Однажды в... ссср. глава 5

                ГЛАВА 5

                —————————————
Почти месяц Миша проваландался дома. Ни одна школа его не принимала. Городок небольшой — в чьи не надо уши любая новость быстрее ветра долетит.                Так бы и не видать бойцу среднего образования, не попади его мать случайно в парикмахерской к уже известной нам тёте Тусе.                Слово за слово, и пожаловалась Мишкина мама участливой парикмахерше на своё горе.                — В какой, говорите, класс ваш сынок пойти должен? — поинтересовалась тётя Туся.                — В девятый… Мы ведь из-за этого только к вам в Кремень и перебрались. И вот такое горе. Ну как сыну неучем оставаться? Сейчас же без образования только в дворники…                — Хм, мой Ян тоже в девятом. Ладно, не горюйте раньше времени. Ещё не все потеряно. У меня директор нашей школы клиент постоянный. Поговорю… Только школа у нас русская.                — Да тут уж выбора нет. Ничего, знает украинский, выучит и русский. Все равно на суржике все тут у вас болтают. И в Смелом так было.               
Чего уж там тётя Туся директору наворковала — одному Богу известно. А только приняли Мишку во вторую русскую школу без единого вопроса. Умницей директор оказался. Перед тем, как покинуть его кабинет, Мишка неожиданно услышал:                — Ты, парень, одну вещь понять должен: предупредить болезнь гораздо легче , чем потом её лечить—  победить, значит. Лечить — ты уже научился, а вот предупреждать — нет. Сконцентрируйся на умении предупреждать. Это тебе в жизни ещё не раз пригодится.                И то ли тон его голоса, то ли взгляд — хоть и строгий, но с теплотой, напомнили Мише деда, и слова директорские запали ему в душу если не навсегда, то надолго.
                                Восьмилетку сельскую Мишка закончил почти на «отлично», а вот в девятом классе то ли потому, что уже не было на свете любимого деда, то ли потому, что обучение на русском, а может и потому, что программа была сложнее, но съехал наш ученик на твёрдые «четвёрки», да и катился по этой дорожке, особо не напрягаясь.                В отличие от приёма, оказанного ему в первой школе, в девятом «В» новой школы его приняли хоть и не с распростёртыми объятиями, но зато без эксцессов. Без подколок и оскорблений. Прохладненько, но спокойно.                И ни одного друга за прошедший месяц он так и не заимел. Слава о его подвигах, конечно же, всю школу облетела уже давно.                Его боялись. Быть может и поэтому сближаться с ним никто не торопился. Конечно, видя как пацаны кучкуются группами и веселятся, не обращая на него внимания, как будто он не существует, Миша в душе страдал, и его единственной отрадой оставалось исполнение любимой мантры деда — совершенствоваться в искусстве боя он продолжал с завидной регулярностью.                И вдруг она реально пригодилась.               
Сказать, что Мише нравился Кремень, это вообще ничего не сказать. Он влюбился в него с первого же дня. Село — оно ведь и есть село. И Миша привык к тому, что развлечений в нём — раз два и обчёлся: днём пацаны гоняли мяч на пустыре, а вечером по выходным смотрели киноленты в стареньком клубе.                Кремень с его помпезным собором на базарной площади, огромным, как гора, памятником поэту Тарасу Шевченко, скверами, где смыкающиеся кроны деревьев не пропускали даже луч солнца, цветниками вдоль улиц и клумбами на трёх площадях, тремя классными кинотеатрами и Дворцом культуры, стадионом с настоящим футбольным и гандбольным полями, а также густым обширным парком с летним концертным залом, фонтанчиками, струившимися из открытых ртов зелёных каменных лягушек, и стрелковым тиром — это был совсем другой коленкор.                И поскольку друзей у него пока не находилось, а дома каждый день сидеть не будешь, то пристрастился Мишка вечерами ходить в парк и деньги, которые получал на завтраки в школе, вбухивать в крохотные пульки — бить из «воздушки» по мишеням.                Ему нравился хлёсткий металлический звук падающих зайцев, волков, медведей и уток, заставляющий радостно биться сердце  — мишеней, сбитых им в который раз. Уже через две недели, он стал стрелять почти без промаха, и радовал сестру нехитрыми игрушками-призами, полученные за отменную стрельбу.                Так было и в тот будничный вечер. Отстрелявшись, Мишка вышел в темноту, окутавшую парк. Хотелось есть, и чтоб до дому добежать быстрее, он срезал путь. Не по аллеям, а напрямик, по тёмному ковру опавших листьев спешил стрелок наш к выходу из парка.                Пробегая мимо старенького деревянного сарая рядом с летним театром, сейчас пустовавшим до наступления тепла, он вдруг услышал женский крик. Крик шёл из сарая. Вокруг — ни души. Мишка затормозил, взглянул на дверь. На ней, как будто бы, замок висячий.                «Показалось?» — но только он намерился бежать, крик повторился. Раз, другой. Сомнений не было — кричали изнутри.                Миша подбежал к двери и увидел, что замок болтается на одной дужке. Он рванул на себя дверь и влетел в холодную темноту.                Громадный чёрный паук из рук и ног шевелился в метре от него.                Глаза привыкли быстро: огроменный мужик в фуфайке и кепке, натянутой на ведро (такой казалась Мише голова незнакомца), сидя верхом на женщине, одной рукой давил её за горло, ну а другой в остервенении пытался сорвать с неё рейтузы. Она же, яростно сопротивлялась, извиваясь под ним, брыкаясь ногами и не позволяя оголить себя.                Отчаянный прыжок — удар двумя ногами одновременно в спину и голову сверху вбок и… будто гору он толкнул. Мишка отлетел в одну сторону, насильник — в другую. Под визг отползающей от них жертвы, Мишка вскочил на ноги и с удивлением узрел противника, уже стоявшим на ногах.                Амбал, потерявший кепку, взревел и, растопырив руки-клешни, бросился на Мишку.                В неясном свете, струившемся из распахнутой двери, грузная туша мужика казалась необъятной — не проскочишь ни справа, ни слева!                На секунду, буквально на одну секундочку, затормозился Мишка, прикинув, что вот, он, пацан, совсем не Геракл, силёнки-то свои не рассчитал и плюхнулся с разбега в схватку с бугаем. И хватит ли уменья, когда на него прёт целых полтора центнера веса?!                Мишка рванулся вперёд, но, потеряв внимание и не взглянув под ноги, он зацепился за что-то на полу и шлёпнулся на живот, а дикий зверь в обличье человека скалою рухнул на него и придавил всем телом.                Дыхание перехватило, и никакой возможности не стало пошевелить рукой или ногой; силы стремительно таяли. Он с ужасом почувствовал железные клешни на своём горле и стал судорожно хватать ртом недостающий воздух. В выпученных глазах потемнело. Вдруг промелькнула мама, и он стал проваливаться в большую чёрную яму, из которой наверняка не было никакого выхода…   
…На и без того темном небе стало ещё темнее, набежали тяжёлые тучи и над городом взорвались раскаты грома. Люди, испугавшиеся грозы и ливня, поспешили в укрытия. Гром бабахал с такой ужасающей силой, что казалось, вот-вот расколет землю пополам! Но дождя не случилось!..                Люди выглядывали из своих укрытий, со страхом прислушиваясь к небесной какофонии, глазели наверх, не понимая, где же этот чёртов дождь.                Никто из них и представить себе не мог, что грома и в помине не было, а где-то там в небесных высях хохотал Тот, кто упивался последними минутами жизни Мишки! Но с Мишкой-то ладно. Ещё сладостнее наблюдать, как летит в преисподнюю душа амбала-мужика: попытка изнасилования плюс убийство малолетки!                «Ко мне! Ко мне! И вот она – картина дня!.. Мой… Мой триумф!.. Ха-ха-ха!.. Я!  Я – Вершитель судеб человеческих!.. Ха-ха-ха-ха!..»
Но нет! Только не Он — Создатель! Не Он — Творец!.. А Тот, кого так кличут, услышал вдруг раскаты грома и не усомнился в проказах «Вершителя судеб».                С грустью провожал Он отползающую в угол женщину; с болью наблюдал, как уходит жизнь из мальчишки, ещё горше смотрел на грехопадение мужика. «Где успел растерять ты сущность свою, Человек?! Отчего нет любви в жизни твоей несуразной?!.. Кто, скажи Мне, вложил в ваши головы, что явились вы на Свет для убиения друг друга?!.. Неужто, не разумеете, что боретесь вы не только сами с собой, а и – со Мной!»                Вздохнул Создатель: «Что ж, из этой троицы у тех, двоих, есть перспектива…»                И Он пристально взглянул на женщину, которая вжималась в углу, задыхаясь в рыданиях.
Она вздрогнула… Подобралась. Тыльной стороной ладони смахнула слёзы. В глазах блеснула решимость. Как будто неведомая сила бросила её вперёд. Оглянулась по сторонам – поленья… Откуда и силы взялись: схватив чурбанище побольше, она с отчаянным криком хряснула по ненавистному ведру —башке изверга! Тот и не крякнул даже – без звука завалился на мальчишку и затих. Хотела убежать… «Стоп! А как же мой спаситель? Жив ли?!..»                С большим трудом сдвинула мерзкую окровавленную тушу, припала ухом к груди парня и слышит: сердце — тук-тук-тук… Улыбнулась сама себе… Приподняла его голову, вгляделась в незнакомые и необычные черты лица, глаза чуть приоткрылись. Прошептала: «Спасибо тебе, мальчик…» и ушла.
Прошло несколько дней.                Как-то за ужином мать вдруг огорошила новостью:                — Мишутка (обычно так она звала его, когда что-то просить хотела), тут такое дело… — она замолчала. Мишка удивлённо взглянул на неё:                — Какое дело?                — Тут… из твоей школы, из 9-Б… два мальчика познакомиться и подружиться с тобой хотят. Что скажешь?                Мишка обалдел. То ни одного друга за столько дней не встретил, а то сразу двое?                — А как это, мама, я их не знаю, а они мало того, что меня знают, так уже и дружить хотят? Не странно тебе? А ты их откуда знаешь? Почему к тебе, а не ко мне они пришли?                — Миша, они хорошие мальчики. Один из них —  сын очень доброй женщины. И это она, между прочим, за тебя просила, чтобы в школу эту устроить! Её весь город знает и уважает. Она плохого не посоветует.               
И хоть Миша не подал виду, внутри у него духовой оркестр отчаянно наяривал туш — наконец-то заканчивалось проклятое одиночество: «Наконец-то и у меня будут друзья, местные пацаны!»
  — Ладно, мама, — чуть сдвинув для вида брови, проговорил Мишка, — пусть приходят… послезавтра после уроков. Посмотрю на твоих «хороших мальчиков». Мать радостно улыбнулась.
                -------------------------------------
На встречу к Мишке Сайтоеву Глеб с Яном шли, как на экзамен по математике.                Как объяснить, что научиться драться им позарез, ну вот, как воздух, сейчас необходимо? Как уговорить его тратить на них время? А если откажет, да ещё и посмеётся над ними. Во стыдоба будет.                — Мы же его совершенно не знаем, — канючил Ян, — а может он болтун. Прикидываешь, если разнесёт по всей школе.  Нам тогда хоть из города тикать.                — Не разнесёт. А мы его предупредим, что если каркнет…                — То что? Соли ты ему на хвост насыпешь? Если он один четырёх уделал, то нас двоих вообще одной левой.                — Ну, да… О, есть у меня одна идея, — вдруг радостно встрепенулся Глеб, — а мы ему — баш на баш. Меня батя учил: «Когда приходишь с просьбой, не спеши сказать: «Дай». Гораздо лучше сначала сказать: «На», предложить что-то.                — И что же ты ему такого предложишь? — с большим сомнением в голосе спросил Ян.                — А вот услышишь. Как встретимся с ним, так и услышишь.               
Крохотный домик, где жили Сайтоевы, одиноко притулился в самом конце улицы у начала асфальтированной дороги, ведущей в пригород Кремня.                Ребята просочились в огороженный тыном дворик, подошли к входной двери и постучали. Тишина. Постучали еще раз. Тихо.                — Зря тащились, — разочарованно протянул Глеб, — а его и дома нету.             — Может ещё со школы не пришёл? — с надеждой спросил Ян. Спросил больше себя, чем друга.                И в это время до их слуха донеслись частые глухие удары и выкрики: «Кья! Кья! Кья!». —Ребята забежали за дом и у сарая увидели Мишку, с невероятной быстротой — руки-ноги-руки — колотившего доску, обтянутую в верхней половине кожей.                Глаза у друзей чуть не выскочили из орбит — такой космической мельницы они и представить себе не могли. Молча переглянулись. Хотели окликнуть Мишу, но что-то не позволяло им прервать этот каскад ударов и блоков, демонстрируемых не напоказ, а в процессе обычной тренировки.                Наконец, Мишка закончил и повернулся к ним:                — А, это вы, здорово! — первым поздоровался он.                — Здорово! — в разнобой ответили пацаны, поражённые тем, как спокойно он дышал. Как будто всё это время прохлаждался на лавочке, а не яростно колотил кожаную доску руками и ногами.                — Ну, ты даёшь! — не сдержал своего восторга Ян, — и где ж ты так?..                — Да дед у меня сенсэй был, царство ему небесное. — Ответил Миша.          — А кто такой сенсэй?                — Учитель, значит. Больше, чем учитель. Наставник во всём, расскажу как-нибудь. А вас как зовут?                — Меня — Ян, а это — Глеб. Мы с девятого «Б». — Ян протянул свою узкую ладонь, и Мишка крепко пожал её. Потом пожал и руку Глеба. Зависло молчание. Мишка выжидающе смотрел на друзей, как бы предлагая им начать разговор первыми. А те переглядывались, не зная с какого конца к нему подойти.                — Пошли в дом, я чай поставлю, — наконец разрядил молчание Мишка, вспомнив, что он здесь хозяин, и ребят угостить надо.                После чая, прошедшего в молчании, Глеб, наконец, начал разговор 
  — Миша, тут такое дело… А не хотел бы ты научиться лабать на гитаре? 
  Глаза Мишки полезли на лоб. Вот это предложение! И как раз в точку. Сколько раз он завистливо наблюдал, как собравшиеся вечером у костра в Смелом ребята и девчонки с восхищением выедали глазами и слушали только что вернувшегося из армии местного гитариста Витьку Семененко, хрипловатым, под Высоцкого, голосом заливавшего поляну популярными «Червоной рутой», «Синий синий иней…», «Есть только миг между прошлым и будущим». И даже —“Yesterday” знаменитых Битлов,                на самом почти настоящем английском языке (когда только и выучить успел — в их школе учили французский).                Глядя на ежедневный триумф Витьки и его неизменную популярность у сверстников, Мишка до чёртиков хотел научиться играть на гитаре. Но… ему казалось неудобным даже заговорить об этом с родными, а особенно с дедом. Засмеёт еще: где музыка, а где рукопашный бой.                Вот почему, услышав столь неожиданное и щедрое предложение, он, не смог скрыть радостного удивления, блеснувшего в его глазах и нарисовавшего на его лице хоть и сдержанную, но такую редкую в обычной жизни улыбку.                — Я… а как это, а если не получится? — неожиданно стушевавшись, пробормотал Мишка
 — Да запросто! — вспыхнул Глеб. — Айда к нам на голубятню. Там у меня «Кремона» испанская — классная балалайка. Я тебя и научу. Вообще, без проблем, —  Глеб аж захлёбывался от радости. — На первых порах — на моей станешь учиться. Я тебе её и домой давать буду. Не жалко. А со временем найдём и тебе гитарку, чтоб каждый день тренироваться мог. Тут, Миша, важно, чтобы каждый день. Сначала, правда, кожа на пальцах слезет, струны-то железные. Больновато будет. А потом нарастёт.                — А ты какие песни можешь? — уже смелее спросил Мишка.                — Да любые, он любую может, — вмешался Ян, — ещё и сам сочиняет. Не хуже тех, что с эстрады поют.                — Сам сочиняешь?! — Мишка впился в Глеба таким восхищённым взором, как когда-то — в деда, когда тот в первый раз замолотил по макиваре, руками и ногами.                — Ну, есть такое, — смущённо отозвался Глеб. — Так что, погнали?                И уже через полчаса, устроившись на диванчике, Глеб выдавал, стараясь, как на прослушивании в Большой театр: «Прощай, с пустых вокзалов поезда уходят в дальнние края…», а Ян тихонько подпевал ему в припеве.  Они краем глаза наблюдали, как загорелись от восторга Мишкины глаза, а губы беззвучно повторяли за ними слова песни.                Затем Глеб в течение часа показывал Мишке «маленькую звёздочку», «большую звёздочку», «барэ», «лесенку» и обратную «лесенку» — все пять аккордов своей семиструнки, из которых и состояли почти все его песни.  Показал и два вида боя по струнам: «восьмёрку» и «переборы».                И хоть Мишка довольно быстро схватывал то, чему его учили, на первый раз Глеб дал ему задание отрепетировать только первые три аккорда.                — Но только чтобы реально выучил, как автомат, с закрытыми глазами и вразброс на всех ладах восьмёрочкой. — Неожиданно строго произнёс он, протягивая гитару своему первому ученику.                — Сделаю, Глеб, — таким же серьёзным тоном ответил Мишка, бережно принимая от него инструмент, — а у вас тут уютно, — оглядев небольшое помещение и кивнув в сторону комнаты с голубями, похвалил он. — Ну что, я пошёл? Завтра во сколько?                Ян вопросительно взглянул на Глеба, мол, а как же наша просьба? Но тот лишь глазами дал понять: «Не сейчас».                — Давай завтра в четыре. Дорогу сюда найдёшь?                — Да не вопрос. Что ж тут находить, — улыбнулся Миша и, подхватив гитару, сбежал по лесенке вниз.                И когда они остались вдвоём, Глеб пояснил:                — Смотри, как классно всё выходит. Не мы, попрошайками к нему припёрлись, а просто нормально познакомились и даже с пользой для него. А это, поверь, уже половина успеха. Нашего успеха. Ну а завтра, когда он к нам придёт, и мы ему свою беду выложим. Понял?               
В это время Миша вприпрыжку спешил к себе домой: «Вот это да! Сразу видно, что правильные пацаны. Не болтуны. В гостях — с уважением. Да еще и на гитаре… неужели и я смогу так же классно играть? Конечно, смогу. А всё-таки… почему они со мной задружиться решили? Хм… Как три мушкетёра? Они, конечно, не пожалеют, но? Ладно, посмотрим. А вот то, что скучно мне с ними не будет — это уж точно».

                Продолжение в Главе 6.                -------------------------------------------------