Чудное, трескучее эхо теперь набегало со всех сторон-  казалось,  что там прячется в  маленьких пещерах, а может там сидит  кто-то еще?  Потому он смотрел  только на выход, туда где его ждала подружка Луна.  Так было не очень страшно. А кроме нее его встретила  стоящая  на самом обрыве скалы -  знакомая церковь. Она, на скале, как на громадном корабле летела над морем, на  встречу Луне.   Забраться бы на этот корабль и лететь куда-то далеко-далеко в звезды. Эта мысль понравилась, и он  продолжал ее думать дальше:
 - И пусть тогда все его долго ищут. И пусть говорят: - Ах,  не надо было отправлять Серегу в лагерь!  Ах, не надо было у него забирать трусы!  Все будут бегать, его искать, а его нигде нету!
  Но тут он почему-то  вспомнил бабулю, и подумал,  что бабуля очень расстроится. А этого никак не хотелось. Маманя, конечно тоже расстроится. Но она скорее не столько расстроится, сколько разозлится и будет ругать всех вокруг. Вот тогда-о и Тамара Анатольевна от мамани получит по полной! А так ей и надо, не надо было так! Серый представил, как маманя ругает воспитательницу. Воспитательница стоит опустив низко голову, а маманя на нее просто орет! А солнце падает прямо на Тамару Анатольевну, ее лица совсем не видно, а в свете солнца видно только пушистый, почему-то розовый одуванчик из не заправленных в косу вьющихся волос. Стало почему-то и воспитательницу жалко. Да и Степка, как он без Серого в разведчиках? И кто Татушку из садика будет забирать и водить на море? А и бабуле от мамани  достанется. Маманя будет кричать: - Это ты их распустила, ты их избаловала! Ходят где хотят. Я сколько тебе говорила, не пускать их гонять в казаков  разбойников? И Владу достанется: - Зачем отпустил брата одного? Бабуля вообще плакать будет. Ее маманя часто доводила до слез. Доводила, потом сама уходила, а бабуля плакала и причитала:          -  Розочка, моя Розочка, и в кого ты такая дура ненормальная выросла? И что мне с тобой делать?
  На маманю бабуля  никогда долго не сердилась и только говорила, что именно ее и надо жалеть. А Серому всегда было жалко  бабулю. Потом бабуля сквозь слезы пела - «Царице моя преблагая, пресвятая Богородице»  - и сразу успокаивалась. А еще говорила, что Богородица такая добрая, что чтобы ее не попросил – она всегда исполнит. Только просить надо за хорошее. Злым она не помогает. Тут он подумал, что он достаточно добрый и  тоже захотел попросить, но вслух не получилось, а только попросил про себя:
 - Миленькая бабулина Богородица, помоги Сергуне скорее добраться до бабушки!
Он остановился.  Было  так тихо, что  слышалось, как мерцают звезды. Вспомнил ту Богородицу с покрывалом, что видел с бабулей в церкви. Казалось, что это именно она стряхнула все звезды со своего покрывала. Звезды  шепотом от Богородицы промерцали:
- Помогу-у-у-у,  Сернуня, помогу-у-у… … …
  Церковь-корабль была уже совсем близко, когда сзади, вдруг,  послышался шум  мотора. Оглянулся. Там за тоннелем - фары машин.   Мысли запутались. Луна, звезды, церковь, мозаика, корабль, бабушка. Надо скорее что-то решить. А решать времени совсем не осталось, потому,  как сзади, через просвет тоннеля и по склону горы стреляли, как прожектора, фары машин, их было много. Сердце застучало: - Погоня? Полундра!
   До церкви уже не добежать – а  надо куда-то прятаться.  С другой стороны дороги Луна показала несколько большущих камней и между ними  натоптанную тропинку наверх, к Байдарским воротам. Серый   с дороги нырнул к  ней,   направо,  и в густой кустарник. Сел на корточки и руками прижался к земле.
  Машины приближались, это были грузовики, и  их было много. Ехали они очень тяжело и медленно. Фары переднего грузовика достреливали   до церкви-корабля, а Серый оказался в темноте обочины   за густой листвой  кустарника, зато ему было все хорошо видно. Фары второго грузовика скользили по головам матросов, что сидели по бортам.  Некоторые головы с бескозырками, а некоторые в пилотках. Какие-то странные, каких он еще не видел –  на них были не синие с гюйсом , а черные матросские рубахи и черные пилотки. И если бы не тельняшки, он наверно бы их и не узнал. За вторым  грузовиком, тоже с матросами, ехали еще машины, и они почти все были разные.  Тяжелые,  сильно грохотали моторами,  некоторые  покрыты брезентом, а грохотали так, что тряслась земля. А может,  это и  совсем и  не земля тряслась, а  Серого трясло от страха.  Сердце стучало уже не только в груди, но и в ушах. В конце колонны ехали легкие грузовики, а за ними на прицепах  пушки. Про пушки Серый догадался,  на самом деле они были тоже закрыты брезентом. Тем временем первая машина доехала до поворота возле церкви, и там,  в свете фар Серый увидел регулировщика с флажками, который  показывал на поворот. Первая машина остановилась. К ней подошли еще военные, недолго поговорили,  и потом машина  послушно повернула именно туда, куда показал регулировщик, и казалось,  поехала еще медленнее, но уже  в сторону Байдарских ворот. Потом почти все машины останавливались на повороте, а хвост колонны и вовсе застрял. Почти напротив Серого  остановился  небольшой, крытый брезентом, грузовик, а у грузовика  на прицепе  четырехколесная пушка,  тоже закрытая брезентом.
 - Надо залезть под брезент – мелькнула мысль.  – но,  тогда его увидит шофер, что сзади. Надо пробраться туда как-то незаметно. В это время все машины, по очереди, громче заурчав моторами, опять потихоньку тронулись с места. Так повторилось еще раз. И, наконец, перед Серым проехала последняя машина колонны. У нее на прицепе была такая же  четырехколесная пушка, но  машина, похоже, останавливаться не собиралась. Медленно, но она проезжала мимо. Однако так медленно, что Серый решил, что сможет ее догнать.  Выскочил из кустов к дороге. Пробежал всего несколько метров, как машина таки остановилась. Как настоящий разбойник,  Серый сзади подкрался к  пушке. Залезть под брезент сразу не получилось, потому,  как он был туго пристегнут ремешками. Серый нащупал один из них и изо всех сил пытался его освободить. Луна  светила с другой стороны,  и было очень плохо видно. В это время грузовик зарычал мотором, но прежде, чем он тронулся с места, Серый успел запрыгнуть на брезент и упал в него как в гамак. Оказалось удобно, но его могли тут заметить.  Надо как-то под брезент! На следующей остановке ему удалось найти щель, через которую он смог   просочиться внутрь!  Внутри под брезентом  стало совсем темно и ничего не видно. Вкусно пахло краской и немножко порохом. Железный пол, и кругом торчали всякие угловатые железки, которые он нащупал руками, а некоторые из них  и головой. Он ухватился за прохладный метал и сел на корточки. Машина сделала еще несколько коротких остановок, потом медленно повернула и тяжело поехала вверх по дороге. Серый еще крепче прижался к металлу.
  Скоро  Ворота – думал он – и там есть вода.  Только теперь, он в плену у пушки, и она,  пока не остановится,  его никак не отпустит. Темно,  таинственно и страшно.  Тревожные мысли все больше и больше одолевали его.
  - А вдруг там сторож, и ночью не пустят? Или ворота на ночь закрывают? Или нападут немцы.  А зато у нас пушки!  Настоящие!  Глаза привыкли к темноте, Серый, чтоб себя слегка ободрить стал ощупывать все окружающие его железки, а вдруг и снаряды найдутся!   Так он  думал.  Снарядов  не  нашел.  Машина потихоньку ехала, а  и немцев похоже  нигде нет.  А и не может. Мы же их победили. Постепенно глаза привыкли к  темноте,  в щели  брезента пробивались тусклые лучики лунного  света, освещая разные детали пушки.
  Скоро по звуку машины он понял, что они проехали  арку Байдарских ворот. Машина теперь ехала быстрее и уже не так громко стонала мотором.  Послышался  далекий лай собак.  Звук мотора становился то тише, то громче,  иногда гулким эхом отлетал от стен заборов и домов. Собаки  совсем рядом. Наверно это  и есть  Орлиное гнездо. Серый вспомнил про родник и ветви отяжелевшие от абрикосов. Захотелось спрыгнуть на дорогу, но колонна теперь двигалась  гораздо быстрее, и это оказалось невозможно. Мало того, пушка так сильно прыгала на кочках и ямах, что держаться становилось все труднее. Да и опять таки – собаки, кто их знает, что они могут ночью подумать. Вдруг подумают, что он разбойник. А он разбойник и есть! Собственно собак он не сильно-то и боялся., бабушка говорила, что собаки детей не кусают, и главное это от них не убегать, и их не бояться.  А когда появилась Мотя, все большие собаки для него стали лучшими друзьями. Зато Серый терпеть не мог маленьких визгливых собачек, которые прыгают вокруг ног, визжат, лают и укусить норовят, но похоже даже сами этого боятся.
  Ноги так устали, что он скоро забыл про абрикосы,  и теперь хотелось только одного, чтоб машина, наконец,  остановилась, или бы поехала помедленнее. Скоро лай собак остался далеко позади. Значит и Орлиное они уже проехали! Очень хотелось скорее оказаться на земле. Руки он уже почти не чувствовал,  ноги затекли. Прицеп так прыгал, что уже было  не понятно сидит он или стоит. По ноге из  хлопал карман с бутербродом, но , он его  хотел,  сначала -  пить.
  Звук моторов опять изменился и колонна замедлила ход, а скоро и вовсе остановилась. Серый выскользнул из под брезента и огляделся по сторонам. Колонна стояла. Луна теперь была гораздо ниже, и уже совсем не желтая, а чуток розовая. Звезды    почти готовы  погаснуть, а небо  уже не такое темное.  Машины, опять,  одна за другой,  тронулись с места и поехали очень медленно. Серый успел залезть на брезент,  и забрался  прямо на затвор пушки. От сюда, через дырку в брезенте  хорошо видно, что впереди. Далеко впереди,  перекресток, на котором опять стоял регулировщик, его  хорошо видно в свете фар передних машин.  И этот перекресток Серый хорошо помнил. Налево шла дорога на Балаклаву, а направо в Севастополь. И регулировщик показывал, что им надо поворачивать на  Балаклаву.
  -Как же так – подумал Серый, ведь ему-то теперь надо направо! В Балаклаву ему совсем не надо!
  Колонна медленно, без остановок, одна, за одной, лениво   поворачивали налево. Думать некогда, надо прыгать. Получилось и даже не упал.  Отбежал за обочину, и залег на  сухую траву.
   Когда последняя машина отъехала достаточно далеко, он по кустам, спотыкаясь и падая,  побежал в сторону дороги, которая вела направо, к Севастополю. Он хорошо видел регулировщика, а регулировщику было совсем не до Серого, да и видеть тот ничего не мог, потому как его слепили фары проходящих машин. Когда он отбежал так далеко, что больше не было видно ни регулировщика, а и машины  только по свету фар, он вышел на дорогу.
  По дороге идти легко,  и он теперь знал наверняка, что идет в Севастополь!
  Он уже совсем не помнил,  сколько  шел, долго ли, коротко ли, когда где-то вдалеке сзади опять услышал звук моторов машин. Он поискал глазами, где можно спрятаться. А оказалось уже почти светло, и  скал уже давно нет, а есть только пыльная обочина дороги и за ней виноградник. Луна незаметно ушла з горизонт, а на небе осталось всего только парочка звезд.  Серый посмотрел по сторонам – машины далеко, а звук мотора, всё громче, но Серый на самом деле так устал, что  на всякий случай просто сел на корточки не далеко от  обочины дороги и вот здесь вспомнил, что надо  притвориться камнем. А звук мотора, тем временем приближался, и уже никуда не исчезал. Похоже, что машин опять несколько, но рычали они не так сердито, как в первый раз. Хотел посмотреть в сторону машин, но подумал, что настоящий камень совсем не должен шевелиться, и,  вжав голову между ног, даже престал дышать. Когда машины подъехали совсем близко, Серый, уже был уверен, что они его не заметят - ведь он теперь камень.  Но услышав мужские голоса, хотя из-за мотора, разобрать ничего не смог,  и резко поднял голову. Это была колонна грузовиков, с открытым кузовом, которая перевозила настоящих матросов. А были еще и другие грузовики,  закрытые брезентом.  Матросы передней машины на ходу громко переговаривались и махали руками в его сторону. В это  время от колонны на обочину съехал зеленый воронок и остановился совсем рядом с ним. Остальная колонна, не останавливаясь, двигалась дальше, но,  похоже,  замедлила ход.  Серый,  закрываясь рукой   от яркого света фар, только и успел подумать – дурачина ты простофиля (как говорила бубуля )– камни то башкой не вертят! посмотрел в сторону машины. Из воронка выглянул матрос и громко крикнул в его сторону:
 - Эй,  Баклан! Ты что тут расселся?
  Серый встал, но с места не сдвинулся, и зачем-то опять сел.  Матрос вышел,  но  не такой, как все в бескозырках с ленточками, а в белой фуражке с черным козырьком, а еще и  с автоматом! Подошел совсем близко к Серому, тоже сел на корточки, и спросил:
 -  Боец! И что  мы  тут делаем? И где твои родители?
 -А у меня папа - лейтенант! – хотел сказать Серый, но у него  ничего не получилось из-за пересохшего горла, и он встал, чтоб набраться сил и сообщить, кто его отец.
 Но матрос не стал слушать,  и,  показав на машину скомандовал:
 - Ну-ка боец, прыгай в машину. По дороге разберемся – и крикнул в сторону машины – Товарищ капитан! Тут непонятная личность, видать,  он крепко заблудился, да и в  горле у него хорошо пересохло!
 Из кабины газика сразу пришел ответ:
 - Тащи сюда этого баклана, по дороге разберемся, не оставлять же его здесь – и буквально через пару секунд добавил: – А там других таких птиц – не наблюдается?
Матрос вопросительно посмотрел Серому прямо в глаза.
 - Не. – Серый сиплым голосом, едва выдавил из себя одно единственное слово и без дополнительных разговоров забрался  на заднее сиденье машины, за ним матрос, и машина,  просигналив два раза клаксоном,   на ходу,  встроилась обратно в колонну.
  В машине  любимый мужской запах – это  запах железа, табака,   бензина,  начищенных гуталином ботинок, и кажется,  даже запах пороха. На переднем сиденье сидел сам капитан, а одет он был точно как его родной батька – в черный китель с погонами в две полоски и со звездочкой,  на рукавах  - еще три золотые полоски и тоже со звездочкой и двумя золотыми пуговицами,  а на голове белая фуражка с черным околышком и козырьком,  с  белым тульяком.  Вот только у батьки было целых три звездочки. А у этого одна,  но зато побольше.  А еще в машине, кроме капитана был моряк – водитель, он был без автомата, но зато в настоящей бескозырке с ленточками. Матрос, который был с автоматом откуда-то достал алюминиевую флягу с водой и протянул Серому.
 - Пей боец, только не торопись, а потом рассказывай,  откуда ты свалился на нашу голову.
Серый,   вставил горлышко фляги  в пересохший  рот и,  только собирался  попить,  как  тут же поперхнулся и закашлялся.
 - Нет,  боец -  сказал матрос с автоматом - так дело не пойдет! Смотри как надо! Сначала набираешь в рот воды – только на один глоток – считаешь до пяти и только потом глотаешь!
С этими словами он прикоснулся губами к горлышку фляжки и набрал полный рот воды, погонял ее туда-сюда, посчитал на пальцах до пяти, и только после этого проглотив,  протянул фляжку Серому. Серый,  как было велено,  набрал в рот воды, хотел,  было,  посчитать до пяти, но вода внезапно провалилась именно туда, куда было надо,  и он испуганно посмотрел на Матроса.
 - Ну ладно, если до пяти не получается, можно и сразу, только не торопись, по одному глотку!
После пятого или шестого глотка Матрос все же флягу отнял. Серый,  удивленно и растерянно посмотрел ему прямо в глаза:
 - У жадина, а еще матрос - подумал   - но ничего не сказал.
Матрос,  который сидел за рулем спросил капитана:  -Товарищ капитан! Может вернуться до Орлиного – тут не далеко – похоже этот баклан выпал из орлиного гнезда..
 У Серого екнуло сердце – только бы не назад. Все вроде так хорошо началось, и в машине хорошо пахнет, и матросы свои, наверно севастопольские, и попить дали. Правда еще пить хочется. Но попросить побоялся, чтоб не спугнуть. Капитан, не оборачиваясь к водителю сухо сказал:
 - Была команда – продолжать движение в колонне!
 - Не из Орлиного! Севастопольский я!  - облегченно сообщил Серый. Голос вернулся. Больше всего на свете он сейчас боялся, что матросы узнают, что он сбежал из  Мухалатки,   и вернут его туда на поругание.
 - Тебя как звать-то,  севастопольский? – спросил капитан, обернувшись  назад и внимательно разглядывая Серого.
 - Серега я! Севастопольский.  - Еще раз подтвердил Серега, чтоб моряки совсем  больше не сомневались, что он действительно севастопольский.
Капитан усмехнулся, и,  достав из внутреннего нагрудного кармана пачку беломора, ловко выбил от туда указательным пальцем одну папироску и немного ее размяв, постучал ею по ладони:
 -Ну-ка расскажи нам Серега, как же это ты оказался в 20-ти километрах от дома? Если ты севастопольский?
-  А мы вчера в казаков гоняли, а я был с разбойниками и
потерялся.
Капитан удивленно обернулся в сторону Серого и строго сказал:
 - Только вот не врать! Севастопольский! Как это вы заигрались за двадцать километров от города?
  - -Я совсем не вру.  - Серега надул губы для убедительности,  и продолжил, выдумывая на ходу: - Когда казаки всех наших  в Омеге  застукали, я успел спрятаться в кузове грузовика, а он взял и поехал. А остановился не скоро, и прямо посередине поля. Потом шофер с еще одним дядькой поговорили, а я с другой стороны потихоньку спустился и спрятался в виноград.  А они  начали разгружать пустые ящики прямо в поле.
 - А как это они тебя и не заметили?
 -Не. Не заметили. Я боялся, что наругают, и потому спрятался с другой стороны. А когда второй дядька спрыгнул из кузова, я хотел забраться обратно. Но не успел. А они сразу сели и поехали на  Балаклаву.
  - И что потом?
 - А потом я сидел в винограде и боялся.  А потом начало темнеть.
 - И что больше машин, что ли не было?
 -Было, но я боялся что наругают. Потом начало темнеть,  и я пошел в Севастополь. А потом сел возле дороги и заснул. А когда проснулся,  было темно и я заснул дальше. А потом как проснулся уже была Луна и было светло. А потом вы приехали.
 - Врешь, поди, севастопольский. Но складно. Ну, раз так, тогда  рассказывай,  где твои родители и где твой дом? – капитан достал из другого кармана спички, несколько раз ими встряхнул, наверно чтоб убедиться, что коробка не пустая, достал одну спичку, и смачно чиркнув, ею по коробку, прикурил папиросу. Кабина враз заполнилась родным  запахом,  остро и вкусно, сначала серой, а потом табачным дымом.
 - Севастопольский я!   Живем мы с  бабушкой, Карантинной, не далеко от БТК-а. У нас там моряков много.
 - Ты и БТК знаешь?
 -Знаю! У нас там Дядь Коля, сосед, мотоцикл свой хранит. Он воевал на подводной лодке. А еще там торпедные корабли есть.
 - Ну,  ты, боец, много ли про корабли знаешь?  - строго спросил капитан.
 - А у нас все про них знают, бабуля говорила, что чужим нельзя рассказывать, но вы же свои!
 - Много ты знаешь! Свои, чужие.
Серега  замолчал и насторожился – а вдруг это немцы?  Переодетые.
Капитан как будто прочел его мысли, затянулся и сказал: 
 - А вдруг мы немцы?  Переодетые.
 Серега  глубоко вдохнул дым от папиросы, и тут же уверенно ответил:
 – Не!  Немцы то по-русски ни бум-бум и они  вонючие. А от вас вкусно пахнет, как от моего батьки.
Моряки засмеялись, капитан с удовольствием затянулся, и выпустив густую струю дыма спросил:
 - Как же это от нас пахнет?
 - Бензином, железом, порохом, Беломором и гуталином, как от моего деда и батьки!
 И газик снова заполнился смехом, и теперь смеялся и Серега, потому что радовался, что моряки действительно свои.
 - И как это тебя батька из дома в ночь отпускает.
 - А мы  с  братом с  бабулей живем. Мама живет сама. Она живет там… - Серый во время осёкся, про маму говорить точно  не следовало –  Там   - он попытался выкрутиться из своей же ловушки – Там, в центре, где куранты. А батька в Москве,  он лейтенант, и  там работает, а у него есть кортик.
 - А что батька, с вами не живет?
 - Не. Он давно с мамкой разжененый. Нас к нему не пускают, а он приехать не может, потому как работает.
 - Экой ты шустрый, Серега севастопольский. А что брат? Старший или младший? Где он? Ты же с ним гонял  в казаков?
 - Да не.  Влад же был с казаками. Он меня в казаков почти не берет, я всегда с разбойниками. Я у них разведчик!
 - А как звать твою бабушку, разведчик?
 - Екатерина Николавна Романова – почти выпалил Серый.
 - Так может ты еще и адрес знаешь?
 - Знаю! Воодушевленно ответил Серый – на Карантинной, двор шесть.  Только мне опять пить хочется.
Матрос с автоматом протянул Сереге флягу, и больше уже не забирал, пока вода не закончилась.
 -  А  и совсем не жадина. – подумал серый.
 Капитан замолчал,  несколько раз затянулся, а потом щелбаном выстрелил окурком на обочину дороги. Молчал и Серега.  Вроде пронесло! И они едут в Севастополь.  Серега посмотрел по сторонам. Луны уже давно не было видно, а солнце еще не взошло, но было уже совсем светло, как днем. Надо что-то говорить! А то ведь они так и не узнают,  куда его везти.
Капитан потянулся и совсем негромко, так что Серега едва расслышал, сказал водителю:
  - Да ладно, отвезем его в часть, нас сейчас все равно из Камышей никуда не опустят, накормим разведчика, а там сообщим куда надо.
Про Камыши Серый все же услышал и тут сразу оживился:
 - Так в Камышах у меня батька лейтенантом служил!  Мы там и жили в бараке, когда я был совсем маленький, пока они с мамкой не разженились. Я же до Камышей дорогу знаю, мы туда даже с разбойниками бегали!
Капитан обернулся и весело посмотрев на Серого,  с улыбкой  сказал:
  - Э-э-э! Да ты разведчик, похоже,  не врешь!  Может ты и есть совсем наш!?  Фамилия - как у батьки то?
  - Бакатов, Юрий Николаевич.
  Капитан покачал головой: - Нет. Не слышал. Но, мы тебя тогда пока никому не отдадим. Будешь служить у нас.  Но если слукавил – будешь неделю полы мыть на камбузе.
Серый сначала обрадовался, но потом вдруг насторожился:
 - А как же бабушка? Она ведь искать будет, и скучать. И в школу потом мне надо будет. Батька говорил: - Сначала учись, а потом в моряки. Сразу не получится, кому моряки нужны не ученые ?
 - А что ж ты про бабушку не думал, когда из дома смылся?
 - Так я – нечаянно. Я не хотел.
 - Так у нас и школа есть, и бабушку мы твою найдем. Не горюй Серега!
  Вскоре колонна остановилась. Газик с капитаном и двумя матросами и Серегой обогнали все машины. Потом капитан вышел и долго разговаривал с постовым на воротах. А постовой подозрительно разглядывал Серого. Затем  ворота открылись, и колонна двинулась вперед. Уже внутри машины выстроились в ряд, а все матросы выпрыгнув из машин, построились. Серый искал глазами барак, в котором, они когда-то жили, но его нигде не было, и все кругом было не знакомо.
 Капитан передал Серегу новому  матросу,  в чистенькой, синей,  местами протертой почти до  бела  рабочей робе,  и скомандовал:  - На камбуз – шагом марш! Бойца накормить! Пойду коменданту сообщу.
  - Ну вот, - подумал Серега, щас  дадут мыть полы! А и не страшно. Он умеет мыть полы. Бабушка давала. Правда она всегда ворчала, что он не моет, а только мокрять разводит.
  На кухне очень вкусно пахло котлетами. Серый залез на длинную, высокую лавку, что стояла перед таким же длинным и высоким столом, который, в свою очередь ему доходил почти до подбородка, скрестил руки на столе,  потом и голову положил на руки, и наверно бы и заснул, но уж очень вкусно пахло.  Но тут появился матрос в протертой робе и поставил перед Серегой целую тарелку макаронов по-флотски!
Серега тут же набросился на макароны, будто его не кормили целую неделю.
 -Ну,  у тебя, совсем матросский аппетит, точно капитан  сказал – наш!
 Не успел Серега дорубать макароны, как на пороге появился еще один капитан и сразу, показывая не Серегу строго  спросил: -Этого баклана поймали? 
  -Михалыч, он, утверждает, что  лейтенанта Бакатова сын.
Капитан скинув фуражку, сел на лавку рядом с Серегой, положил ему тяжелую руку на плечо:  - Ну ка Серега – в глаза смотреть! Признавайся!
  Серега второпях, определив ложку макарон по назначению, с полным ртом, откровенно глянул в глаза капитану.
Капитан широко улыбнулся:
   -Ёкарный бабай!  -Так это же Юрки Бакатова пацан! Копия –батька! Я же его помню – самый горластый был в бараке, пока его в Москву не отправили. Знаю, он теперь с бабушкой живет, наверно на Карантинной. Мамка его – красавица – заведующая садиком.
  У Сереги ёкнуло сердце. Только бы не в садик и не маманя.
  - Можете его до садика добросить и сдать мамке.
  -Михалыч, так сегодня воскресенье – не работает садик.
  - Ну тогда к бабуле на Карантинную.
Капитан протянул широкую ладонь Сереге:  -Давай пять разведчик, хорошо, что к своим попал, не то бы сдали тебя в милицию.
Серый облегченно вздохнул и окончательно расправился с макаронами.
  После завтрака матрос в протертой робе отвел Серого на контрольно-пропускной пункт, посадил внутри и приказал ждать. А ждать пришлось совсем не долго. Вскоре появился  Матрос, который раньше был с автоматом, только теперь  уже без автомата,  а сразу за ним подъехал и газик, на котором они доехали до Камышей.  Матрос позвал Серого и подхватив под мышки,  легко забросил его на заднее сиденье, протянул ему флягу, заполненную еще холодной водой, и совсем как старому знакомому сказал:        ---Держи разбойник! С таким запасом воды тебя брат,  теперь только в казаки будут брать!
  Серый, еще не веря своему счастью,  прижал фляжку к груди, хотел сказать что-то хорошее, а вместо этого на полном серьезе спросил: - А полы-то когда мыть будем?
Матрос с водителем громко рассмеялись и матрос добавил: - Да вот как школу закончишь, так и приезжай - на тебя хватит! А теперь поехали твою бабулю искать.
Они  забрались  в  газик.  Капитана уже не было и они так втроем и поехали. Когда они проезжали мимо Херсонеса, Серый во всю смотрел  в окно машины и очень хотел, чтобы хоть кто-нибудь его увидел. Но знакомцев не было,  и он тогда просто сказал:
  – А  вот здесь мы гоняем в казаков-разбойников. 
Из окна машины все виделось по-другому, чем, когда идешь пешком. Некоторые места даже было совсем не просто узнать. Но тут  справа показалась хорошо знакомая кладбищенская ограда, а за ней и его детский сад, про который Серый решил умолчать. Сами знают.  И чтоб ничего не заподозрили сказал:
  А эта улица – Пожарский спуск, а за ней налево – Карантинная, наш двор номер шесть!
  -Да знаем мы твою Карантинную – пробурчал водитель и вскоре свернул налево, проехал сотни две метров и остановился на против калитки номер шесть и заглушил мотор. На лавочке ошарашенный зрители – Танька с Олькой и Светка.
  Серега с Матросом выпрыгнули из газика. Серега, крепко прижав к груди флягу с водой, небрежно бросил подружкам –« привет», и гордо зашагал впереди, за ним матрос. Девки от удивления раскрыв рты, даже  не успели произнести ни слова.
  На повороте деревянной лестницы,  вытянувшись во всю длину поперек ступеньки, спустив переднюю лапу и хвост, щурясь одним глазом на солнце,  нагло лежал мордастый, дымчатый с голубизной, дворовой кот.
 -Это  наш Барсик! – как можно громче, чтоб его все слышали, заявил Серега.
 Барсик на него не обратил никакого внимания, но тем не менее на Матроса ему пришлось открыть и второй глаз.  И не столько из опасения, что на него наступят, но лишь из любопытства. Барсик не боялся ни кого кроме Павла и теть Паши, и не то, чтобы боялся, но опасался непредсказуемости их поведения. Серега проскочил вперед и по хозяйски открыл дверь соседского коридора-кухни, через который они прошли на  кухню-веранду Екатерины Николаевны.
Матрос постучал в дверь, ведущую в комнаты, и тут же на пороге появилась и сама хозяйка.
 - Здравствуйте, Вы и есть Екатерина Николаевна? А этот боец -  ваш внук  Серега?
 - И вы здравствуйте, я и есть Екатерина Николаевна, а это мой внук Сережа  - ошарашено протянула Екатерина Николаевна, с удивлением смерив взглядом Матроса и внука – и тут же добавила:
 - Что стряслось? Что  вы здесь делаете и где Влад?
Но Матрос на вопрос ответил вопросом:
 - А могу ли я видеть Сережину маму?
 -Его мама сейчас в  Ялте, в отпуске.
  Серега хотел было броситься в объятия к бабушке, но услышав про маму и увидев бабулин   строгий взгляд ,  остановился. Он уже вполне начинал понимать, что натворил! Тут, похоже, пахнет совсем не объятьями. Надо было срочно что-то складно наврать. И тогда он застрочил, как скороговоркой:
  -Бабулечка! Я потерялся, а они меня нашли и привезли к тебе!
  - А где Влад? – опять спросила бабуля.
 - Так там был еще один? - Ошарашенно спросил Матрос.
 - Конечно. Они там были вдвоем с братом:   -ответила Екатерина Николаевна.
Тут Серый понял, что попался окончательно, но по инерции решил врать до конца:
  -Да нет бабуля, Влад не потерялся он ТАМ. А потерялся только я. Я тебе сейчас все расскажу. Мы гоняли в казаков, а я был с разбойниками, а Влад с казаками -  Тут Серега запнулся:  врать- то надо с самого начала:  - то есть нет…  Мы вообще-то пошли на море!
 Теперь уже Матрос удивленно и строго посмотрел на Серегу:
 - А ну-ка Баклан, что то ты заврался, выкладывай все на чистую воду, и по порядку!
Серега, окончательно осознав, что лагерь ему, по крайней мере,  сегодня:  уж точно не грозит, ведь автобусы туда просто так не ходят, а мама,  оказывается в Ялте,  решился все выложить, как оно и было, и выпалил:
 - Бабулечка, Влад остался в лагере, а я нечаянно убежал.
 - Что еще за лагерь? – возмутился Матрос.
  В соседнем коридоре возле самой двери скрипнула половица, а Матрос машинально резко открыл дверь.  Елена-Гиена стоявшая совсем близко к двери, потеряла равновесие и чуть было не клюнула носом внутрь, и тут же  неловко сделала вид, что просто проходила мимо. Вяленький стоял возле керосинки и делал вид, что хочет ее запалить.
 - А это  что,  за любопытная Варвара?  Что это Вы здесь наушничаете? – неожиданному появлению третьих лиц, удивился даже Матрос.
Елена подбоченившись,  тут  же перешла в наступление:
- Не Ваше дело, молодой человек! А  тебе я говорила, Николавна – внуки твои разбойники! Сегодня с матросами, а завтра их с милицией приведут!
Екатерина Николаевна недобро на нее глянула и тихо сказала:
 - Елена! А  иди ка ты к себе в свою нору,  не встревай в чужие дела и сегодня лучше мне на глаза больше не попадайся!
Вяленький  засопел оглянулся, но не найдя, что сказать, начал энергично качать примус, но Елена продолжила:
 - Чужие дела, чужие дела! А когда по твоему коридору чужие матросы ботинками барабанют, средь бела дня, это что же, чужие дела?  Мамаши их бросила. Вот напишу в милицию, и у тебя их заберут!  Уехали, вот думала, хоть месяц отдохну. Так нет же вот  тебе!
Екатерина Николаевна шагнула  с невысокого порога и направившись в сторону соседки и ,  добавив в голосе стали и перейдя почти на шепот,  как стрелу выпустила:
 - Пиши Гиена куда хочешь и что хочешь, а сейчас скройся в своей норе, у меня теперь и свидетель есть, что ты шпионка.
Елену после этих слов, неожиданно, как ветром сдуло, а Тихий едва успел прошмыгнуть в дверь своей комнаты перед носом жены.
  Бабуля потихоньку начала приходить в себя и обращаясь к Матросу сказала:  - Ну-ка пойдемте  в комнату, я вас чаем напою, а вы мне расскажете все по порядку.
Пока Екатерина Николаевна заваривала чай и накрывала на стол, Матрос рассказал, что имя его Владимир, и что служит он в Камышах. А Серого подобрали по дороге из Старого Крыма в Севастополь в районе Фиолента.
 -Минуточку!!! – Заволновалась Екатерина Николаевна:  - Какой Фиолент, если они с братом в Мухалатке были?
С этими словами взрослые так припечатали своим взглядом Серегу, что он поперхнулся бубликом.
 Матрос строго посмотрел на Серегу:
  - Теперь твоя очередь, разведка, выкладывай.
 Серега закашлялся.  Понимая, что мамани, главной опасности, нет, решил бабуле  поскорее выложить все на чистоту.  С бабулей  ему кроме обычной порки ничего не грозит. А рассказ свой  начал прямо  с Мухалатки и с Луны, и про то, как его позвала бабушка. Конечно, Бабушка, услышав про Луну заохала:
- Ох, Владимир, Вы знаете, он и здесь в полнолуние с балкона по крышам сараев гуляет,  подружку себе нашел, но сам всегда возвращается, а утром его спросить – ничего не помнит – и развернувшись к внуку строго добавила:
   -Сколько раз тебе говорила!   Не смей больше с ней разговаривать, не то,  не ровен час,  уведет тебя -  сам не узнаешь куда!
 Серега кивнул и продолжил свой рассказ. Однако про  море и про трусы говорить ничего не стал, а тем более про селедку. Все равно потом брат все расскажет, что видел, но там уже будет не так страшно. А теперь не стал. Застеснялся  Матроса.
 - А чтож ты  нам Баклан, про севастопольский грузовик заливал?
 -Я боялся, что отправите обратно в лагерь.
 -А чем тебе лагерь не угодил?
 -Там в море не пускают плавать. – Серега чуть было не проговорился про трусы, но во время остановился.
 -Понятно. Моряку без моря – никак.
  Дальше в рассказе почти не осталось подводных камней, чаепитие продолжалось, чай пили все трое  прямо из блюдец, и закусывали бубликами с яблочным вареньем,  Серега рассказывал небылицы, а взрослые уже совсем не понимали: где он врет, а где выдумывает. Екатерина Николаевна недоверчиво и сердито покачивала головой, но Матрос подтвердил, что колонны было действительно две. Как бы там ни было, его рассказ пришлось принять на веру, тем более, что вторую часть путешествия, он полностью подтвердил.
Вскоре Матрос собрался уходить, но  Екатерина Николаевна его попросила, не сможет ли он  завести их в ГОРОНО:
  - В лагере наверно уже его хватились и ищут. А мы тут сидим! Матери сообщат – она с ума сойдет!
Матрос  согласился, при этом заметив, что уже из части,   они куда следует  сообщили, но их еще и попросили предъявить и живое доказательство. А сделать это надо совсем не в ГОРОНО, а в детской комнате милиции. И,  обращаясь к Сереге строго заметил:
 - Я буду там говорить, а ты боец про своё путешествие и про пушки молчи! Даже если пытать будут:  -молчи! А нашли мы тебя не на Фиоленте, а напротив мыса Сарыч! Или скажи:  - Не помню! На дороге. Не то нам всем  несдобровать! Понял боец?
 -Угу – кивнул Серега и взяв с сундука   флягу, крепко ее прижал к груди.
  В  приемной детской комнаты милиции, долго ждать не заставили,  и очень скоро появился милиционер и строгая женщина в очках. Матрос все коротко им рассказал, умолчав, конечно,  при этом про путешествие Сереги верхом на пушке!.  А Серега при этом удовлетворенно заметил, что у взрослых врать получается ничуть не хуже , чем у детей. А пока Матрос рассказывал, строгая женщина в очках и милиционер Серегу внимательно и как то очень подозрительно разглядывали с ног до головы и задавали вопросы:
 -Мальчик, тебя как звать!
 -Не помню! – вопросительно посмотрев на Матроса,  неуверенно ответил Серега.  Матрос строго сжал губы и незаметно показал Сереге кулак. Серега  тут же осекся и поправился: – Сережа.
- Сережа, а  фамилия у тебя есть?  - Спросил милиционер.
 -Бакатов я,  а это моя бабушка Екатерина Николаевна, и Матрос который меня нашел.
 
Тогда милиционер продолжил: - Расскажи нам Сережа, как ты потерялся.
 -А я не помню, я спал, а потом потерялся, ночью. А потом меня нашли матросы.
 - Вы знаете,  он и дома при полной Луне по ночам на улицу ходит – вступилась бабушка.
 - Сережа, а у тебя ничего не болит? – не унималась Строгая в очках, продолжая подозрительно его разглядывать. Так подозрительно, что и Екатерина Николаевна заволновалась и тоже внимательно начала его разглядывать.
 - Чой-то они на меня все так смотрят? Подумал он и тоже начал  разглядывать свои пыльные и исцарапанные ноги и руки. Но это нормально, они всегда под вечер такие.  Уж ни фляжка ли им моя приглянулась?
 - А что у тебя с карманом? – удивленно спросила бабушка.
Правый карман светло синих коротких штанов на лямках, почему-то был темно синий. Серега машинально сунул туда руку, и после короткой паузы от туда извлек какую-то коричневую, липкую лепешку и ее зачем-то понюхал.
 - Это что такое?  -  отстранившись в сторону брезгливо спросила Строгая в очках.
 - Так это же бутерброд с повидлом и с маслом и котлетка, из лагеря. Только он уже не съедобный – он с песком и камешками. Я его Мотьке отдам.
Тут бабуля уже не выдержала:
 - Сейчас приедем домой, ты у меня получишь и за лагерь, и за Луну, и за бутерброд с повидлом и котлеткой и за штаны!
  Серега стоял по стойке смирно, одной рукой прижимая к груди подаренную фляжку, а другую руку с бутербродом  безуспешно пытался  куда-то засунуть, чтоб спрятать бутерброд, но не находил места, не обратно же в карман, да при бабуле.
На этот раз не выдержали и милиционер с Матросом и смеялись до тех пор, пока не развеселили и Строгую в очках и бабулю.
Потом они писали какие-то бумажки.  Наконец, Строгая сказала, что все свободны, а в лагерь они сейчас все сообщат.
 Потом газик  отвез их с бабулей прямо до дома.
  Дома, за все перечисленное бабулей,   Серега  получил порцию ремня. Потом его бабуля,  конечно же,  пожалела,  но главное! - обратно в лагерь он уже не поехал.
  Только под вечер рассказал бабуле    и  за трусы и купанье без спроса,  но  в этот раз отделался непродолжительным стоянием в углу. Маманя, на счастье оказалась в отпуске в Ялте. А когда через две недели вернулась – была в таком добром расположении духа, что даже не ругалась.  В Мухалатку бабуля так и не поехала. Вместо нее Влада там навестила маманя, про море и про трусы ей там ни кто не доложил, а Влад  ей рассказал об этом уже когда все были в  Севастополе. Побег списали на Луну. Да и кто бы поверил, что дошкольник решился на ночное междугородное путешествие.
Счастье есть.